За неделю Томми выбрал дом, оборудовал его и повез меня на место будущего действа. Я увидел небольшой особняк, лет ему было сто, а может, и больше. Живая изгородь перед его фасадом превратилась в непроходимые заросли; стены, когда-то зеленые, стали грязно-серыми. За полусгнившими ставнями тускло мерцали венецианские окна. Не знаю, как Томми завладел особняком, но оборудовал его на славу.

— Учти, — сказал он, — у дома есть ис-с-с-тория. Здесь было четыре убийства и три самоубийства. Последнего владельца уморили голодом в подвале.

С этими словами он пошел в обход дома, через бурьян.

— А зачем нам черный ход? — спросил я.

— П-п-пускай пыль в холле выглядит так, будто туда лет двадцать никто не заглядывал, — сказал он, открывая окно в подвал. — Д-д-давай лезь сюда.

Я влез в подвал, Томми за мной. Пробираясь между грудами всякого хлама, он подошел к перегородке, открыл дверь, и мы оказались в комнатке, где был установлен настоящий пульт управления.

— В-в-в-видишь? — сказал Томми, показывая пульт. — В каждую дверь вставлен фотоэлемент. Когда кто-то входит в комнату, я тут же это вижу по номеру лампочки. Здесь — микрофон и проигрыватель: стоны, крики, вопли. Они несутся по трубам, их слышно во всем доме. К-к-к-концерт получается — блеск!

— Представляю. — Я расплылся в улыбке. — А зачем тебе знать, в какую комнату мы входим?

— Для световых эф-ф-фектов. — Томми показал мне реостат и уйму рубильников. — Здесь есть ультрафиолетовые лучи. Я направляю их на стену, покрытую ф-ф-ф-ф-люоресцирующей краской. Ты в-видишь изображение, потом нацеливаешь на него фонарь — оно исчезает. Кое-что сделано фотовспышкой. Это будет мировой спектакль!

— Еще какой! — воскликнул я.

— Договорились, — сказал я, хлопнув друга по плечу. Очки его слетели на пол и разбились. Томми невозмутимо вынул из кармана запасные.

— Думаю, — сказал я, — она немного оттает.

Томми провел меня по всему дому, давая кое-какие инструкции. Потом я отправился домой зубрить текст, напечатанный на машинке. Это неплохая идея, думал я. Без сомнений.

* * *

Через два дня я на одной из вечеринок, что называется, прижал Мириам к стенке. Подойдя сзади, я задал ей вопрос в самое ухо:

— Пойдешь за меня замуж?

— Привет, Билл, — ответила она, не обернувшись.

— Мириам, — прошипел я, — кажется, я кое-что спросил.

— А я ответила «Привет, Билл», — сказала она, сверкнув улыбкой.

Я сжал зубы, но притворился спокойным.

— Тебе нравятся привидения? — неожиданно спросил я.

— Не знаю. Меня с ними еще ни разу не знакомили.

Я кивнул в сторону одного из кресел, на которых можно уместиться вдвоем, и мы стали пробираться к нему сквозь толпу. Это была одна из тех вечеринок, которые Регги Джонс устраивает для совершенно незнакомых людей. Точнее говоря, он приглашает дюжину знакомых, а приходит полсотни.

— Так вот, — начал я торжественно, когда мы уселись. — В 1853 году некий Йоахим Грант был задушен неизвестным лицом в одной из комнат на первом этаже своего особняка, расположенного на Лесной улице. Поползли слухи, что эту комнату посещают привидения. Это так сбило цену на дом и участок, что внучатый племянник Йоахима, Гаррисон Грант, решил переночевать в комнате и доказать, что никаких привидений нет. Его друг Гарри Фортунато нашел Гаррисона на следующее утро: тот был задушен тем же способом, что и его предок. Фортунато был так потрясен, что пулей вылетел из дома и, сбегая с крыльца, сломал себе шею.

— Поразительно, — заметила Мириам, — но тебе обязательно надо рассказывать это именно тогда, когда все танцуют?

— После смерти Фортунато случилось еще два убийства и два предполагаемых самоубийства, и каждый раз человека либо душили, либо он ломал себе шею. Теперь все поверили, что в доме есть привидения. Говорят, их можно увидеть, ну а стонов, вздохов и стуков там хоть отбавляй. Кстати, я знаю адрес дома…

— Да? И какое это имеет отношение ко мне?

