— Не волнуйся, — улыбается Амара. — Думаю, я перебрала с вином.

Виктория со смехом разваливается на скамье.

— Да здравствует перебор с вином! — говорит она. — Да здравствует перебор с едой и с мужчинами!

Упоенно вздыхая, Виктория прикрывает глаза рукой, а Амара оставляет подругу греться на солнце, как кошка, и наслаждаться беспечной свободой. На стене застыл портрет Дидоны; Амара, тоскующая по мертвой подруге, подходит к нему достаточно близко, чтобы обидеть вторую, живую подругу.

Амара не хочет ложиться в постель и находится в своем кабинете. Ей слишком больно представлять, как они беседуют с Дидоной, поэтому она думает о Феликсе. Она до сих пор не забыла его привычки. Она знает, что в эти часы ее прежний хозяин бегает в палестре^[7] так, словно за ним гонятся все охотничьи псы Дианы. Как Феликс вынес столько страданий? Как он нашел силы жить после того, как на его глазах умерла мать? Хватит ли на это мужества у Амары? На столе — коробочка с деньгами. Почти все ее содержимое отправится в карман Феликсу. Первый платеж нужно совершить уже на днях.

Время идет, а Амара не двигается с места, неотрывно глядя на стену, пока ее не отвлекает стук в дверь. Думая, что за дверью ждет Виктория, она просит стучащего войти, но потом вспоминает, что заперлась, и встает, чтобы открыть замок. Перед ней возникает Филос. Амара делает шаг назад, чтобы дать ему проход.

— Ты сказала Руфусу, что обманула меня. — Взволнованный, Филос захлопывает за собой дверь. — Что ты соврала мне, будто он дал тебе разрешение на покупку женщин.

Амара прислоняется к столу. Вспоминать о разговоре с Руфусом ей совсем не хочется.

— Да.

— Зачем ты это сделала? — восклицает Филос, и Амара с удивлением отмечает, что в голосе эконома слышится не благодарность, а злоба. — Ты выставила меня круглым дураком!

— Он собрался тебя высечь.

— И только? — спрашивает Филос, раздраженно всплеснув руками. — Думаешь, меня никогда не били? Неужели ты не понимаешь, что раз я помог тебе выкупить Викторию, это могло случиться со мной в любом случае? Ты все только испортила. Я годами заслуживал доверие Руфуса, добивался его уважения, пытался убедить его, что у меня хватит ума самому вести все дела, а теперь ты дала ему понять, что я простофиля, которого может обмануть даже… — покраснев, Филос осекается. В воздухе повисает беззвучное слово «шлюха».

— Кто же? — тихо спрашивает Амара.

— Э-э… куртизанка, — отвечает Филос, не глядя ей в глаза. — Прости, я о тебе так не думаю, — добавляет он, смутившись еще сильнее. — Правда. Я совсем не это имел в виду.

Почему-то от извинений становится только хуже. Амара чувствует, как все ее тело вспыхивает от стыда. Она вспоминает, как ее унизил Руфус, заставив ощутить себя маленькой и никчемной. И все это ради человека, которому плевать. Амара обхватывает себя руками, как будто это поможет заглушить боль. Она понимает, что Филос смотрит на нее тревожными серыми глазами, и отворачивается.

— Он тебя обидел?

Смятение в голосе Филоса и мысль о том, что эконом вздумал проявлять жалость, приводят Амару в ярость.

— Как ты смеешь задавать мне такие вопросы! — кричит она. — Вон!

Вместо того чтобы сделать то, что просят, Филос на несколько шагов подходит к Амаре.

— Прости меня, Амара. Прошу. Я не знал…

Амару передергивает от внезапного проявления доброты. Филос не должен увидеть ее слезы. Она вспоминает ледяной гнев Феликса, который обжигал холодом каждого, кто осмеливался подойти слишком близко.

— Я сказала: вон.

Филос вдруг застывает на месте, словно Амара дала ему пощечину. Когда он выходит из кабинета, в тишине раздается лишь скрип двери. Амара, оцепенев, чувствует, как ее глаза наполняются слезами. Она ощущает давление пальцев Руфуса на шее, его вес, по тяжести сравнимый с осознанием того, что она никогда не сможет воспротивиться патрону. Взяв со стола глиняную лампу, Амара запускает ею в дверь. Осколки разлетаются в разные стороны, на деревянном полу остается темное пятно.

