В атриуме Амара застает смеющихся Ювентуса и Филоса. Прислонившись к стене, они болтают на местном наречии, которого Амара не знает, и обмениваются им одним понятными шутками. Ювентус с густой бородой сложен куда крепче гладко выбритого Филоса, но в такие минуты они похожи как братья. Амара знает, что привратник получил свое место благодаря Филосу. В руках у Ювентуса она замечает ломоть хлеба. Наверное, Филос принес из кухни. Завидев Амару, оба умолкают.

— Ко мне никто не приходил? — спрашивает Амара.

— На скамейке у дверей ждет женщина, — отвечает Филос. — Мы ее видим впервые. Метелла из Венериных терм.

Амара кивает Ювентусу.

— Впусти ее.

— Мне подготовить договор? — спрашивает Филос.

— Сперва я поговорю с ней наедине, — отвечает Амара. — Принесешь нам поднос из сада?

— Конечно.

Входит Метелла. Настоящая матрона, которая раньше на улице и не взглянула бы на Амару. Теперь, тревожась и готовясь защищаться, она входит в дом бывшей шлюхи.

— Я очень рада, что ты пришла! — восклицает Амара, обнимая Метеллу. — Прости, что заставила ждать.

Метелла улыбается в ответ, но не теряет бдительности. Увлекая Метеллу в таблинум, комнату для приема гостей, Амара продолжает рассыпаться в любезностях, а затем заводит разговор о Юлии Феликс, их общей подруге и владелице терм, где они и познакомились. Когда Метелла с Амарой уселись друг напротив друга и Филос выставил на стол угощение, гостья, кажется, почувствовала себя свободнее.

Таблинум — одна из лучших комнат в доме. Из окна, что позади Амары, проникает ароматный садовый воздух. Стены выкрашены в желтый, и на них тут и там виднеются птицы: летают в разные стороны или сидят на цветущих ветвях. На стене напротив окна нарисован павлин, его изумительный распущенный хвост выглядывает из-за спины у Метеллы, а на дверной притолоке примостились голуби. Амара не спешит переходить к делу. Она разливает вино, расспрашивает Метеллу об ее семье, расхваливает достижения ее детей и сочувственно кивает, когда доходит до рассказов о свекре-деспоте. Амара очень внимательно слушает Метеллу. Бывший господин научил ее как можно больше узнавать о жизни клиента. Феликс был непревзойденным ростовщиком. Его тень незримо присутствует и на этой встрече, но не все связанные с ним воспоминания гнетут Амару. Она набрасывает на себя непринужденное обаяние Феликса, словно накидку, под которой скрывается их общая страсть к деньгам.

— А твой патрон знает о твоем… деле? — спрашивает Метелла, наконец подобравшись к сути. Она окидывает взглядом расписанные стены — за спиной у хозяйки летает стайка изящных ласточек, — прикидывая в уме, сколько Руфус тратит на свою любовницу. Он происходит из знатной помпейской семьи, которая приобрела еще больший вес теперь, когда Руфус пошел по стопам своего отца Гортензия и занялся политикой.

— Ну что ты! — произносит Амара, махнув рукой. — Какое же это дело? Вовсе нет. Я лишь время от времени помогаю друзьям. Чем могу.

— Мне нужно совсем немного, — отвечает Метелла. — Пятнадцать денариев. Я с легкостью их верну. Но мне бы хотелось, чтобы это осталось в тайне. Мужу это может не понравиться.

Из этого Амара делает вывод, что муж Метеллы пребывает в неведении.

— Это всё женские пустячки, — соглашается Амара. — Нет нужды посвящать в это кого-то еще.

Метелла снимает с запястья браслет и медленно кладет его на стол.

— Эта вещь мне очень дорога, — произносит она.

— Обещаю, что сохраню ее, — отвечает Амара, аккуратно берет браслет и, выказывая почтительность нужной степени, принимается рассматривать гравировку на бронзовой поверхности. Затем она со всеми предосторожностями прячет украшение в коробочку, чтобы не мучить Метеллу.

— А у меня совсем не высокий тариф. Пять процентов в месяц. И еще пять процентов сверху, если сумма не выплачена за три месяца.

Метелла кивает, но по ее лицу заметно, что от слов Амары ей отнюдь не радостно.

— Идет, — отвечает она.

