– Да ладно тебе велеречие-то разводить, воевода. Ответь-ка мне честно, обиды держать не стану, слово князя.
– Ну, вообще-то Ольга неплохо стреляет, – сдержано произнёс Яромир.
– А вот это я и хочу увидеть, – заявил князь громко и довольно, как будто только этих слов и ожидал. – Показать сможет? Мы ей установим целище, у костра, что на берегу реки, она пусть своим умением порадует, ну шагов, скажем с пятидесяти.
– С пятидесяти, – удивленно выдохнул кто-то в толпе.
– А что за целище-то? – слегка напрягся Яромир.
– Да горшок на сулицу наденем, а сулицу в землю воткнём – вот и всё целище, согласна? – князь перевёл взгляд на Ольгу, и глаза его слегка сузились.
Ольга посмотрела на Яромира, но тот молчал.
– Согласна, князь, только можно из своего лука? – подумав, ответила она.
– Можно и из твоего.
– Я сбегаю, сестрица, принесу, – тут же вызвался Любим и кинулся в село в избу Томилы за луком.
Весёлое сборище тем временем направилось к берегу. Князь велел своему гридню захватить со стола любой пустой горшок, да принести из гридницы сулицу. И вот цель была установлена, расстояние отмеряно, а запыхавшийся Любим принес Ольге её лук, тул со стрелами, защитный щиток на левое запястье и скроенные точно по ладони кожаные рукавицы с обрезанными перстами. На берегу у костра зрители образовали полукруг, с удовольствием предвкушая очередную забаву, кто-то шутил, кто-то пытался давать дельные советы – всё это Ольга воспринимала довольно равнодушно, она внимательно рассматривала цель, что-то про себя прикидывала – может, направление ветра, может, игру отблесков от костра. Молчал и князь, в свою очередь, внимательно приглядываясь к девушке.
– Надо бы предмет прения установить, – выкинул кто-то из толпы. – На кон что-нибудь поставить.
– Можно и на кон, – усмехнулся князь. – Что предлагаешь, воевода?
– Ну, скажем, подобный горшочек, что целищем служит, только с серебром. Устроит княже? – осторожно спросил Яромир.
– Устроит-устроит, – отмахнулся князь. – Только мне твоего серебра более не надобно, и так хватает.
– А что же тебе надобно? – нахмурился Яромир.
– Коли дочка твоя промахнётся, пусть со мной и с дружиной моей в гридницу последует, и там нынче ночью плясками да песнями глаз и слух наш ублажает.
Воцарилась тишина, и даже в неярком свете костров было заметно, как побелело лицо Яромира. И пока воевода собирался произнести достойный ответ, Ольга опередила его.
– Я согласна, – четко вымолвила она и посмотрела на батюшку спокойным, совсем недетским взглядом.
– И вот ещё что – раз уж мы решили постязаться, – добавил князь, нарушая тишину. – Я своим серебром рисковать не стану, в подобную цель любой отрок-малолетка, что и месяца не пестован, попадёт, а ты, Яромир, дочку-то свою думаю, поболе учил. – Он склонился к стоящему рядом гридню, им по случаю, вновь оказался услужливый Некрас и, показывая на Любима, негромко что-то проговорил.
– Посему вот, что я решил – пусть девица станет стрелять в горшочек, что малец на темечко себе поставит, – объяснил он. – Это по правде будет.
Ропот пошел по примолкшей до того толпе. Вскрикнула Голуба и спрятала лицо на груди у побледневшего Томилы. Некрас шагнул к Любиму, но мальчишка, не дав до себя дотронуться, метнулся к Ольге, которая, бросив лук, тут же прижала его к себе. Яромировы гридни, из тех, кто был при оружии, положили руки на рукояти мечей, и княжеские в ответ повторили то же движение. Давешнее веселье сменилось явственно ощущаемым напряжением и даже испугом.
– Что ты творишь-то, князь! – гневно воскликнул Яромир. – Ты с нами за одним столом сидел, хлеб переламывал, а теперь хочешь, чтобы мы здесь друг в друга стрелы метили.
– Не нужно, воевода, так волновался, – примирительно ответил князь. – Я ж не настаиваю, лишь предлагаю, – почти ласковым голосом, словно буйно помешанного успокоил он Яромира, повернулся к Ольге и вопросительно на неё посмотрел.
– Не стану я стрелять в брата своего названного, – твёрдо ответила она.
