Только убедившись, что Лихаэль воистину исчез, а не затаился где-то в ближайших кустах, законник отпустил аккуратно парализованных детишек. Разумеется, только затем, чтобы выслушать водопад упреков. Как же так! Им не дали достойно ответить ничтожной человечке на оскорбления, унизить ее, смыть обиду кровью обидчицы!

– Я не буду вести речей о разумности вашего поступка, пусть о том вам поведают родители. Скажу лишь, что пробудились вы от бесконечного сна под властью древних заклятий, опутавших сие место, лишь потому, что «ничтожная человечка» помогла первопредку – указала, где таятся скрытые опоры старинного плетения. Забытый ритуал связал их узами родства. Потому, дети, не спешите играть в обиды, дабы пробужденный предок не изволил выказать вам свое неудовольствие. Мы мало помним о его прежних деяниях, и сложно судить, какая доля из наших древних легенд достоверна, но ясно одно: ОН могущественен и опасен, и поступки его в рамки наших законов и правил не вписываются. Он сам себе закон и правило.

Ася ни процесса, ни плодов воспитательной работы не застала. Она буквально бегом неслась за Лихаэлем, вцепившимся в ее запястье как клещ. И самым обидным было то, что сама она успела основательно запыхаться и начать спотыкаться, а этот рыжий, красный, закатный, пестрый эльф цвел аки роза и был совершенно свеж. Будто сидел в кресле, а не несся по тропе. Вернее, это она неслась, спотыкаясь, а он скользил, словно летел над травой. «Р-р-р-родственничек нежданный, нечаянный, окаянный!»

Когда Лихо (пока двуглазое, но такими темпами ей-богу ненадолго) остановился, Ася едва удержалась от искушения шлепнуться на траву и замереть на ней, раскинув конечности в позе морской звезды. Если бы не слишком темный – какой-то подозрительный! – цвет травы, точно бы упала. А так ничего, лишь, запаленно дыша, выпалила:

– Ты куда меня притащил?

– Еще не знаю, – беспечно ответил потенциальный самоубийца. – Я попросил Лес привести туда, где его что-то беспокоит.

– И?

– А теперь ты скажешь мне, есть ли здесь ощущение щекотки, – широко улыбнулся Лихо.

– Чешется только рука, жаждущая дать тебе по шее, фантазер, – буркнула Ася и, передернув плечами, дополнила: – Ничего не чешется так, как там, мне просто здесь не нравится. Очень. Вроде и нормально все, а все равно как-то не так, будто на начало ужастика попала.

– О-о-о… – кажется, в глазах Лихаэля включился прожектор.

Он, может, и не понимал дословно речей своей свежеиспеченной родственницы, но смысл их, благодаря ритуалу, распознавал безупречно. И оглядываться по сторонам экзотический спутник Аси стал более внимательно, пытаясь первым обнаружить жутко интересную бяку. Увы, бяка на молчаливый призыв любителя экстрима отзываться и являться не спешила. То ли игнорировала Лихаэля, то ли имела личный график визитов и нарушать его даже ради такого умопомрачительного красавчика не собиралась.

Лихо недовольно скривил рот, потом пожал плечами и присел прямо на траву. Похлопал рядом, призывая Асю последовать своему примеру.

– Зачем? – спросила девушка.

– Лес говорит, оно происходит в сумерках и ночью.

– Точно ужастик, – передернула плечами Ася. – И тебе приспичило сыграть в нем главного героя. Только я не уверена, что тут предусмотрен обязательный хэппи-энд для всех.

– Ты под моей защитой, – упрекнул человечку в недоверии Лихо и обосновал с вопиющим эгоизмом причину такого «великодушного порыва»: – Мы с тобой только начали развлекаться.

Четко понимая, что утащить упрямца со зловещей поляны у нее не выйдет, Ася издала душераздирающий вздох, сделавший бы честь любому мастеру-привидению, и села-таки на траву рядом с Лихаэлем. Даже без скандала.

