– Я знал, что так будет. Знал, что ты жива и я тебя спасу.
Да, тот, кого она ненавидела, спас ей жизнь. В этом заключалась злая ирония, и Вика не знала, что ей теперь делать. Смеяться или плакать. Благодарить небо или проклинать за небольшую и ни к чему не ведущую отсрочку.
– Видишь, не такой я и страшный. Ты меня прощаешь?
– Я прощаю тебя, – сказала она, потому что новая жизнь не могла начаться иначе – только с прощения.
Игорь смотрел на нее и одновременно сквозь нее, его взгляд был до странности расфокусированным. Вика вдруг осознала, что с ним все плохо. И возможно, он едва ее понимает…
– У тебя кровь везде, – сказала она, – на лице, на подбородке.
– Я в порядке. Ничего не болит, – противореча себе, он вновь сплюнул и попытался сесть.
Вика помогла ему.
– Ты сможешь идти?
Они долго не могли прийти к единому мнению, стоит ли ждать спасения на месте или спускаться к лагерю. Симорский, хотя и не подавал виду, жестоко страдал от скрытых травм, он подсознательно не хотел никуда идти. А Вика рвалась к людям, к докторам, к тем, кто мог оказать реальную поддержку. Ждать у моря погоды не имело смысла.
Они пошли по направлению к долине Чаруского, но действительность оказалась слишком жестокой: лагеря не существовало. Вместо него их взорам открылась огромная дымящаяся яма…И тогда они повернули в обратном направлении. Через перевал, через трещины и ущелья, рассекавшие оазис, через завалы из камней и мелкие озера, образовавшиеся на месте расплавленного льда, они брели к призрачной Надежде, ставшей, как в известной песне, их земным компасом.
С каждым шагом Игорю становилось все хуже, и погода портилась слишком быстро. В небе сбивались в плотные комки и начинали ходить кругами странные тучи. Они темнели, бугрились слоями, беззвучно посверкивали и чем-то напоминали кипящее в котле ведьминское зелье. Невидимая рука колдуньи перемешивала дым, водяную взвесь и пепел прямо у них на глазах – не иначе, рождая заклинаниями смертоносный ураган.
Вика двигалась с трудом, закусывая губу от боли, да еще Симорский опирался на нее, и становился все тяжелей. Они отдыхали часто и подолгу. Сидели на камнях, поднимаясь на ноги с огромным трудом. Хорошо, что было холодно, свежий ветер бодрил. Он даже разогнал дым и дул на их счастье в спину, помогая, а не мешая. Но хотелось пить, и ноги дрожали и оскальзывались на камнях. Дважды они упали в лужу, их одежда промокла насквозь. В очередной раз подхватывая Игоря под мышки, помогая ему встать, Вика почувствовала, что ее спутник горит в лихорадке.
– Ты уверена, что мы движемся правильно? – спросил Симорский.
Вика уже давно ни в чем не была уверена. Все скалы были похожи, как близнецы, солнце спряталось, мох не рос, муравейники не указывали стороны света, потому что тут не водились муравьи. Их окружала холодная ночь – непонятная ночь, материализовавшаяся посреди полярного лета. Она полыхала красноватыми сполохами и глухо ворчала, угрожая всему живому. Перевал Шаповалова стремительно проваливался в ад.
Но слабость свою и растерянность Завадская показывать не имела права.
– Мы все делаем правильно, – сказала она твердо. – Но если хочешь, давай еще немного передохнем. Мы почти дошли, осталось метров сто, и мы увидим вторую долину.
Сто метров – это была наглая ложь. Вика вообще не понимала, куда они забрели. Они вполне могли заблудиться.
Когда Симорский упал и больше не смог подняться, Вика рухнула рядом и несколько минут тупо смотрела перед собой. Это был конец.
– Игорь, ты слышишь меня? – шепнула она.
Тот не ответил – потерял сознание. Завадская снова осталась одна. Без моральной поддержки, без надежды на скорое спасение, один на один с приближающейся бурей. Смерть опять подкрадывалась к ней, притаившись в колышущихся тенях. Вике захотелось уснуть и уйти тихо, без борьбы и сожалений.
Но нет, она не могла так поступить, не могла сдаться! Юра совсем недалеко, он не даст ей пропасть! Виктория начала вставать, и словно откликаясь на ее порыв, между вертикальными скалами, в узком проходе впереди мелькнул яркий огонек. И еще один. И еще.
Вне всяких сомнений, это были электрические фонарики. Люди! Помощь!
– Эй! – сипло крикнула она. – Я здесь! Помогите!
