– Ты представляешь, какой у нас будет успех! Дети в зале будут визжать от восторга. Это будет спектакль на двоих. У тебя главная роль, старик, поздравляю! А я буду на подхвате, на подлёте, так сказать. Теперь, когда ты подрос и превратился из желторотого птенца в селезня, ты можешь сделать эту роль.

Не всем же становиться прекрасными лебедями. Нам не нужна сказка. Нам нужна реальная история. Это будет по сути своей документальный спектакль с вкраплениями Ганса Христиана, твоего тёзки. Чего ты притих? Много незнакомых слов, понимаю. Но ведь надо с чего-то начинать? Гусь у Чехова в цирке работал! Чем ты хуже? Это несложно. Первый шаг на сцену самый трудный. А потом – как по маслу. Ну, давай. Когда я скажу: «наконец яичные скорлупки затрещали», ты радостно запищишь. Главное, не смотри в этот момент на меня. Смотри туда, где зрители. Они там, где окно. Видишь, где листья на ветках качаются. Сделаем первую пробу. Эх, ну что ты натворил! Мы же репетируем, а ты. Метаболизм ходячий. Я ничего не видел, ты ничего не делал. Не обращаем на это внимания. Поехали! «Наконец яичные скорлупки затрещали». Ну! Молодец, умница, да, можно ещё смелее, ещё громче. Это самое начало спектакля, нам нужно ввести зрителя в историю, поэтому и надо чуть громче, чуть смелее. Давай закрепим успех!

– Привет! Есть работа на вечер. Свободен?

– Привет! Что за работа?

– В ТЦ «Беляево» открывают рестик «Красна утка». Работы на два часа. Ростовая кукла – Утка. Не особо жаркая вроде, с прорезями. Ставка – 2К. Норм?

– Норм. Но мне не с кем оставить Андерсена.

– Это ещё кто?

– Тоже утка. Селезень. Я с ним репетирую новый спектакль.

– Зоофил, что ли?

– Нет, режиссёр. Начинающий. Это будет спектакль-коллаж. Соединение реальной жизни и сказки. Я нашёл его ещё утёнком в руинах. Выкормил, вырастил, приручил. Я смогу сегодня вечером. С собой его возьму. Какие явки-пароли?

В ответ – молчание.

Мы снова съехались с Леной. Ей негде было жить, и она попросилась ко мне. Её кошка месяц назад умерла от рака. Лена была в таком отчаянии, что даже не спросила меня, живу ли я до сих пор с уткой. Она так называла Андерсена. Всегда. Сколько бы я её ни поправлял. К тому времени Андерсена со мной уже не было. Ему стало тесно в квартире, в нашей репетиционной комнате, и я отдал его в «Птицеводство» на ВДНХ. Когда расставались с Леной, а мы много раз расставались и всегда плохо, я ни разу не расстраивался. Хотя она говорила очень обидные вещи. А там, в «Птицеводстве», не сдержался. Плач у меня, как писк. Странный. Хотя я взрослый мужик. Прости меня, Андерсен. Загон из Шишкина стоит нетронутым. Как память. Я ни перед кем в жизни не извинялся. Только перед тобой. Лену я не люблю. Я приютил её у себя на время. Спас. Из жалости. Но скоро это всё кончится. Вчера она сказала, что я занимаюсь шутовством, а сегодня приготовила на обед утку с черносливом. Она ничего не понимает в жизни, Андерсен, ничего. Уточка-вострохвосточка вывострохвостила своих вострохвостят. Уточка-вострохвосточка вывострохвостила… Скороговорю, наращиваю темп. Надо держать себя в форме, надо держаться. Скоро новый сезон.

Я не помню, чтобы я когда-то

думал о мечте так долго и подробно, как сейчас.

Я не помню, чтобы я когда-то

не делал что-то в срок.

И этот текст мне хотелось написать

раньше дедлайна.

Но он родился сегодня,

когда я оставил Москву на каких-то четыре дня

и приехал в родной Екатеринбург.