Пусть знакомы они были лишь несколько часов, но почему-то Ася понимала яснее ясного, что именно собой представляет этот легкомысленный на вид красавчик с волосами оттенка полыхающего заката. Может, так странный ритуал подневольного родства сказался? Истерику ее от попадания неизвестно куда и во что снял, добавил каких-то подсознательных знаний и чуток здорового пофигизма с нездоровой жилкой авантюризма. Всего этого Ася за собой не замечала, или замечала не столь ярко, как сейчас. С другой стороны, биться в припадке из-за чуждого окружения и неясных перспектив не тянуло, и то хлеб. За это Лихо и спасибо сказать можно, как-нибудь потом или мысленно. В панике бы она неизвестно что могла натворить и во что вляпаться.

Чтобы скоротать время до вечера, Ася поерзала на травке и спросила в лоб:

– А ты вообще кто? Тоже эльф, как все вокруг?

– Не похож? – хулигански прищурил глаз Лихо.

– Есть что-то общее: уши острые, разрез глаз; но все равно не похож, – прикинув так и эдак, выдала свою точку зрения Ася. – Структура лица другая.

– Мои сородичи стояли у истоков зарождения многих дивных рас. Мы сами выбирали, как желаем выглядеть, по каким законам жить, вернее, мы сами были правилом и законом для потомков. Мы были здесь до того, как боги стали покровительствовать тогда молодым перворожденным расам. Над нами не было богов. В разных мирах нас именовали по-разному. Здесь просто предтечами или первопредками, где-то древнейшими, но зачастую наши прозвания были столь мудрены, что их мы не старались даже запоминать.

– А предтечи ничего так, стильно, – одобрила землянка в стиле анекдота «наша лучше!». – Космической оперой, правда, отдает. Но это мои личные ассоциации. Ты мне еще вот что скажи – где-нибудь в лесу твои спящие родственники имеются?

– Я не чувствую никого, за исключением тебя, на многие миры окрест.

– Все перемерли или далеко ушли? – продолжила уточнять собеседница, прощупывая почву вероятных неприятностей.

– Не ведаю, – с совершеннейшим равнодушием к судьбе сородичей поведал Лихаэль. И в ответ на откровенное непонимание своей позиции чуть расширил рамки пояснения: – Мы были и есть слишком разные, иначе не дали бы начала стольким расам, отличным по образу мыслей, нравам, желаниям. Мы невообразимо разнились даже внешне. Потому, вероятно, мы едва могли терпеть друг друга и не испытывали желания общаться. Возможно, мы начали творить иные живые создания только затем, что желали компании отличной от своих сородичей.

– Странная мотивация, – почесала лоб Ася. – Ну ладно, я поняла. Ты своих родственничков тысячи лет не видал и еще столько же рад не встречаться.

– Воистину, – согласился Лихо, задумчиво присовокупив: – И тебе того не советую, если здравие душевное и телесное сохранить желаешь.

– Да я с тобой одним рехнусь, без дополнительной нагрузки из стаи незнакомых товарищей, – фыркнула Ася и поежилась. – Что-то холодает, а?

– Нет, – улыбнулся с каким-то предвкушением Лихаэль и уставился в самое темное сплетение ветвей на краю северной части поляны.

Там Ася, последовавшая его примеру, поначалу ничего, за исключением темных веток, разглядеть не смогла. Поначалу.

А потом наметился бледный полупрозрачный контур чего-то колышущегося, словно занавеска под ветерком. Следом проступили контуры фигуры. Тоже прозрачные. Вот только пол ее определению не поддавался. Длинные волосы, как успела наглядно убедиться Ася, тут и мужчины носили. Вряд ли здешние остроухие женщины в пику сильному полу щеголяли с короткой стрижкой или полировали лысины.

Пока она приглядывалась, колышущееся нечто отделилось от деревьев и кустиков и неспешно полетело, пересекая полянку. Стало еще холоднее, к ощутимому понижению температуры, заставившему Асю инстинктивно прижаться к теплому, почти горячему Лихаэлю, добавился заунывный аккомпанемент – стоны и вздохи на одной, тошнотворной до зубовного скрежета ноте – родственнице циркулярной пилы:

– Где ты, возлюбленный? Почему ты покинул меня? Почему предал? Почему-у-у-у-о-о-у-у?

От этого концерта проняло даже Лихаэля. Причем до такой степени, что он как-то хитро переплел пальцы левой руки и разом оборвал все звуки. Призрак по-прежнему по беспорядочной траектории, будто слямзенной у лекала, скрещенного с петлей Мёбиуса, летал туда-сюда по полянке, вымораживая окрестности, но разевал рот беззвучно.