… и неожиданно:

— У меня там дед погиб.

Хмыкаю… а что, собственно, можно ответить на такое?

— На Малаховом кургане, — ностальгически вздыхает служащий, — в рукопашной схватке… Ладно, что там у вас?

Отдав служащему загодя написанный текст, поясняю зачем-то:

— Сёстрам!

— Да… — кивает тот, — Революция!

Ему, французу, всё ясно. Да и что тут говорить? Революция!

А меня внезапно догоняет запоздалая тоска, уже, казалось бы, давным-давно пережитая. Как там сёстры? Когда я был в Дании, справлялся по телеграфу, и всё у них было хорошо. А сейчас?

Как, случись вдруг что, я буду вытаскивать их из России? На что содержать? Не знаю… нет ответа.

« — А ведь поеду… — понял я с внезапной тоской, — случится что, так всё брошу и поеду. Дуры! Дурищи! Но свои дуры, родные и любимые. Так вот…»

По возвращению домой я договорился с дядюшкой Жаком об услугах его супруги на регулярной основе, и затеял мыться. Водопровод в доме есть, но вода идёт только холодная, и греть её надо отдельно, что не радует. Притом титана в мансарде, разумеется, нет, как нет, собственно и плиты.

Со старым примусом, позаимствованным у консьержа под символический залог, я изрядно намучался. Дело это не такое простое, как казалось при наблюдении за слугами. Основательно пропахнув керосином, я всё ж таки разобрался с этим технологически сложным устройством, и вытащив из-под кровати жестяное корыто, начисто его протёр.

Мыться, сидя посреди комнаты в корыте, поливая себя из кувшина и стараясь не слишком сильно плескать на пол, удовольствие ниже среднего. Вода под задницей грязная, стынет моментально, да и привычки к такому мытью у меня нет.

Но отскрёбся. Отмыл с себя дорожную пыль, пот, угольную копоть из паровозной топки и запахи чужих людей.

Время ещё относительно раннее, но раз уж тянет в сон, то нечего противиться такому желанию. Расстелив бельё, попытался было уснуть, но кровать так отчаянно скрипела и раскачивалась, что я плюнул на всё, и стащил матрас на пол.

Помянув Эку недобрым словом, я признал, что получил хороший урок. Вот поди ж ты! Вроде и битый жизнью, и с мошенниками на Сухаревке сталкивался, а оплошал.

Наверное, встреча с матушкой и тяжёлый переезд выбили меня из колеи, но всё же, всё же… Впрочем, невелика цена и хорошая прививка от куда более серьёзных неприятностей. Буду помнить, что в Париже подобных особ предостаточно, и есть куда как более хваткие!

Несмотря на усталость и закрывающиеся глаза, сон не шёл. Слишком много впечатлений, событий и…

… ошибок.

Немного больно от того, что встреча с мамой прошла так неловко и скомкано. Думалось, всё будет как-то… не так. Иначе.

Но с другой стороны, её жизнь в поместье кузины оказалась не такой серой и беспросветной, как я себе напридумывал. Так… жизнь как жизнь, не самая скверная. Обычная.

Тётушка Магда несколько старше, и судя по тому, что я увидел, дама она властная, но без склонности к тиранству и самодурству. Маменька же, напротив, всегда была несколько… травоядной. А потом ещё был папенька, здорово проехавшийся по её самооценке, да и кажется — психике…

С кузиной мама дружит с детства, они давным-давно притёрлись друг к другу, и судя по всему, никаких неудобств в таких отношениях не находят. Это пусть несколько покровительственная, но всё ж таки искренняя дружба и родственная приязнь.

Роли ведомой и ведущей выстроены с детства, привычны, и наверное, даже уютны. Ничего, в общем-то такого, обычное дело. А как, что… не суть важно.

Уже засыпая, я подумал о скачках настроения, не до конца слившихся личностях из двух времён и возникающих от этого проблемах. Только вот что с этим делать… не знаю. Не к психиатру же идти, чёрт подери?! Медитацией заняться, что ли?

Как вариант — взять в Университете психологию дополнительным предметом? Не очень-то хочется…

… но похоже — надо!

Громыхнуло так, что задребезжали стёкла в домах, а потом снова, и снова…

— Дьявол! — экспрессивно выразился немолодой мужчина, придерживая чуть не слетевшую шляпу и ускоряя шаг, — Не иначе там, в Небесах, кто-то затеял наступление и начал артиллерийский обстрел неприятеля!