Справедливо опасаясь, что ее не услышали, она кричала вновь и вновь, окончательно сажая голос, до хрипа и резкой боли в горле, а потом побежала – ей казалось, что побежала, на самом деле она тащилась, едва переставляя ноги. Со всем отчаянием и проснувшейся верой в чудо Вика спешила за спасительными огоньками, понимая уже, что не успевает их догнать.
Запнувшись об очередной камень, она рухнула плашмя и слабо закопошилась, никак не умея подняться. Даже встать на четвереньки не получалось. Все. Теперь точно конец. Она обессилено легла на спину, откликнувшуюся ноющей болью во многочисленных синяках, уставилась в сверкающее, бурное небо и смотрела, смотрела на колдовской водоворот, смаргивая бисеринки слез.
Пошел снег. Мелкие снежинки носились в безумном танце и нежно таяли на ее лице. Вика знала, что очень скоро снег повалит обильно и укроет ее толстым саваном. Ее никогда не найдут.
– Вон там, красная куртка!
Вике показалось, что она слышит голос Юры. «Наверно, все и правда умерли, и Юра встречает меня», – подумала она с облегчением. Ей совсем не хотелось, чтобы на пороге смерти ее опять встречал Игорь.
Юрино лицо заслонило небо, отогнало навязчивый рой снежинок, и Вика улыбнулась.
– Юра… – слезы и снег мешали ей видеть ясно, но она не сомневалась, что это именно он. – Юрочка…
– Вика?!
Родные руки подняли ее с земли – легко, безболезненно. Как же, оказывается, хорошо умирать! Зачем она так долго цеплялась за жизнь?
– Да куда ты ее потащил, дурень?! Стой! Подожди, давай ее осмотрим!
Вика последним усилием подняла руки, обвивая Юру за шею – не надо ее отпускать! Но Громов замер и осторожно посадил ее на ближайший камень.
– Вика, это правда ты? – он пытливо вглядывался в нее, гладил по лицу, целовал соленые от слез щеки. – Что ты здесь делаешь? Как ты оказалась тут?
– Потом, все потом, – Громова отпихнул в сторону его товарищ. Им оказался второй охранник Долгова, Дима. Его симпатичное лицо выглядело предельно сосредоточенным. – Где-нибудь болит? Травмы, головокружение, может, трудно дышать?
– Я голос сорвала… – прошелестела она, – я кричала…
Дима ощупывал ее сквозь куртку. Вике было немного больно, она морщилась и тотчас вновь улыбалась. Юра маячил за плечом охранника, изумленный до крайности и сильно встревоженный.
– Жить будет, – вынес вердикт Дмитрий, затем, наклонившись, достал из сумки маленькую бутылочку воды и сам отвинтил крышку. – На, пей, только не спеши!
– Вика, дорогая моя, откуда ты взялась?! – все бормотал Громов, с жадностью наблюдая, как она делает глоток и зажмуривается, потому что вода ледяная.
Он отстранил товарища и прижал ее к себе. Вика едва слышно застонала. И вдруг вспомнила про Игоря.
– Он там! – захрипела она, холодея, что совсем о нем забыла и тем самым едва не обрекла на смерть. – Он там! Заберите его! Он еще жив!
– Дима, посмотришь?
– Конечно. Похоже, она не одна.
– Он там, – бормотала Вика, – спасите его! Он спас меня...
Громов снова обнял ее, притянув голову к своей груди.
– Все будет хорошо, любимая. Тише, тише, теперь все будет хорошо!
Неоправданно рано, но Вика почувствовала себя в полной безопасности и не смогла сдержать рыданий – на сей раз от счастья.
*
Юрий Громов
Когда он увидел ее, лежащей на грубых камнях в позе морской звезды, то потерял дар речи. Решил, что в сумерках его подводят глаза. Вики здесь просто не могло быть, это мираж, бред и галлюцинация! Потом он испугался, что Вика мертва – снежинки падали ей на лицо, а она даже не моргала. Потом ошалел от радости, что ошибся...
Самые разные эмоции переполняли его, бросая то в жар, то в холод. Юра ужасался физическому состоянию Вики и тому, что ей довелось пережить, обмирал от счастья, что она с ним рядом, боялся, что любимая ранена или простудилась, полежав на голой земле. Он целовал ее лицо, волосы, руки. Тряс легонько за плечи, расспрашивал, но Вика была немного не в себе, и он запретил себе задавать вопросы – просто гладил успокаивающе и повторял, словно мантру, что все теперь образуется.