И это совершенно верно. Она умела желать и требовать. Чего? Всего, что было под рукой; по глазомеру, с разборчивостью и обдуманностью, достойными тех маленьких животных, которых мы держим на коленях, пока, сами не падаем перед ними на колени. Она требовала "табурета", пока ей не представилось возможности требовать "короны" с тем же упорством и с той же ловкостью.
После 1674 г. это продолжалось все в том же роде. На другой день после великого события мы встречаем обоих супругов, исполняющих в политике н в других сферах соответствующие им роли. Отношения с Францией, разумеется, были превосходны; беседовали с посланником. Собесский ему сообщил свои требования и свои желания: "Субсидии для окончания войны с турками, союз с Швецией против Бранденбурга, возвращение провинций, похищенных Пруссией, внутренние реформы". Вот его требования.
Теперь очередь за Марысенькой, и то, что она пожелала, подтверждает верность моего мнения: "Звание герцога для её отца; команду над полком для второго брата, графа де Малиньи. Она желает, чтобы выгнали из дома её отца, маркиза д'Аркиена, немецкого слугу, который его обкрадывает; чтобы заперли в монастырь служанку дурного поведения, на которую отец тратит деньги". Это касается внешней политики. Что касается внутренней, дело еще проще. Хорошо запомнив советы, данные де Брежи Марии де Гонзага, по поводу случайных доходов, на которые может рассчитывать королева польская, Марысенька эти советы спешить применить на практике с ревностью, от которой она не отступает до последней минуты своего царствования. Пользуясь всеми преимуществами, принадлежащими казне, она занимается и торгами, которые отнимают у неё всё свободное время.
Ей приходится иногда случайно заменять своего мужа в исполнении обязанностей, на него возложенных. Обремененный делами и совершенно одинокий, он иногда поручал ей некоторые дела, как частный человек, у которого слишком много забот. Она помогала ему управляться с делами по его хозяйству в качестве народного вождя. Король имел министров, но всех этих министров, по большей части бывших товарищей, он не имел права назначать, или их сменять, раз они были избраны. Это были чиновники независимые и несменяемые: не трудно себе представить услуги и удовольствия, которых можно было ожидать от них. Большинство из них были прихлебатели, в роде Морштына или спорщика Любомирского.
Сама Марысенька -- "неисправимо плохая стряпуха", у которой часто огонь гаснет, кастрюли выкипают, приправы перемешиваются, и все делается не вовремя. Это у неё случается без злого умысла. Большей частью она злоупотребляет своей властью лишь для того, чтобы поставить на огонь какое-нибудь блюдо собственного приготовления, которое осложняет список яств, не нарушая хода обеда. Если Польша не погибла от несварения желудка, это не её вина. Я уверен, что бедняжка была жертвой оптического обмана, в историческом отношении.
После блестящего вступления, царствование Иоанна III не сдержало своих обещаний во внутренней и внешней политике. Извне, утраченные границы не были восстановлены; внутри анархия не была прекращена. Удалось отстоять Вену для Австрии, но пришлось уступить Киев Московии, и всё ограничивается этой сделкой. Кто виноват? Собесский был великий воин. Его современники и потомство решили, -- не рассмотрев ближе вопроса, -- что он в то же время и великий государственный человек. Легко можно было ошибиться; я сам очень долгое время разделял это заблуждение. Кто же ему мешал спасти свою страну, доказав всю силу своего гения? Марысенька никогда не пользовалась популярностью, и в этом нельзя упрекать Польшу. В Польше, как и во Франции, её ненавидели её собственные соотечественники, строго её осуждая и не пропуская случая клеветать на нее. В 1676 году французский агент Балюз писал о ней, зная, конечно, что это ложь, следующее:
"Король старается не исполнять желаний королевы; он говорит открыто, что обращаться следует к нему, а не к ней... Напрасно она прихорашивается перед зеркалом четыре часа в день, он её презирает и обращается с нею грубо..."
Двумя годами ранее, по словам Балюза, прошел слух, что королева отравилась, что жизнь её в опасности; это вызвало всеобщее ликование. Когда французские миссионеры вздумали служить молебны для её исцеления, все присутствовавшие протестовали. Все желали её смерти, в виду возможного брака короля с Элеонорой Австрийской, предпочитая её этой француженке, доведшей королевство до разорения.