Глава 10

Возьмите счета сутенера: в них и увидите, сколько он выручил. Сенека Старший. Контроверсии, 1.2

В бассейн капает мелкий дождь. Небо затянуто тучами, и в мокром атриуме темно, словно на дворе сумерки, хотя только недавно настало утро. Дождевая вода переливается через края бассейна, окрашивая выложенные вокруг него глиняные черепки в темно-красный. Амара, Виктория и Британника ютятся у одного из четырех столбов, расположенных вокруг бассейна.

— Ты точно не хочешь, чтобы я пошла? — спрашивает Виктория. — Вдруг у меня получится призвать его к благоразумию.

— Лучше пойду я, — отвечает Британника. — Мне он ничего не сделает. Я тебя защищу.

Амара смотрит на подруг, на их серьезные, озабоченные лица. Их любовь каким-то образом заставляет ее забыть о горечи, которую она испытывает теперь, когда пришло время нести Феликсу первый платеж.

— Боюсь, увидев тебя, он только сильнее разозлится, — мягко говорит Амара Виктории. — Я возьму с собой и Ювентуса, и Филоса, обещаю, — добавляет она, сжимая ладонь Британники.

— Я лучший мужчина, чем они. — Британника кивает на рабов, ждущих чуть поодаль. — Дай мне нож, и я тебе докажу.

Амара понимает, что и у Виктории, и у Британники есть свои счеты с Феликсом, которые никак не связаны с их беспокойством за нее. Их бывший господин был бы счастлив, узнай он, какое влияние он по-прежнему оказывает на своих женщин.

— Со мной все будет хорошо, — произносит Амара. — Он ни за что не причинит мне вреда, ведь теперь мой патрон — Руфус. И вы сможете запереть дверь изнутри до нашего прихода.

Британника качает головой.

— Возьми хотя бы нож.

Не обращая внимания на эти слова, Амара обнимает подруг и приближается к мужчинам. Все трое проходят по узкому коридору, чтобы выйти на улицу. Ювентус закрывает за собой высокие деревянные двери. Изнутри до Амары доносится скрежет засова, и на секунду ей кажется, что ее выдворили из собственного дома, что она сюда больше не вернется. Амара проводит рукой по бронзовым заклепкам, которые в тусклом свете кажутся серыми, а не золотыми.

— Готова? — спрашивает Филос. Амара чувствует, что он пытается поймать ее взгляд, сообщить ей то, что не выразишь словами. Отношения Амары с экономом испортились с тех пор, как Филос догадался, что Руфус плохо с ней обошелся. Амара приняла извинения Филоса, но больше на заговаривала с ним наедине. Ей неловко от его жалости. Она не хочет, чтобы ей напоминали о минутах слабости.

Кивнув Филосу, Амара отворачивается. Троица гуськом отправляется в путь: впереди идет Филос, за ним следует Амара, а Ювентус, сложенный крепче обоих спутников, замыкает колонну. На форуме сегодня базарный день, и когда Амара, Ювентус и Филос доходят до виа Венериа, на дороге уже множество телег и мулов, а воздух наполнен криками недовольных людей, которые пытаются протиснуться вперед. На тротуарах также многолюдно — раздолье для карманников. Кошелек прилипает к влажной коже Амары. Британника заставила ее надеть кошелек на шею и спрятать под одеждой. Деньги поделили на троих, чтобы не лишиться всей суммы, если на пути встретятся грабители.

Легкая изморось скорее напоминает туман, но к лупанарию Амара, Филос и Ювентус подходят с вымокшими лицами. У Амары к тому же от воды, что просочилась сквозь тонкую накидку, покрывающую голову и плечи, испортилась прическа. Амара надеется, что хотя бы сурьма не размазалась вокруг глаз. Ювентус так громко стучится в дверь, что кто-то из прохожих язвит о его жгучем желании попасть в бордель. Дверь открывает Парис, который настороженно оглядывает дородного привратника с головы до ног.

— Мужчины пусть подождут на улице, — говорит он.

— Не глупи, — Амара шепчет, чтобы не услышали зеваки. — Думаешь, я одна несла все деньги?

Парис впускает посетителей и хмурится, увидев, что все трое направляются к лестнице.