Амара подходит к двери и открывает ее в знак того, что Филос может войти. Он влетает еще до того, как Амара садится на место. Когда Филос наклоняется, чтобы положить на стол восковую табличку, она шепотом сообщает ему сумму. Амара очень удивилась, когда Филос отказался брать процент за составляемые им договоры. Она бы никогда не отказалась от денег, кто бы их ни предложил.

Пока Амара с Метеллой беседуют, Филос составляет договор. Затем подает документ на подпись. Метелла не сразу решается поставить отметку на воске. Пять процентов не сравнятся с баснословными тарифами, которые раньше заламывал Феликс, но ведь и у Амары нет таких суровых покровителей, которые станут вышибать из клиентов платежи. Амара даже не может вообразить, что когда-нибудь ей потребуется такая помощь. Все ее клиенты — женщины, а с ними, как известно, куда надежнее иметь дело.

Договор подписан, и Метелле явно не терпится уйти. Амара знает, что в этом нет ничего необычного. Она ведет Метеллу через атриум и, не упуская возможности поразить ее садом, затевает разговор о нарциссах, лишь бы гостье все происходящее казалось простым дружеским визитом.

— Какая изумительная фреска! — отмечает Метелла, с сомнением разглядывая жестокую сцену охоты.

— Дом был отделан еще до того, как я здесь поселилась, — с улыбкой отвечает Амара.

Обменявшись парой неловких реплик о фонтане, Амара с Метеллой расстаются. Провожая гостью до дверей, Амара делает вид, что не замечает старуху в лохмотьях, сидящую у лестницы в атриуме. Сгорбленную фигуру легко принять за пожилую рабыню, не стоящую внимания.

Распрощавшись с Метеллой и убедившись, что она скрылась за углом, Амара поворачивается к старухе. Та распрямляется и отбрасывает капюшон с лица. Это Фабия, служанка из борделя, бывшая проститутка и старейшая рабыня Феликса.

— Спасибо, что пришла. — Амара берет Фабию за протянутые руки. — Я по тебе скучала.

Глава 3

А ведь несчастным рабам нельзя раскрыть рта, чтобы сказать хоть слово, не то чтобы поесть. За малейшим шепотом следует взмах розги; наказываются даже нечаянные звуки, как то: кашель, чихание, икота. Сенека. Нравственные письма к Луцилию

Амара и Фабия сидят в саду; на столике перед ними вчерашнее рагу и горка ломтиков хлеба. Обе едят с волчьим аппетитом: Фабия ненадолго вырвалась из полуголодного существования, а Амара — из самовольно наложенных запретов. Амара понимает, как они с Фабией смотрятся со стороны — шлюхи, старая и молодая, с измазанными соусом подбородками набивают животы, — но ей плевать.

— Какая же вкуснятина! — Фабия еще раз проходится куском хлеба по и без того вычищенной тарелке. — Повар у тебя что надо.

— Я передам Марте, что тебе понравилось, — отвечает Амара.

— Надо же, — произносит Фабия, слегка отклонившись и окинув Амару взглядом. Теперь, когда голод терзает ее не так сильно, она наконец может сосредоточиться на беседе. — Как хорошо ты устроилась! Даже не верится!

Портрет Дидоны оказался у Фабии за спиной — к счастью для Амары, которой вовсе не хочется повергать гостью в уныние.

— Как вы там поживаете? — спрашивает Амара. — Как дела у Виктории? А у Бероники? Она все так же с Галлом? Британника пошла на поправку?

— Все по-старому, — отвечает Фабия, взяв еще один ломтик хлеба и отпив из бокала. — Бероника надеется, что Галл женится на ней. Может, так и случится, кто знает. А хозяин только недавно нашел вам с Дидоной замену. Двух греков, девушку и парня. Мой Парис не нарадуется: ему в борделе достается меньше. Но как по мне, новеньким бы еще подрасти. Вдобавок они наступают Виктории на пятки.

— Феликс по-прежнему держит ее наверху по ночам?

Фабия кивает.

— Чего ждать от этого выродка? Иногда он по целой неделе прячет ее у себя, словно она ему жена, а потом отправляет обратно в бордель. Виктория сильна, но любой сломается от вечного крушения надежд. Феликса этой уловке научил… — Фабия замолкает на полуслове.