А позже, во время Советско-Польской войны тысяча девятьсот двадцатого, уже в чине майора воевал некоторое время на стороне Польши против бывшего сокамерника.
Притом (по словам французов, разумеется), несмотря на невысокий чин, в победе над войсками Советской России де Голль сыграл едва ли не решающую роль. Звучит… не очень убедительно, согласен.
Но толика истины, наверное, в таком утверждении всё ж таки есть: несмотря на невысокий чин, он пользуется репутацией опытного военного, отличного штабиста и блестящего теоретика военного дела. Во всяком случае, публикуется он, в том числе, и в зарубежной прессе. Или будет публиковаться?!
Слегка запутавшись в вехах несостоявшейся пока что истории, решаю всё-таки, что де Голль подождёт, а сперва нужно выручить Анну. Ориентацию свою, повторюсь, она не особо скрывает, но в тоже время в обществе известно, что она моя любовница, и для некоторых мужчин такое — вызов!
Перевоспитавшая лесбиянка… звучит, а? Объяснять всем и каждому, что она скорее любовница Валери, а мы с ней хотя и не чуждаемся совместных постельных радостей, но скорее (как ни странно это звучит) друзья, желания нет. Да собственно, и смысла.
— Дорогая… — слегка вскинув бровь, подхожу к Анне, — ты не представишь меня своему собеседнику?
— Да, разумеется! — очень искренне обрадовалась мне девушка, глазами обещая быть очень…
… ну просто ОЧЕНЬ благодарной.
— Барон Боде был очень настойчив в желании познакомить меня с местными особенностями, — прощебетала она с видом наивной маленькой девочки, которой дядя-педофил пообещал конфетку, если та пойдёт с ним в фургончик.
— Боде? — делаю вид, что приятно удивлён и перехожу на русский, но мой собеседник не понимает меня
— Ну что же вы, барон? Неужели вы забыли язык своей новой Родины?
— Это… другая ветвь, — нервно парировал мужчина и поспешил ретироваться.
— Эльзасский род, — объясняю девушке, — но после Французской Революции эмигрировали в Российскую Империю, сменив подданство. Сейчас это Колычевы-Боде, а этот месье, очевидно, из тех, кто любит половить рыбку в мутной воде. Странно, правда, что он представился именно что эльзасским бароном, местные-то в курсе должны быть…
— Впрочем, это их дела, — спохватился я, отставив экскурс в историю, — А ты как? Он не слишком досадил тебе?
Девушка отметила неопределённой гримаской и я мысленно вздохнул: согласное неписанным, но жёстко соблюдающимся правилам этикета, мне теперь предстоит каким-то образом показательно выпороть самозваного барона. А… ладно! Невелик труд, на самом-то деле.
Найдя Валери, начали фланировать по холлу уже втроём, иллюстрируя тем самым вкусный для обывателей пикантный скандальчик о нашей жизни втроём. Повторюсь, для Франции в этом нет ничего особенного, но некоторая демонстрация, и я бы даже сказал — вызов, не повредит. Факты такого рода всё равно рано или поздно раскапывают, и лучше уж так — на опережение.
Это даже не вызов французскому обществу, и не желание свести на нет возможный шантаж. Отчасти, разумеется, и это…
Но вообще, это сложная многоходовая игра, инициатором и идеологом которой стала Анна. В вещах такого рода девушка разбирается стократ лучше меня, и полагаю, сумеет выжать из скандала немалую пользу для себя и Валери.
А для меня это скорее момент политический, как бы странно это не звучало. Анна, умело играя на струнах эмоций, помогает показать меня перед потенциальными сторонниками во Франции бравым шевалье из заснеженной России. Этакий рыцарь — не без упрёка, но и без страха, вылепленный по эталонам века так осьмнадцатого (и да, я когда услышал это, слегка занервничал), и потому безмерно интересный.
С другой стороны этой медали — посыл для моих потенциальных сторонников из России, а это, напоминаю, преимущественно учащаяся молодёжь, студенчество, все те, кто ещё недалеко ушёл от этого возраста.
Дескать, смотрите, молодые граждане молодой России! Будьте такими же решительными и резкими, боритесь за Права и Свободы, и будет вам не только слава, но и любовь красивых женщин! Да-да, сразу нескольких!