— Я слышал, ты не боишься ничего на свете. Ну, а как насчет привидений?

— Не будь ребенком, Билл. Они мерещатся лишь трусливым дурачкам.

— Только не эти.

— Уж не видел ли ты их сам? — Она смотрела на меня, забавляясь.

Я кивнул.

— Ну что ж, это лишь подтверждает мои слова. Давай лучше танцевать.

Она приподнялась с кресла, но я схватил ее за руку и усадил обратно. Вряд ли ей это понравилось.

— Неужели ты боишься поехать туда, железная леди?

— А кто мне это предлагал?

— Я предлагал — минуту назад!

Мириам перестала нетерпеливо косить взглядом на танцующих и уселась поудобнее.

— Ах, вот оно что! Значит, мы с тобой едем среди ночи в пустой дом, стоящий на отшибе, чтобы поймать привидение. Верно? — Ее приподнятая бровь говорила: «Разыгрываешь?»

— Нет, — ответил я поспешно. — Не разыгрываю.

— Настоящие привидения, — сказала Мириам ядовито. — Билл, если ты шутишь…

— С вами, леди, я никогда не шучу, — ответил я, и это была чистая правда.

Выбравшись из кресла, Мириам сказала:

— Подожди, я скажу Регги, что мы уезжаем.

Пока она прощалась с хозяином, я довольно ухмылялся. Все шло, как по маслу. Если мне удастся напугать Мириам, можно будет затащить ее в семейное счастье. И тут я увидел, что Мириам ждет меня у двери.

В тот вечер на ней было платье, обтягивающее, как перчатка, и в то же время какое-то… летящее. Сверху она набросила черный плащ, трепетавший как крылья, когда она шла. Боже, какая девушка! И я останусь с ней наедине. Я вздохнул от зависти к самому себе.

Мы влезли в мой старый, но довольно энергичный драндулет и отъехали от обочины.

— А где этот дом? — спросила Мириам.

— Я уже говорил: на Лесной улице, на вершине Жабьего холма, против мусорной свалки.

— Я знаю это место, — сказала Мириам. — Поддай жару, приятель. Всю жизнь мечтала встретить привидение.

Это было сказано тоном, который я слышал от нее и раньше. Например, когда какой-то мальчишка пытался набросить бельевую веревку на столб как лассо. Она выхватила веревку, заметив:

— Ты меня раздражаешь. Смотри, как надо, — и заарканила столб сразу, с первой попытки.

— Почему ты такая? — спросил я в машине. — То есть, почему тебе обязательно надо показывать характер? Научилась бы лучше вязать.

— Я умею вязать, — сказала Мириам, и в тоне прозвучало «заткнись». Я заткнулся, наблюдая игру света на ее лице, повернутом ко мне в профиль. И раздумывал: не подлость ли это — вся моя выдумка. Но мы уже подъехали к особняку.

Выйдя из машины, Мириам уставилась на дом, казавшийся мрачным и жутким в тусклом свете неполной луны. Ветки высокого кустарника перепутались, словно специально для того, чтобы дом был недоступен.

Я отметил про себя, что Томми, который уже должен был находиться в доме, либо приехал на такси, либо оставил свою машину на другой улице. Меня это немного обеспокоило: парень он чертовски способный, но рассеянный. Поднявшись на крыльцо, я нажал кнопку звонка. Звонок молчал, но у Томми на пульте должна была зажечься лампочка, извещая о нашем приходе. Я вручил Мириам один из фонарей, привезенных с собой, и открыл дверь.

Она поймала меня за рукав. «Дорогу женщине, невежа», — сказала моя подруга и проскользнула в дом первая. Пол в холле резко осел у Мириам под ногами, как только она на него ступила. Взмахнув рукой для равновесия, она обернулась ко мне с улыбкой: «Идешь, Билл?»

Мы стояли в узком холле с высоким потолком. Лестница, ведущая наверх, была для него явно велика.

— Кто-о-о-о-о-о-о та-а-а-а-а-м… Здра-а-а-а-вст-вуйте…

— Что?! — воскликнули мы одновременно. Этот голос был едва слышен, как далекое, далекое эхо, но слова звучали ясно.

— Это не я, — сказали мы друг другу.

— Здесь есть экскурсанты кроме нас, — сказала Мириам, — а может, привидения не теряют времени. С чего начнем?

— Пойдем по лестнице. И уже оттуда будем спускаться вниз.