– А, так не мне одной кажется, что Патрисия нарочно кулон Доберкуру подсунула? – поддержала его Анна. – Так он же мстить начнет!

Ашор кивнул:

– Думаю, дело было так. Жак видел, как в баню заходил Ги, когда там была Патрисия. Он ляпнул что-то сдуру, потому что был пьян и плохо соображал. Тогда Ги его изукрасил. С перепуга Жак подтвердил все, что от него хотели. И про Вику, и что Доберкура тут не было...

– Тихо! – вдруг шепнула Аня, выставляя ладонь.

Ашор замолчал, а Грач и Дима моментально подобрались.

– Что? – одними губами спросил Володя, а Дима нахмурился, поскольку лично он ничего не видел и не слышал.

Егорова молча вытянула указательный палец в сторону открытого ангара для техники. Сделав знак напарнику, Грач крадущейся мягкой походкой приблизился к стене и резко заглянул за угол.

– Чисто! – возвестил Грач. – Я внутрь. Ты – вокруг!

Ишевич кивнул.

Ашор и Юра оставались на месте, ощупывая взглядами окрестности. Аня замерла лицом к навесу, где под сползшими чехлами стояло два ржавых грузовика. По ближайшему к ней капоту, прикрытому тканью лишь наполовину, вроде бы скользнула неясная тень.

– Там! – выдохнула она.

Ашор метнулся к машине. Юра за ним. Вдвоем они обежали грузовик, заглянули под днище, осмотрели все углы, где мог бы притаиться человек, даже внутрь кабины заглянули.

– Слышала что-то конкретное? – спросил у Ани вернувшийся Дмитрий.

Та мотнула головой:

– Видно, померещилось. Прости.

Показался из ангара Грач. Он двигался чуть спокойнее, хотя походка по-прежнему казалась по-кошачьи упругой.

– Кирилл подслушивает? – предположил Громов. – Он же вездесущий, как ветер.

– Кир остался в спальне с Сережй, – возразила Аня. – Я просила Давыдова присмотреть за мальчишкой, пока мы отлучились из барака. Мало ли что эти французы удумают! Кир с Сережей крепко сдружились, так что тут я совершенно спокойна: ребенок под пристальным наблюдением.

– Да не стал бы он подслушивать, сам бы пришел и влез со своими рацпредложениями, – заметил Грач.

– Мне, откровенно, тоже не по себе, – признался Юра, – атмосфера давящая. Постоянно чужим взглядом спину обжигает. Не только сейчас, весь день у меня такое чувство.

– Не удивительно, – хмыкнул Грач. – Все нервные, все никак не угомонятся. Ашор, тебе надо всем валерьянку раздать.

– Чтобы ты после нее полдня храпел, как медведь? – улыбнулся Громов. – Знаешь, как Вику с одной таблетки вырубило?

– Так то Вика, а то мы с тобой.

– Из-за облучения валерьянка стала просто убойной. После нее что воля, что неволя – все равно будет.

– Так давайте Доберкура усыпим! – обрадовался Грач.

Ане вновь почудилось шевеление возле грузовика. Обернувшись, она увидела, как у машины мигнули фары: загорелись, погасли, загорелись и опять погасли… Девушка зажмурилась и тряхнула головой.

– Ань, опять? – обеспокоился Грач.

Аня смотрела на грузовик, понимая, что того, что видела, не могло быть в принципе.

– Нет, все в порядке. Ребята, а почему мы не возили вещи из лагеря на машине? Зачем волокуши делать, если есть транспорт. И бензин.

– Я смотрел под капот, там все сгнило, – пояснил Дима. – Чтобы эту рухлядь реанимировать, надо быть волшебником. С полпинка оно не заведется.

Аня смотрела на грузовик, теперь темный и тихий. Володя отметил ее нервозность, и это ему сильно не понравилось.

– Все, конец дискуссиям, расходимся, – заявил он, – поздно, и мы заслужили нормальный отдых.

– Да, на сегодня достаточно. Думаю, все, что нужно, прозвучало, – согласился Юра. – Возвращаемся по одному.

– Идешь? – Грач потянул Егорову за рукав куртки.

Та вздрогнула и отрицательно мотнула головой:

– Я последней пойду. Воздухом подышу немного.

– Тогда я тоже подышу, – сказал Грач.

Дима первым направился в сторону недостоенных домиков, приглядываясь к обстановке. Громов взял направление на метеостанцию, а Ашор засунул остатки дрона, что так и держал в руках, обратно в хлам, и принялся оттирать руки бумажной салфеткой, вынутой из кармана.

