— Или что? Ты свистнешь своему папочке и попросишь его бросить меня в расщелину?

И хотя я не верю в то, что имею отношение к змеям, я задираю подбородок и выдаю:

— Я свистну своему брату-змею и заставлю его утащить твою задницу прочь.

Он улыбается, просовывает ногу в дверь и приподнимает сумку. А затем широко её раскрывает, чтобы я смогла засунуть туда птицу.

— Ты же не думаешь, что я наполовину змей?

— Нет, не думаю.

— Значит, человек?

Он вздыхает.

— Надеюсь, что нет. Жизнь без тебя не будет такой же увлекательной.

— Потому что тогда твои дни разграбления хранилищ слишком скоро закончатся?

Его глаза сверкают, как у той статуи, которую мне удалось запихнуть в сумку.

— Точно.

Он надевает лямки сумки на плечи, после чего широко раскрывает дверь и придерживает её для меня.

— Воровать гораздо увлекательнее вдвоём.

Я почти говорю ему, что мне надо собрать ещё четырёх воронов, но прикусываю язык. Я и так уже его впутала, и хотя его заострённые уши подтверждают то, что он чистокровный фейри, даже им можно нанести телесные повреждения. А я не смогла бы жить с мыслью о том, что с ним что-то случилось из-за моего желания сидеть на троне рядом с Данте.

— Не могу поверить, что ты был готов отрубить мне руку, — говорю я ему, в то время как наши шаги стучат по полированным полам его нелепого особняка.

— Не напоминай.

Он морщит свой орлиный нос, обхватывает меня рукой за плечи и прижимает к себе.

— Но я бы это сделал, потому что ты безумно мне дорога, Фэллон Росси, кем бы ты, чёрт возьми, ни была.

Так кто же я, чёрт возьми?

ГЛАВА 23

Когда мы подходим к контрольно-пропускному пункту между Тарекуори и Тарелексо, Фибус плотнее прижимает руку к сумке, чтобы скрыть то, что находится внутри неё. Мы положили объёмное платье поверх ворона и расположили мои ботинки вдоль его крыльев, чтобы замаскировать их странную форму, и всё же пот проступает у меня на лбу и начинает стекать по шее.

Если бы я пересекала мост в одиночку, да ещё вместе с тяжелой сумкой, набитой красивыми одеждами, меня бы остановили и обыскали. А вот Фибус, вероятно, проскользнет мимо стражников, как рыба по воде.

По крайней мере, я на это надеюсь.

Он склоняется губами к моему уху.

— Фэллон, я, конечно, признался тебе, что не стал бы раздумывать и отрубил бы тебе руку, если бы ты была отравлена, но я буду очень тебе благодарен, если ты не станешь отрывать за это мою руку.

— Что?

— Ослабь хватку, Капелька.

Он кивает на мою руку, которой я сжимаю закатанный рукав его туники.

Я разжимаю кулак, широко растопырив пальцы.

— Прости.

— Я бы хотел пригласить ещё одного мужчину в нашу постель сегодня вечером. У тебя есть кто-нибудь на примете, моя сладкая?

Я растеряно моргаю, глядя на своего друга, но потом замечаю блеск в его глазах.

Тот же самый стражник преграждает нам путь, взгляд его серых глаз перемещается на сумку.

— Похоже, обед был недолгим.

Несмотря на то, что я взяла Фибуса под руку, окровавленная повязка на моей покалеченной руке всё равно выглядывает.

— И жёстким.

Фибус улыбается мужчине натянутой улыбкой.

— Вы теперь следите за нами?

— Это часть моей работы.

Глаза стражника проходятся по кожаной сумке, ткань которой выпирает во все стороны.

— Раз уж вам положено всё знать, то сообщаю, что вся моя семья, как выяснилось, уехала в Тареспагию и забыла проинформировать меня об этом, поэтому вместо обеда я повёл свою девушку по магазинам, и она поцарапалась о ржавый крюк… Хм-м.

Фибус окидывает мужчину взглядом, начиная с его позолоченного стоячего воротничка и заканчивая отполированными ботинками.

— Не желаете ли присоединиться к нам сегодня вечером? Мы ищем ещё один член, чтобы добавить перчинки.

Внимание стражника перемещается на нашу объёмную сумку, и краска заливает его подбородок.

