- Ашор славный. Я ему доверяю. Он мне помог, когда Игорь...- Вика осеклась, вспомнив, что Юра не знает о Симорском.
- Я уже в курсе, что с тобой произошло, - Громов погладил ее по плечу.
- Ты не сердишься?
– Разумеется, нет! Мне плохо от того, что я оставил тебя в отеле совсем одну. Это целиком моя вина.
- Зато сейчас мы вместе, - Вика заглянула ему в глаза. – Я бы все равно не смогла без тебя.
- Мне было бы легче, если б ты оставалась в безопасности.
- Мы понятия не имеем, где сейчас безопасно.
Юра коснулся губами ее губ.
- Как же я люблю тебя, - прошептал он, покрывая нежными поцелуями ее лицо.
- И я тебя, - шепнула Вика.
Они целовались, поглощенные друг другом, и упустили момент, когда бивший из горы луч погас. В воздухе над ними кружились последние снежинки, и небо начинало медленно, но неукротимо светлеть…
34. Тьма египетская (1 часть)
Ги Доберкур
Ги всегда и во всем, с младых ногтей старался быть первым, о таких в народе говорят: идет по головам. Не важно, касалось ли это учебы, спорта, любви, карьеры или физического совершенства – он прилагал все силы, чтобы обойти соперников, и страдал, если не удавалось. Впрочем, с годами неудач становилось меньше, но Ги все было мало.
Обстоятельства весьма способствовали его блестящему будущему. Во-первых, Ги родился в «правильной семье», которая могла обеспечить его обширные интересы материально. Во-вторых, наследственные гены одарили его мужественной внешностью, здоровьем и умом, что было отнюдь не лишним при его честолюбии. В-третьих, отец у него был не последним человеком в стране и с пониманием относился к амбициям наследника. Однако, когда в один прекрасный день папаша Доберкур, поздравив с получением диплома, отказался о нем похлопотать, Ги его не понял.
– Ты не готов к политической карьере, о которой мечтаешь. Выкинь это из головы.
– Выкинуть? Да почему, господи?
– Гордыни в тебе много, а это смертный грех, – сказал папаша Доберкур, раскуривая любимую трубку, – гордыня при отсутствии должной осторожности приводит к полному краху. Мне вовсе не улыбается всякий раз вытаскивать тебя из дерьма.
От негодования Ги покраснел, что случалось с ним редко, обычно он умел держать на лице приличествующую случаю маску.
– Папа, если вы имеете в виду ту историю с Жозефиной, я давно сделал выводы.
– «Жозефина», мой мальчик, может принять самые неожиданные формы. Вчера это дочь булочника, сегодня непродуманный альянс с политической партией, а завтра несмываемое пятно на репутации и полная дискредитация. А между тем у меня большие планы на тебя.
– И какие же? – хмуро поинтересовался Ги, заинтересовавшись против воли. Отец никогда не бросал слов на ветер, а учитывая масштабы проектов, которыми он ворочал, вариант мог быть вполне ничего.
Однако папаша Доберкур не спешил вводить сына в курс дела. Он встал у окна, весь в клубах терпкого табачного дыма, и задумчиво смотрел на хорошо ухоженный парк, расстилающийся перед загородным поместьем.
– Для начала тебе придется научиться смирению, – сообщил он. –Конечно, ты можешь возразить, что подобные вещи закладываются в раннем детстве, а теперь уж поздно, но у меня свой взгляд. Трудности закаляют тех, кто к ним готов. Дети, в силу возраста и природной гибкости, к трудностям привыкают и подстраиваются. А мне не надо, чтобы ты подстраивался. Ты должен уметь находить исток и бить в цель наверняка. Но найти исток трудно, это дано лишь тем, кто умеет смиряться и ждать.
– Что вы имеете в виду? – спросил Ги, слегка обескураженный.
– Поработай для начала простым рабочим. А там поглядим.
– Рабочим? – Ги, окончивший Национальную Школу Администрации и по факту являвшийся лучшим энархом [1]в выпуске этого года, был оскорблен. – Если вы не заметили, я давно уже не восемнадцатилетний юнец! Я работал в мэрии, участвовал в избирательной компании и знаю эту кухню изнутри. Мне уже поступило столько заманчивых предложений, и лишь безграничное уважение к вам не позволило их принять без вашего одобрения.