– Да разве ж я заставляю? – как будто удивился князь. – И вотще, думаешь, тебе кто-нибудь в мальчишку стрелять позволил бы? – князь строго свёл брови и со всей серьёзностью добавил. – Проверить я тебя хотел – уверенность твою и дерзость.
– Что ж ты своего гридня не предложил? – уже спокойнее спросил Яромир.
– Так это ты, воевода, знаешь, на что твоя мастерица способна, а я нет, – неприятным резким голосом сказал князь. – Коли согласилась бы – я своего гридня, не раздумывая, предложил бы, а так – рисковать не стану. Впрочем, чего уж лукавить, уверен я был – откажется дочка-то твоя, – тут князь, взглянув на Ольгу, лениво добавил. – Шибко осторожна ты, девица, и скучна, – он показно зевнул и развернулся, намереваясь уйти.
– Подождите! – крикнул кто-то из сборища. Из толпы вышел и встал рядом с Ольгой ни кто иной, как Борщ. – Подожди, князь. Хочешь потешиться, я готов живой целью послужить, – выдохнул он.
– Зачем вмешиваешься! – прошипела ему Ольга, но Борщ только мельком глянул на девушку и тут же перевёл взор на князя.
– И ты, молодец, не боишься пораниться али жизни лишиться? – осведомился князь всё с тем же скучающим видом.
– Давно меня сия девица уж поранила, – пробормотал Борщ, который видно немало употребил хмельного мёда. – А коли убиет – ну и пущай, – он махнул рукой. – Хоть раз вниманием своим осчастливит. Только, князь, можно одну просьбу.
Игорь кивнул.
– Прошу, отмени прение, пусть забава будет ради занимательности.
Князь с ответом не спешил – задумчиво молчал.
– Считаешь, княже, что имеет силу прение-то ваше? – склонившись к Игорю, тихо, но так, чтобы стоявшие рядом явно расслышали, спросил Асмуд. – Стязалися ведь на других условиях.
– Разве я тебя спрашивал? Миротворец, леший тебя забери, – также тихо ответил князь и, возвысив голос, добавил. – В связи с изменением словоположения, прение наше упраздняю. Пусть забава забавой и останется. Согласен, Яромир?
– Ещё спрашиваешь. Конечно, согласен, – проворчал воевода.
– Ну что ж, на том и порешили. А ты, храбрец, ступай, занимай глумилище.
Борщ развернулся и последовал к тому месту, где из земли торчала сулица, с надетым на неё горшком.
– Княже, – негромко обратился к Игорю Некрас. – Дозволь, проводить парня до места и поддержать, чтобы ножки у смельчака, не ровен час, не подкосились, али сбежать не задумал, – Некрас вновь рвался услужить.
– Дозволяю, – согласился князь.
Некрас догнал Борща и грубо ухватил его за руку повыше локтя. Так они и остановились, ожидая Ольгиного выстрела.
Ольга вынула стрелу, наложила её, взялась за тетиву и прицелилась.
– Давай уже стреляй, – нетерпеливо крикнул кто-то из княжеских гридней.
– Под руку не говори, – вступился гридень из Яромировой дружины.
Однако Ольга, казалось, отстранилась от всего происходящего вокруг – не спеша натянула тетиву, глубоко вздохнула и отпустила стрелу.
И стрела нашла свою цель. Недвижим остался стоять Борщ, и горшок на его голове остался бы цел, если бы его дрогнувшие пальцы не разомкнулись и не выронили целище. Горшок ударился оземь и разлетелся на черепки – видно попал на камень. А крик боли всё же раздался, даже не крик, а самый настоящий рёв – то был Некрас. Он упал на колени и, ухватившись за пораненное запястье, – стрела прошла его насквозь – пытался унять хлещущую из него кровь.
Мгновение все ошеломленно молчали. Лишь Ольга резко развернулась к князю, и княжеские гридни ринулись к ней, намереваясь схватить девушку за руки, – предотвратить какие-либо ещё дерзкие действия с её стороны. Однако Ольга никаких действий свершать более не собиралась – решительно бросила лук себе под ноги и выжидающе смотрела на князя. Теперь уж настал черёд князя от гнева побледнеть.
– Как ты посмела?– голос князя прозвучал звериным рыком.
– Не серчай, княже, прости, коли обидела, но ты сам говорил, что умения моего не знаешь. Смог ты воочию убедиться – неумёха я стрелять. И при первой нашей встрече ни за что бы в тебя не попала – истинно бахвалилась, – скромно проговорила она, но голос её звенел волнением, а глаза смотрели на князя с неприкрытым вызовом.