Чёрт его знает, как это сработает… но как по мне, идея не лишена определённой привлекательности! С одной стороны — узкая, я бы даже сказал — очень узкая прослойка…
… с другой — они донельзя пассионарны, да и много ли надо для того, чтобы поднять страну на бунт, войну или поворот северных рек? Два-три процента энергичных людей хватит с лихвой!
— Алекс! — окликнул нас Жером, один из людей нашего Парижского пула[xi], с которым у нас сложились вполне приятельские отношения, — дамы…
Коротко представив нас своим собеседникам, Жером озвучил суть разговора.
— Шекспир… хм, — тру подбородок в задумчивости, собираясь с мыслями.
— Я, знаете ли, оксфордианец[xii], — улыбнулся месье Беккерель, салютуя мне бокалом и чуточки шутовски вздёргивая подбородок, будто делая вызов, — Полагаю, вы правоверный страфордтианец[xiii]?
— Хм… забавно, — оживился я, — но знаете ли, к подобным вещам не стоит относится слишком всерьёз!
Спор «Кто на самом деле писал Шекспировские пьесы» давний, и, на самом деле, необыкновенно интересный. Это своеобразный исторический детектив, растянувшийся на десятилетия, и затрагивающий ярчайших представителей того времени.
В моё время на эту тему было написано, наверное, десятки книг и сняты фильмы. Ну и здесь, занявшись букинистикой, я невольно освежил в памяти эти данные, и даже записывал их, хотя и тезисно, намереваясь несколько позже написать ряд статей и эссе.
Так что…
… я с удовольствием поделился со слушателями своими познаниями! Поскольку тема оксфордианства свежая, и я бы даже сказал— популярная, мои разглагольствования привлекли немало слушателей. А уж говорить, тем более на хорошо знакомые темы, я умею долго, вкусно и интересно!
— Не знал, что вы, Алекс, настолько хорошо владеете вопросом, — поражённо сказал профессор Паскаль, когда я наконец заткнулся.
— Хм… не сказал бы, что хорошо, — чуточку смутился я, не желая чужой славы, — Это скорее умозрительные рассуждения, этакий исторический детектив с многочисленными допущениями. Серьёзными исследованиями мои любительские изыскания никак не назовёшь!
— Вы не правы, Алекс, — решительно прервал меня месье Беккерель, — Простите… могу я вас так называть?
— Так вот, Алекс, — продолжил тот после обязательного в таких случаях перерыва на расшаркивание, — Профессор Паскаль…
Короткий, но уважительный поклон в его сторону.
— … безусловно прав! Хотя, разумеется, с точки зрения академической литературы это более чем спорно! Но как некий образчик того, как следует проводить литературоведческое исследование, не отбрасывая даже спорные факты и не боясь выдвигать интересные гипотезы, ваши изыскания заслуживают самого пристального внимания!
— Ну разве что с этой точки зрения, — согласился я, переглянувшись с девушками, — Как некий, хм… образчик.
Вечером, засыпая в тесных объятиях прижавшихся ко мне девушек, я подводил итоги уходящего дня.
« — Не идеально, но полагаю, экзамен я сдал! До Высшей Лиги мне ещё очень далеко, но полагаю, я достаточно громко заявил о себе, как о человеке, способном к самостоятельной Игре. Полагаю, теперь нужно чётче сформулировать все те тезисы, которые я накидывал журналистам, и сформулировать некое подобие политической платформы»
Не хочется… и ох как не хочется! Я, чёрт подери, хочу просто жить, и благодаря имеющимся у меня знаниям, могу устроиться весьма неплохо! Но кто, если не я?
В России миллионы прекраснодушных, умных, неравнодушных людей, способных здраво рассуждать и выдвигать интересные идеи, которые, как минимум в теории, могли бы принести пользу обществу. Полагаю, среди этих прекраснодушных людей есть сотни, тысячи тех, кто много умнее, много лучше меня!
Просто они, эти замечательные люди, рассуждают там, где давно пора — действовать!
[i] Медицинский каннибализм применялся в те годы достаточно широко. К примеру, в Германии вплоть до 1924 года крупные фармакологические компании вполне официально использовали «порошок мумий». Менее известно (мне попадалась эта информация раньше, но сейчас ссылок не нашёл, а я не считаю её настолько важной, чтобы тратить время на серьёзный поиск), что использовался не только порошок мумий, но и вполне «свежие» части тела — такие как жир, кровь и молотые кости.