– Вот я и говорю: гордыни много, – философски обронил Доберкур-старший, пуская колечки в распахнутое окно. – Будущий президент республики обязан уметь не только носить фрак. Необходимо, чтобы ты чувствовал себя как рыба в воде в любой ситуации. Закулисная борьба жестока и слабых не любит. Собирайся, мы сейчас с тобой кое-куда съездим.
Ги молча поклонился и вышел из кабинета. Как бы оно не звучало, но отец в своей жизни еще ни разу не потерпел поражение, а значит, и сейчас знал, что делал.
За руль скромного темно-синего «Ситроена», папаша Доберкур сел сам. Автомобиль едва тащился по пустынным сельским дорогам, чихая на поворотах и громким стуком мотора надрывно взывая к услугам механика. Ги терялся в догадках, куда можно отправиться на таком драндулете. Спустя полчаса тряски на тесном переднем сидении, где нельзя было даже вытянуть ноги по-человечески, он не выдержал:
– Куда мы едем?
– Я познакомлю тебя с очень влиятельным лицом, – ответил отец. – Если ты ему понравишься, считай, весь мир у тебя в кармане. Он сделает из тебя универсального человека.
– Лично станет меня наставлять?
– Если лично, я буду очень доволен. Он не всех удостаивает подобной чести.
– Кто он?
– Самый богатый человек в этой стране, совладелец «Прозерпины», умнейший человек, который за завтраком решает судьбы государств. А еще он мой близкий товарищ и друг.
– У него есть имя? – о тайных акционерах головной компании «Прозерпины» Ги был наслышан, но подробностей не знал.
– Он сам представится, не хочу портить тебе первое впечатление.
Ги заключил, что убогий «Ситроен» это своего рода конспирация, и, вздохнул, понимая, что отец больше ничего не пояснит.
Скоро они въехали в провинциальный сонный городок, средневековый и по-своему симпатичный, но никак не прославившийся на страницах великой истории. Поскольку знаменитые достопримечательности отсутствовали, то и туристы сюда не заглядывали. Мощеные истертым булыжником улочки утопали в цветах и полуденной тишине. Попетляв меж невысокими домиками и миновав скромный готический собор с остроконечным шпилем, они выбрались на окраину, где с одной стороны простирались выжженные на солнце поля, а с другой, огороженные низкой каменной стеной, кое-где полностью скрытой плющом, шли частные владения.
Перед полуразрушенной аркой, ведущей на обычную виллу, «Ситроен» притормозил и аккуратно свернул на поросшую травой проселочную дорогу. Красная крыша двухэтажной виллы замаячила между ветвями разросшихся деревьев.
Они остановились на площадке, неаккуратно усыпанной мелким гравием, и вышли из машины. Солнце припекало, в траве стрекотали кузнечики и жужжали пчелы. Простая деревенская идиллия, по мнению Ги, имела мало общего с бизнесом планетарного масштаба, но действовала умиротворяюще. Молодой энарх повертел головой, выискивая влиятельный «жирный овощ», [2]но увидел только низенького толстого человечка в грязном комбинезоне, спешащего к ним от дома. Лысина на его макушке блестела так, что пускала солнечные зайчики.
– Мое почтение, сиятельные господа, – проговорил толстячок с заметным бретонским акцентом. – Не желаете ли выпить холодненького сидра с дороги?
– Нет, не стоит беспокоиться, приятель, – ответил папаша Доберкур, пряча усмешку в усы. – Хотя согласен, денек сегодня жаркий.
– Все лето такое: палит немилосердно, – толстячок ласково погладил запылившийся капот «Ситроена». – Как вы только добрались на нем досюда, ума не приложу. Еще на дороге слышал: стучит движок-то! Мотор перебрать не худо будет.
– Все руки не доходят до моего старичка.
– Зря, зря, старичок-то еще фору молодым даст. Вон какой путь проделал и не спекся, – человечек в комбинезоне раскрыл дверь и проворно забрался на водительское сидение, без спроса запустил мотор и, высунув голову, крикнул:
– Вона как стучит! Слышите?