В город, где все мечты берут своё начало

(и свой конец).

Пять лет назад, окончив театральный институт

с красным дипломом (неважная,

но тогда важная деталь),

я приехал «покорять столицу».

Первым делом поехал на «Мосфильм»

и встал в актёрскую базу.

Сделал портфолио у крутого фотографа,

приехавшего недавно из Америки.

Я был уверен, что завтра мой телефон

будут обрывать

агенты, продюсеры, кастинг-директора.

Вот какой я красавЕц.

Берите, хватайте, налетайте.

Сыграть, станцевать, спеть.

Всё могу!

Уральский самородок-золото!

Правая рука подписывала воображаемый контракт.

В левой – двойной эспрессо со сливками

(его принесла ассистент по актёрам,

симпатичная блондинка с каре).

Впереди многочасовая смена.

Надо беречь силы, слова и эмоции.

Я благодарю ассистентку небрежным кивком головы.

Делаю вид, что повторяю сценарий.

Скоро в кадр.

Камера!

Мотор!

Начали!

Но назавтра не было ни одного звонка.

Я подождал неделю, другую.

Глухо.

По три раза на дню звонил родителям.

Слёзы подкатывали, но я держался молодцом.

Я не мог дать слабины.

Я говорил, что всё зачудительно.

Что всё очуденно.

Открыть истинное положение вещей я решился

только своему педагогу:

– Хочувернуться-мнездесьплохо-одиноко-

– здесьбезсвязейникак…

– Ты всего неделю в Москве!

– Немогунемогунемогу…гугугугу (неразборчиво).

– К тебе кто-то приставал?

Моя истерика резко обрывается.

И я абсолютно спокойно и твёрдо ей отвечаю:

– Нет… и не пристанет…

С тех пор прошло больше пяти лет.

Я редко бываю дома.

Эти вылазки всегда кратковременные.

Вот как сейчас – всего какие-то четыре дня.

В Екатеринбурге я не думаю о дедлайнах.

За эти четыре дня происходит самое важное.

Я сижу в кабинете моего деда.

Достаю из ящика стола запылённую аудиокассету.

Подкручиваю ручкой ленту.

На кассете написано фломастером:

«Дениска, 4 года».

Вставляю кассету в приёмник (чудом не выбросили).

Сначала громкое шипение.

А потом, как будто издалека, прорезается диалог:

молодой и звонкий (как мне кажется) голос деда

и лепетание ребёнка.

Я не узнаю себя.

Это не я.

– Дениска, ну давай спой нам!

К деду присоединяются ещё голоса

(шумно, весело, неразборчиво).

– Фто спеть?

– Что хочешь, давай!

– Просим, просим!

Аплодисменты (жидкие, от силы зрителя три,

не больше,

но плёнка плюсует).

– Люба уфпенска кабряалет

Запись прерывается.

Грубая стыковка.

Затем снова оживает.

И детский голос поёт (ну как поёт):

– А я сяду в кабряалет

И уеду куда-нипуть

Если фпомниф

Меня забууууудь

Если вспомнишь.

Вспомнил…

Остановил кассету.

В это время в кабинет заходит дед.

– Поехали в сад, – говорит.

И мы едем в сад.

Бабуля осталась дома (устала, давление).

Деду – 83 года.

Он водит машину.

Аккуратно-медленно-очень медленно —

не нарушая правил.

Не обращая внимания

на мат и клаксоны подгоняющих водителей.

От дома до сада 15 минут езды.

Мы едем добрых сорок.

И успеваем прослушать весь альбом

Любы Успенской.

– Если вспомнишь, меня забудь,

А вернёшься, меня здесь нет, —

Поёт наше святое трио —

Я, Люба и дед.

Жаль, что в дедовском «Лансере»

нет окошка на крыше.

– А я сяду в кабриолет… (проигрыш соло

саксофона)

Мы приедем с дедом на дачу

и будем подвязывать старую яблоню.

Ветка не выдержала урожая.