… но на всякий случай я глянул на часы и поторопился. Чёрт его знает… но если верить часам, в душе я провёл более получаса, хотя кажется, едва успел ополоснуться.

Поездка в «Отель д'Эстре[iii]» не запомнилась решительно никак.

Вот я закрыл дверь квартиры и…

… вот я уже в кабинете Александра Фёдоровича, остальное выпало из моей памяти напрочь!

Осознаю себя стоящим перед премьером, и кажется, уже давненько. Помнится, в кабинет заглядывали какие-то люди…

… но кто, зачем? Позлорадствовать, наверное. Поглядеть на разнос.

« — Стресс», — вяло думаю я, глядя на то, как Александр Фёдорович беззвучно открывает рот, багровея лицом и показывая мне какие-то бумаги. Понимаю, что он не шутку разъярён, но безразличие, чёрт его побрал, полнейшее…

« — Пыжовский организм и так-то не железный, — некстати припоминается мне, — вот и аукнулось!»

Полезли в голову многочисленные случаи, когда раньше… ну, до слияния, я мог слечь с жуткой мигренью, просто накрутив себя, что, дескать, дворник со мной поздоровался как-то особенно неуважительно.

А потом болеть некогда и нельзя… Наверное, получилось у меня, как у фронтовиков, ночующих в сырых окопах без единого чиха, а потом, при попадании с нормальные условия, слегающих от малейшего сквозняка.

До поры организм может отыскать ресурсы, а потом всё… Вот наверное, у меня это «всё» и наступило. Чёрт, как не вовремя!

— Чертыхаетесь ещё? — взвился Керенский.

— Я что, вслух? — удивляюсь искренне, — Простите ради Бога, Александр Фёдорович!

Немного отпустило... мир снова стал цельным, хотя и несколько кадрированным, расплывчатым. Чёрт… как это всё не вовремя!

— А сейчас, когда все услышали вас в гневе… — я непроизвольно потёр слипающиеся глаза, — пожалуйста, выслушайте меня!

Глаза премьера округлились, и он снова начал вставать из-за стола, вцепившись в столешницу.

— Пять минут! — безучастно говорю я, выставляя вперёд растопыренную пятерню, — Ради Бога, выслушайте меня!

На эмоции нет никаких сил, осталось только чувство долга, да фамильное Пыжовское упрямство.

— Обмен царских долгов на территории бывшей Российской Империи неправомочен и неравноценен…

— Знаю, — бесцеремонно перебиваю его, и, подвинув стул, ближе к столу премьера, усаживаюсь напротив. Керенский, выдохнув с силой, сдержался, и, вглядевшись в мои глаза, спросил с внезапной опаской:

— Быть может, вызвать врача, Алексей Юрьевич?

— Потом… всё потом! — отметаю предложение, — Выслушайте, хорошо?

— Здесь… — достав толстую тетрадь, протягиваю премьеру, — вначале тезисно, а далее развёрнуто — что, как и почему. Размышления. Предложения и… прочее.

Мысли в голове снова стали путаться, и я стал говорить рублёными фразами, экономя время и силы.

— Обмен долгов на территории — неравномерен и неправомерен, — повторяю его слова, — Всё так! Но это позволит получить помощь союзников здесь и сейчас, да не растянутую во времени, не в виде обещаний! Быстро! Много! Вовремя…

— Далее… — собираюсь с мыслями и продолжаю, — Отпуская национальные окраины, мы отнимаем у большевиков значительную, если не значительнейшую, часть их союзников! Более того, мы раскалываем их лагерь, прежде единый, на фракции. Не секрет, что некоторые большевики и социалисты, примкнувшие к ним, считают этот союз скорее вынужденной мерой.

— Они… — пожимаю плечами и машинально делаю глоток из невесть откуда взявшегося стакана с шустовским коньяком, — Пусть не все, но многие из них вступили в союз с Лениным прежде всего для того, чтобы добиться независимости для своих земель! Союз с большевиками они видят прежде всего средством для этого, не более. Хотя, разумеется, мировоззрения у них вполне социалистические! Различия, по крайней мере, наиболее значимые для нас, кроются в национальном или интернациональном подходе при построении общества.