К его ногам, путаясь в поводке и прижимаясь к земле, прижался испуганно скулящий пожилой фокстерьер.

— Тибо, трусишка… — ласково произнёс месье, подхватывая собаку под живот, — Ну, маленький… не бойся!

Ускорив шаг, он догнал трамвай и заскочил на ходу, опередив первые капли дождя, упавшего на мостовые Парижа. Почти тут же в спину меня толкнул порыв ветра, заставляя ускорять шаг.

В небе ураган закручивает облака в причудливые узлы, набухающие на глазах, наливающиеся грозовой чернотой. Время около полудня, но в самый короткий срок стемнело так сильно, будто солнце уже садится на край горизонта.

Наэлектризованная атмосфера топорщит дыбом волоски на руках, щёкочет кожу крохотными электрическими разрядами…

… или это мне кажется?!

Всё вокруг стало так готично, мрачно и торжественно, что не нужно даже декораций, чтобы почувствовать себя героем романа о Дракуле, и притом, чёрт подери, не главным! Гроза, молнии, опускающаяся на город Тьма…

… ах, как это восхитительно страшно!

Снова порыв ветра, бросивший в лицо капли дождя, и вот уже по парижским мостовым застучал сильнейший ливень, смывая с тротуаров собачьи «каштаны», окурки и весь тот сор, что не успели убрать нерадивые дворники. Кажется, не прошло и минуты с того мгновения, когда упала первая капля, но вот уже потоки воды на мостовых выше щиколоток.

Сбросив с себя куртку, в последний момент успеваю ухватить сорванную ветром кепку, и скомкав её, запихиваю в карман брюк. Подняв куртку над головой, как зонт, мотаю головой Валери, уже промокшей, но чёрт подери, улыбающейся!

У неё чёрные кудряшки, налипшие сейчас на лбу, тёмно-карие глаза, ослепительная белозубая улыбка и потрясающий голос! Хохоча, она подхватила меня под руку, и мы побежали по лужам, не выбирая, куда ступать.

Брызги, ржание испуганных лошадей, человеческая толчея, отчаянная божба! Бежим, перебегая дорогу перед отчаянно затрезвонившим трамваем, пробегаем мимо испуганной лошади, которую тщетно пытается успокоить извозчик…

… зеркальных витрин первых этажей, захлопывающихся ставен, хлопающих парадных, перепуганных кошек и собак, которые пытаются забиться чёрт те куда, не соображая от страха ровным счётом ничего!

Порыв ветра бросает с балкона тяжёлый цветочный горшок в нескольких метрах от нас, звенит разбитое стекло…

… а мы бежим и хохочем, потому что, чёрт подери, мы молоды и влюблены! Эта не та любовь, которая всерьёз и надолго, а просто Париж, весна, молодость…

Так, взявшись на руки, вбегаем в парадную.

— Здравствуйте, дядюшка Жан, — звонко приветствует старикана Валери, а вслед за ней, чуть запоздав, звучит и мой голос.

Наверх, наверх, наверх… дробно стучат каблуки по деревянной лестнице, поскрипывающей под ногами. Распахивается дверь и захлопывается так, что отлетает штукатурка! Проворачивается со скрежетом ключ…

… и я подхватываю Валери на руки.

— Погоди, — неохотно, но решительно отстраняется девушка, — я в грязи по самые брови!

— Я тебя и такую…

— Не надо, — всё также мягко говорит она, но горе тем, кто обманется этой кажущейся слабостью!

Вздыхаю протяжно… на что Валери смеётся и целует меня в лоб.

— Дурачок! — говорит она, тут же отстраняясь, — Я тоже хочу! Просто я не хочу — так…

С примусом я немного приспособился, да и в целом упорядочил свой быт. Вскоре кастрюля с горячей водой уже кипела, а жестяное корыто было вытащено на середину комнаты.

За окном по-прежнему грохочет гром, дребезжит оконное стекло, и тоненькая струйка воды уже стекает с подоконника с подставленный кувшин. На улице страшно, темно, и наверное, опасно…

… но тем разительней контраст!

Омывая тело Валери, особое внимание уделяю всяким чувствительным местечкам. Не только попа, соски и аккуратно подстриженный треугольник промеж ног, но и поясницу, лопатки, розовое ушко…