– Уверен, тут никого, кроме нас, не было, – обронил он тихо, – подозрительные звуки издавал ветер.

– Я понаблюдаю, – ответил Володя. – Ты иди.

Ашор кивнул на прощание и зашагал вслед за Громовым по прямой дороге к спальному балоку.

– Ну, что тебя так из колеи выбило, признавайся! – велел Грач, когда они с Аней остались вдвоем.

– Это просто нервы. И потом, не забывай, что я контуженая.

– Мне-то можешь не заливать, контуженая! Что ты видела или слышала? Это ж не ветер, я чувствую.

– Плохо мне здесь, – с печалью в голосе сказала Аня. – И страшно. Вот и мерещится всякая хрень.

Грач опустил голову, рассматривая свои грязные берцы:

– С Давыдовым говорила? Чего он хотел?

– Героем стать хотел, – Аня пожала плечами. – Доберкур ему напел черте что, а он и повелся, как младенец.

– Разубедила?

– Не знаю. Попыталась.

– А он?

Аня взглянула на Грача из-под опущенных ресниц:

– Сережа неплохой парень, просто запутался немного. Я его не зря к Кириллу направила. Мальчик куда скорей ему мозги вправит, чем я или ты.

– Думаешь? Ну, тогда ладно.

Они долго стояли бок о бок, рассматривая подчеркнутые расплавленной каемкой верхушки гор. Несмотря на то, что солнце давно скрылось за хребтом, чистое небо полнилось холодным светом, распространяя удивительное матовое сияние, в котором был отчетливо виден каждый камешек.

– Мы с Пат завтра целый день на станции, – произнесла наконец Аня. – Я рискну ее разговорить.

– Нет, – ощетинился Грач.

– Мне не дает покоя ее задумка с Ключом, который то ли пропал, то ли нет. У нее шкатулка есть. Запертая. Она ее с собой притащила в оазис. Спрашивается, зачем ей драгоценности, если только не прятать среди них одну особенно дорогую штучку?

– Нет! – повторил Грач более грозно. – Не смей трогать шкатулку!

– Почему? Да и не стану я ее ломать, больно надо!– фыркнула Аня. – Просто хочу с Пат поговорить по душам. С Пашей у них, по всему, окончательно разладилось, с Доберкуром она не дружит, с кем ей еще разговаривать?

– А ты типа исповедница? Глупая затея!

– Между Доберкуром и Патрисией я уж лучше выберу Патрисию, – задумчиво продолжала говорить Егорова, не обращая внимания на реплики Грача. – Сейчас она уязвима и одинока. С ней будет проще.

– Мне порой кажется, что ты совершено без царя в голове. Тебе сейчас следует сидеть тихо, как мышке за веником!

– Да с какого перепугу? – Аня снова посмотрела на раскрасневшегося Грача. Он стоял перед ней такой взволнованный, что ей захотелось погладить его по коротко стриженой голове, как ребенка – ласково и нежно.

– Да потому что… потому что боюсь я за тебя, дуру такую! – выдал Грач. – Вляпаешься в историю, а мне выручай.

– Знаешь, – грустно улыбнулась она, – Кирюха сказал, что ты считаешь меня своей боевой подругой. Это так?

– Возможно. Но это не означает, что ты должна постоянно лезть на передовую!

– Да я не лезу, Володя, – Аня все-таки погладила его – не по голове, по плечу, – прости, может, я и путаюсь у тебя под ногами, но зато всегда под присмотром. Советуюсь с тобой, делюсь добытыми сведениями. Разве плохо?

Он не ответил, просто смотрел на нее. Смотрел долго, весомо, отчасти, как ей показалось даже, зачаровано. И Аня тоже была не в силах отвести своего взгляда. Время для нее остановилось. Звуки исчезли. Гнетущая опасность растворилась в совершенно новом напряжении, от которого вибрировала каждая клеточка ее тела.

Они стояли очень близко и, не отдавая отчета, все сближались и сближались. Их словно притягивало друг к другу. Аня качнулась и, чтобы не упасть от внезапного головокружения, оперлась обеими руками о его широкую грудь. Володя накрыл ее ладони своими, и от этого прикосновения девушку буквально пронзило током. Она глубоко вздохнула, приоткрывая губы, прогнулась в пояснице…

Володя резко очнулся и отпрянул, отворачивая лицо.