— Так… — протянул Керенский, откидываясь на спинку стула, — Прибалтика и Кавказ, полагаю… не ново. Да вы продолжайте, Алексей Юрьевич, продолжайте! Это всё вещи вполне очевидные, но полагаю, они являются преамбулой к более весомым резонам.

— Обмен неравноценный, — благодарно кивнув, повторяю я, — но нам нужна помощь союзников! Здесь и сейчас! Нам нужно оторвать от большевиков сильнейшие кавказские землячества, латышские и прочие. Сейчас, Александр Фёдорович! Резко! Разом!

— Хм… — вскочив, премьер заходил по кабинету, — Так, так… Это уже не безынтересно! А почему к Извольскому-то пошли, Алексей Юрьевич?

Он требовательно уставился на меня.

— Репутация, — отвечаю коротко, снова вцепляясь в стакан.

— Простите? А! Переговоры за спиной Николая и заслуженная репутация франкофила! Спорно… хотя понимаю!

— Не принимаю, — поправился он, — но понимаю! Это… это авантюра какая-то!

— С другой стороны… — он пожевал губами, — по нынешним временам... Не вы первый, не вы последний! Удивительно только, что ваша зашла так далеко, что глава страны вынужден… вынужден участвовать в ней, отыгрывая написанную для него роль! Экий вы…

Проглотив явно не слишком лицеприятные слова, премьер прошёлся по кабинету, пытаясь придти в себя.

— Н-да, — усмехнулся Керенский, — снова усаживаясь на стул, — естественные реакции, так? Да-а… полагаю, отыграл я по Станиславскому!

Засмеявшись принуждённо, он стал почти симпатичным. Киваю осторожно, потому как мигрень, она вот… началась. Но надо договорить, потому что иначе выйдет так, что всё сделанное полетит к чёрту!

— Даниэль, несмотря ни на что — мой друг, но он прежде всего — француз, и потому не мог не поделиться полученной информацией, — поясняю его роль в этой пьесе, — Интересы страны, нации, для него — прежде всего.

— А я, — усмехаюсь криво, — русский!

Задумчивый взгляд Керенского и медленный кивок… будто премьер понял что-то важное обо мне.

— Сейчас… — потираю ноющие виски, — будет гонка! Извольский, чем бы он ни руководствовался, торопится — как привык, за спиной руководителя государства. А легитимность его, в глазах руководителей государств…

Не договорив, я развёл руками, и Керенский отчётливо скрипнул зубами. Он полноценный премьер, но…

… есть нюансы. Выборы, если можно их так назвать, проходили с нарушениями, что в общем-то немудрено в разваливающейся на части стране. Да и он, по факту, глава Временного Правительства, то бишь предполагается, что будут уже нормальные, полноценные, демократические выборы!

А пока его положение, равно как и положение Временного Правительства вообще, в глазах глав других государств, местами двусмысленное. Соответственно, господа дипломаты и политики принимают его (а также все предлагаемые им инициативы) ровно в той степени, в какой им выгодно!

Полезно какое-то предложение твоей стране? Господин Керенский — законно избранный глава государства.

Нет? К примеру — вопрос о не поставленном (хотя и уже оплаченном!) вооружении и компенсации за это — не считая, разумеется, возвращения полученных средств, и господин Керенский, в виду сугубо технических причин, не может такие вопросы поднимать.

Хорошей иллюстрацией европейского двоемыслия может послужить история с графом Игнатьевым, на счетах которого лежат 225 миллионов франков (золотом!) Деньги эти принадлежат России, а Игнатьев, руководящий размещением русских военных заказов во Франции, всего лишь «технический» владелец.

Вопросов к Игнатьеву много, и злые языки поговаривают, что на сторону большевиков господин генерал перешёл вовсе не из идеологических соображений. А принимая во внимание, что именно граф размещал и оплачивал во Франции российские военные заказы — те самые, которые французские промышленники не спешили исполнять…

… вопрос коррупционной составляющей представляется мне вполне резонным!

Перейдя на сторону большевиков, он, некоторым образом, выпал из международного законодательства. Законность Временного Правительства и без того… хм, пунктирная, так что военный представитель России во Франции, граф Игнатьев, своим поступком одним махом выбил из-под ног Керенского одну из опор и…