Лежу на верхней полке плацкартного вагона. Потолок висит надо мной пыльной бездушной громадиной. Представляю, что сейчас он начнёт опускаться и раздавит меня в лепешку – как в фильмах про расхитителей гробниц. В груди неприятная тяжесть, тело ватное. Кажется, сейчас по моим венам вместо крови бежит кофе. Сегодня он был у меня на завтрак, обед, ужин и перекусы.

На соседней койке громко храпит мужчина, слева играют в карты, где-то в начале вагона кричит ребёнок. Пахнет как в лучших традициях плацкартного вагона: грязными носками, вареными яйцами, копчёной курицей. Ну и туалетом, естественно.

Женщина-контролёр в выглаженной форме проходит мимо нас, и мои соседи снизу – два уже подвыпивших мужика – подрываются за ней в тамбур. Там она из-под полы продаст им водку за тройной тариф, и весь оставшийся путь они будут ещё сильнее шуметь и ароматизировать пространство вокруг себя.

Самое время поглубже запихнуть наушники в уши, погромче включить Massive Attack и вспомнить, за что я все-таки люблю поезда. А главное, визуализировать: совсем скоро я исполню свою мечту. Увижу кита. Как там было? Сосредоточиться, отправить намерение во Вселенную, довериться, поймать нужные вибрации. Представляю, что я это серьезно, и подергиваюсь: все-таки пока я настолько чудик и верить предпочитаю не во вселенную, а в себя.

Поезд Москва – Мурманск набирает скорость.

Выхожу в тамбур подышать воздухом без ноток перегара. Вижу: в углу стоит очень худенькая девушка лет 30-ти. Настолько рыжая, что ее голова светится в темноте как факел. А еще от нее внезапно пахнет ландышами и ощущение, что знаю ее уже лет десять.

Пока я ее рассматриваю, она делает вид, что не замечает моего присутствия. А потом поворачивается на меня и в лоб спрашивает: «Курить будешь?» Голос хриплый, как будто она ревела тут уже часа три. Отвечаю, что не курю. Но разговор продолжаю:

– Не холодно в футболке стоять? Я даже в куртке мерзну.

– Да нет, я люблю холод, привыкшая. До 18 лет в Мурманске жила.

– Ого.

– Я, кстати, Настя.

– Кристина.

– А ты чего в тамбур вышла, раз не куришь?

– Да подышать, на соседних койках алкотрип. Я от их ароматов пассивный алкоголик.

– А чего за компанию не выпьешь?

– Да у меня с алкоголем свои счеты, – отвечаю и поеживаюсь от мысли, что в какой-то параллельной вселенной действительно могла бы вот так бухать в вагоне.

На мое счастье моя новая знакомая предлагает мне переехать к ней на соседнюю полку. Ей повезло больше, чем мне: она едет одна, без соседей. Долго уговаривать меня не приходится, и вот мы уже сидим друг напротив друга. Проводница приносит чай с лимоном в РЖД-шных подстаканниках. Я от них кайфую – и пью горячую жижу с таким наслаждением, словно это не «Гринфилд» в плацкарте, а тегуаньинь на китайской плантации.

«А ты чего в Мурманск едешь?», – спрашивает Настя. Рассказываю, что в Мурманске буду только проездом, а оттуда – сразу в Териберку. Подустала и выдохлась до такой степени, что захотелось заледенеть на севере: почувствовать, что еще живая. И сразу сдаю свою мечту: с детства хочу китов увидеть, но только сейчас все карты сложились. В общем, если по-модному: нужны детокс и перезагрузка, такие, короче, дела.

– А «Левиафана» смотрела? – спрашивает Настя, ухмыляясь.

– Так все, наверное, насмотрятся и едут? Ну, я тоже не исключение.

– Значит, левиафанить едешь. Так обычно говорят про туристов, которые кинчик посмотрели и поплыли в Териберку стаями как селедки. Сейчас там туристов каждый день больше, чем местных. Китайцев вон тьма пруди, даже в полярную ночь приезжают, ничем их не испугаешь! Еще у них красивая легенда есть: верят, что если зачать ребенка под северным сиянием, то он точно будет счастливым.