— Я не… я…

Он качает головой, словно пытается отогнать от себя жар, которым она наполнилась.

— Проходите уже.

Фибус усмехается, глядя на его замешательство, после чего подмигивает ему и тащит меня за собой.

Не думаю, что я сделала хоть один вдох с тех пор, как стражник преградил нам путь.

Фибус, видимо, тоже это понял, потому что тихо бормочет:

— Глубокий вдох, Фэл.

Мои губы раскрываются, но я глотаю ртом воздух.

— Без обид, но вор из тебя ужасный.

Я толкаю его локтем.

— У меня не острые уши.

— Верно, а вот язык — вполне может быть. Тебе следует его использовать. И не только для того, чтобы облизывать грудь Данте.

Я не могу сдержать прерывистый смех, который вырывается из моего рта, и напряжение наконец-то спадает с моих плеч.

Мы перешли на другую сторону.

Мы действительно это сделали.

Когда мы начинаем подниматься по лестнице в мою спальню, Фибус предлагает мне найти способ добраться до Ракса, чтобы немедленно переплавить ворона. Я прошу его помолчать, приставив указательный палец к своим губам и качая головой.

Бабушки нет дома, но мама здесь. Она почти уснула в своём кресле, её голова и шея покоятся на тонкой подушке, которой не было, когда я уходила. Наверное, бабушка заходила к ней и потом ушла.

Я рада отсутствию бабушки. Так у меня будет время обработать руку и решить, что делать с награбленным.

— Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти.

Фибус кидает мне золотую монету, которая начинает вращаться в воздухе, летя ко мне. Я складываю ладони вместе и ловлю её.

— И не надо мне её возвращать.

Он направляется к двери, но затем переводит внимание на мои ноги.

— Мерда, мы забыли о сапожнике.

— Никаких сапожников. Ты и так слишком много сделал. А что касается монеты…

Он затыкает уши, когда я настаиваю на том, чтобы вернуть ему её, а затем посылает мне воздушный поцелуй и уходит.

Когда закрывается входная дверь, от чего начинают дрожать стены, покрытые фресками, я направляюсь в ванную комнату, чтобы смыть засохшую кровь с руки чистой водой из ведра, которое мы набираем каждый день. Я быстро сменяю повязку на ране на бинт, который я нашла в плетеной корзине, где мы храним мази и масла из целебных трав, после чего бегу назад в свою комнату и закрываю дверь.

Сумка стоит на моей кровати и голубое платье разливается из неё пенными волнами. Я подкрадываюсь ближе, снимаю платье с ворона, который мерцает, словно блестящая приманка в тёмных глубинах сумки. Стараясь не касаться его клюва и когтей, я хватаю птицу за крылья и вытаскиваю наружу, после чего ставлю на полинявшее покрывало в цветочек и начинаю рассматривать его сильное тело, широкий размах крыльев и правый коготь, который отливает медью в том месте, где моя кровь запачкала железо.

— Один есть. Ещё четыре.

Я закусываю губу и провожу кончиком пальца по изящным бороздкам, по взъерошенной шее и идеальной форме головы. Я обвожу его глаз и замечаю чёрную точку, которую добавил художник к драгоценному камню цвета цитрина, чтобы создать иллюзию зрачка.

— Каким образом эта статуя и её копии могут посадить принца на трон? — размышляю я вслух, нежно проведя пальцем по округлой груди ворона.

Я застываю, когда лёгкая вибрация начинает покалывать мою кожу. Тысяча королей, что это такое?.. Я отдёргиваю руку и делаю шаг назад. Сердце впечатывается в мой позвоночник, который застыл сейчас точно так же, как и крылья этого ворона.

Неужели это был пульс?

Невозможно.

Я фыркаю, поразившись своей глупости, и мой мозг начинает искать объяснения этой пульсации. Одна теория сменяет другую: скорее всего, что-то замуровано в этой статуэтке. Оружие или механические часы или что-то… магическое.

Я снова подхожу к нему, хватаю его за крылья и переворачиваю на живот, после чего осматриваю спину в поисках тоненькой прорези или крошечной защелки. Ничего. Я наклоняюсь, решив заглянуть ему между лап, и мой пульс начинает бешено колотиться, когда я замечаю небольшую впадину. Я вставляю в неё палец, а затем резко его отдергиваю, ожидая, что статуэтка взорвётся.