Она пережила своего мужа; все пришли в негодование. По всеобщему заблуждению, требовалось найти "козлище отпущения": взялись за эту "лань". Никто еще не знал подробностей странного романа, который подвел "Селадона" под ярмо "Астреи". Их переписка была напечатана с пропусками лишь в 1859 г. Только в то время обратили внимание на эту сторону дела.
Марысеньку объявили чудовищем, а её мужа ставили в пример того, до чего могут довести "помрачения божественных даров", "ухищрения чёрта", или скорее "чертовки". При этом одно только обстоятельство ускользнуло от проницательности судей. Селадон, как и все возлюбленные, забавляясь мелочами своей страсти, постарался однажды подвести "итог" минутам своего счастья, т.-е. времени, проведенному с Астреей. Подсчитав часы и минуты, он подучил в итоге несколько месяцев, за шесть лет брачной жизни. И по всей справедливости, он не мог обвинять в этом одну "Астрею". Она его оставляла иногда, но и он её часто покидал. Прелестный "ад", в котором он находил всё свое счастье, как он сам нередко уверял, не удерживал его настолько, чтобы помешать ему следовать по дороге в рай. Труднее определить часы, которыми "Селадон" жертвовал бы "Астрее", когда долг службы призывал "короля и воина".
Поэтому я охотно соглашаюсь, что он давно заслужил свое место в раю, отдыхая в "злачном месте" от тяжелых трудов своих. Марысенька, как видно дальше, переживала на земле минуты покаяния, -- и, вероятно, раскаяния. Я полагаю, что и она последовала за мужем. -- Что касается Польши, если в ней ад одержал верх, то сами поляки, -- как мне кажется, -- в этом более виноваты, чем в частности этот добрый поляк. Но настоящего виновника придется искать в другом месте.
Собесский не отнял ни Каменца у турок, ни Кролевца (нынешнего Кенигсберга) у пруссаков, потому что его армия была плоха. Армия его была плоха, потому что поляки не хотели иметь лучшей, как англичане в наше время отказываются от обязанностей военной службы. Ему не удалось совершить в своей стране необходимых преобразований потому, что он не был создан для этого. Слишком слабый, слишком вялый, имея все задатки польского дворянина (анархизма), он сам только по титулу король, и его престол слишком близко соприкасался с ложем лености и нравственного растления, где он провел свою юность. Но зачем же его избрали королем? Нашелся ли бы другой лучше его? Я в этом сомневаюсь. Его преемником избрали другого, на этот раз настоящего -- сильного, смелого, предприимчивого, циничного, хитрого, не имевшего ни чести, ни совести, принесшего с собою традиции деспотической власти, явившись в сопровождении лучшего отряда наемников для своей защиты. Его звали "Август Сильный". О его царствовании сохранилось лишь одно воспоминание: "Когда он пил, вся Польша была пьяна!"
Бывают болезни неизлечимые: в том числе чахотка. Польша страдала этой болезнью в 16 веке. В 15-м веке она имела королей, не стоящих Собесского, и присоединив Литву, она соединилась с Пруссией и Померанией. Её города процветали; один купец из Кракова принимал за своим столом императора Карла IV со свитой из десяти человек. Этот купец, по имени Виерзинек, не имел наследников, и его дом оказался несостоятельным!.. Он жил и разбогател благодаря торговле с Востоком, которая велась морским путем до крестовых походов, направляясь через Краков и Львов. Конец крестовых походов, взятие Константинополя турками, открытие Америки остановили движение, и это вызвало банкротства во всей Польше. В этих пустынных, опустошенных и невозделанных полях нечем было пропитать великое государство, подобное тому, которое воздвигли и Пясты, и Ягеллоны. Надо признать за чудо, что оно так долго продержалось. Необходимо было иметь целое поколение героев в роде Собесского. Эти герои были плохие подданные, непокорные и непобедимые. Могли ли они вдохнуть высший гений в душу немецкого капрала? Польше было предназначено жить и умереть геройством. Прочтите книгу судеб: в ней вы найдете ясное указание на то, кто виноват.