– А будет?

– Я верю, что ребенок будет счастливым, если у него хорошие родители, – отвечает Настя и сразу как-то сжимается в комочек, отворачивается в стену и молчит.

– А местным туристы не нравятся? – спрашиваю, чтобы продолжить разгвор.

– Местные в основном добрые и открытые люди. Им все нравятся. Но жизнь в Териберке очень непростая, да и туристы бывают разные – слышала уже всякие истории.

– А ты сама где живешь? В Мурманске?

– Родилась там. Жила до 18 лет. Потом в Москву уехала. А теперь вот возвращаюсь – и уже навсегда, надеюсь.

– Не скучно после Москвы в Мурманск? У вас же там отток молодого населения, все дела.

– Ага. Вот и я «оттекла» в свое время. У меня американская мечта была, только московская: заработать денег, купить квартиру, встретить принца, все дела.

– Не получилось?

– Да как будто бы и получилось. Сначала. Но потом я практически умерла морально. Очнулась месяц назад в реанимации, было дело. И сразу подумала, что очень хочу домой вернуться. Американско-московская мечта, в общем, чуть меня не прикончила, хоть и начиналось все неплохо.

– Как с Клайдом Гриффитсом прям.

– Это кто?

– Ну, в «Американской трагедии». Хорошее начало, а в конце – смертная казнь.

– Да уж, не повезло парню. Но мне, надеюсь, повезёт больше.

– Нам ещё 7 часов ехать. Рассказывай.

– А вот и расскажу. Но все, что происходит в поезде, остается в поезде!

– Заметано!

В поездах признаться в самых сложных вещах в поездах как будто бы легче. Тем более, если говоришь с человеком, которого никогда не видел раньше и вряд ли увидишь еще. Считай, что ты на исповеди, а твой сосед по койке – священник, который выслушает без осуждения и отпустит грехи.

Настина история полилась как ручей. Она приехала в Москву в 23 года и сразу устроилась официанткой в итальянский ресторан на Рождественской. Через три месяца ее повысили до хостеса, потом до управляющей. С работой все складывалось отлично – не то, что с отношениями. Хотя и в любви сначала казалось: ну полное бинго! Принца встретила, карета в тыкву не превратилась – обошлось без подставы. Но нет.

С Владом Настя познакомилась как раз в ресторане. Он пришёл поужинать, а когда уходил, оставил в счетнице записку: «Я знаю, с какой крыши самый лучший вид на центр Москвы. Позвони мне, покажу!» И номер телефона. Настя пару дней держалась, но потом позвонила. Парня она запомнила хорошо: темноволосый, с серыми глазами и острыми скулами, под два метра ростом. Про таких думаешь, что это актёры, модели или кто-то ещё, слишком для тебя идеальный, не из того мира. А потом что-то случается, он зовет тебя на свидание, и ты идешь как Русалочка: мучаешься при каждом шаге, как бы не упасть в обморок от волнения или хотя бы не морозить чушь через каждое слово. Но прогулка удалась, Настя влюбилась – и понеслась!

Влад умел красиво ухаживать: на прогулке прямо посреди Арбата мог внезапно подхватить на руки и кружить, дарил букеты, которые Настя едва могла обхватить двумя руками, пел Scorpions под гитару, а ещё фотографировал – да так виртуозно, что Настя, глядя на свои портреты, чуть сама в себя не влюбилась. Влад видел ее настоящей красавицей, и это предательски сладко поднимало самооценку.

Но больше всего Насте нравилось, как он держал ее за руку. Это можно было описать одним словом: «Крепко!» Так крепко, что Насте казалось: теперь она всегда будет в безопасности, даже если земля начнет рушиться от столкновения с кометой. После сложного дня, самокопания или любой проблемы – достаточно было взять его за руку, как все плохие мысли уходили из головы, а тело из состояния оголенного нерва превращалось в нежную нугу. Все было хорошо, и мир вокруг как будто был добрым. С ним все было добрым.