Когда до ближайшего дома оставалось метров триста, из-за кустов кто-то окликнул их.
– Эй, ты, стой, где стоишь, а то стрелять буду! Голос был детский, но такой родной голос земляка.
Тельман остановился, последние силы покинули его, и он повалился на снег. Кусты у дороги зашевелились, оттуда вышел небольшого роста паренек, одетый явно не по росту в деревенский тулуп из грубой овчины. Прежде чем подойти, паренек нагнулся и взял камень. Медленно приближаясь, он постоянно следил за автоматом, который солдат отбросил от себя. Подойдя ближе, он остановился, и держа камень наготове, и спросил:
– Вы армяне или кто? – вопрос казался неуместным, но время было такое тревожное, что ни к кому не было доверия. Услышав ответ на родном языке, мальчишка подбежал, опустился на колени и спросил:
– Что с вами? Кто вас так?
По щекам солдата стекали крупные капли пота, он хватал ртом воздух, стараясь вздохнуть
– Позови, кого– нибудь из взрослых, – хриплым голосом попросил он. Видишь, командир мой умирает. Только быстро.
Юноша стремглав побежал к дому, влетел в комнату и тотчас вернулся. За ним выбежали человек пять, и бросились к раненым. Паренек прибежав первым на ходу скинул с себя тулуп и протянул его Тельману.
– Возьми и укрой его.
Подбежали деревенские жители, среди которых выделялся один с большой, как совковая лопата, бородой.
– Берите осторожно, – скомандовал бородатый мужик и первым взялся за ручки самодельных носилок. Мужчины подхватили раненого, а паренек взял под руки Тельмана. Все пошли к дому. Полковника несли осторожно, стараясь не беспокоить. Внесли в дом, и положили на пол. Тельман опустился возле дверей и закрыл глаза.
Бородатый подошел к солдату, тронув за плечо, спросил:
– Откуда вы и как сюда попали?
Тельман открыл глаза и сквозь покусанные, распухшие губы тихо прошептал:
– Срочно сообщите в Баку. Пусть пришлют вертолет, ранен полковник…. Он потерял много крови, не доживет, если повезем на машине.
Услышав имя полковника, все засуетились, зашумели. Весть о том, что вчера пропал «Сорвиголова», так называли его приехавшие из Физули военные, мигом облетела всю окрестность. В течение дня в деревню Городиз, куда пришли раненые, дважды приезжали из штаба местной бригады и интересуясь, не приезжал ли полковник, который выехал из Джебраила еще утром. И не найдя его, тут же уезжали искать в других деревнях.
Пока мужики рассказывали последние новости, паренек принес чаю и протянул стакан Тельману. Однако тот не смог поднять руки и обессиленный повалился на бок. Его подхватили, стали стягивать с него мокрую одежду и ботинки. Кто-то принес сухую рубашку и штаны. Тельмана уложили на кровать, укрыли теплым одеялом. Сквозь наступающую дремоту он все твердил:
– Мужики, командира надо доставить в Баку. Нужен вертолет, он много крови потерял. Осторожно с головой, она изранена осколками, – он хотел еще что-то сказать, но не смог. Силы покинули его, бессонница, усталость последних дней навалились разом, а тепло комнаты разморило, и он не заметил, как на полуслове, погрузился в сон. Все притихли, стараясь не тревожить раненых. Бородач, погладив бороду, оглядел присутствующих и многозначительно изрек:
– От трассы Джабраил – Физули до нашей деревни, почти десять километров. Раненый сам, да по такой местности, притащил сюда командира. Это настоящий воином, – ни к кому конкретно не обращаясь, произнес он.
Сидящий в углу сухонький мужичок, зашевелился, посмотрел на бородача и спросил его:
– Ты помнишь, Исмаил – киши, в прошлом году, в мае через деревню проходили беженцы из Шуши, помнишь? – допытывался он.
– Тогда они рассказывали о парне по кличке «Сорвиголова», который спас их в Косаларе, там, в горах, ну когда Шушу уже армяне взяли?
– Ну что ты хочешь этим сказать? – повернувшись к мужичку, спросил стоящий у дверей другой деревенский житель.
– Так вот, они рассказывали, что когда все сельчане вышли из деревни и подались в горы, они повстречались с парнем и десятком его солдат, спешивших к ним на помощь. Ну, вспомнил, наконец, Исмаил -киши, или нет? – мужичку не терпелось услышать утвердительный ответ от товарища.
Бородач, продолжая поглаживать свою бороду, многозначительно кивая головой, пытался, что-то припомнить.
– Ну что дальше-то, – не выдержал третий из присутствующих, укрывавший полковника овчинным тулупом.
– Так вот, – мужичок оживился, – остановив уходящих из деревни жителей, он схватил за грудь первого из них и стал материться по-русски, требуя вернуться назад и воевать. Когда парень убедился, что никто не хочет возвращаться, он, обращаясь к жителям, сказал: «Посмотрите, как надо защищать свою Родину» и побежал навстречу противнику, который уже входил в деревню. Так вот, – мужичок, облизнул сухие губы и обвел присутствующих взглядом, – они рассказывали, что те бойцы смерчом пронеслись по деревне и выбили оттуда армян.
Когда жители, все-таки решили вернуться, увидели, что на улицах кругом валялись трупы армянских солдат. А парень, ну тот, что материл их, забрав своих раненых и остальных бойцов, уехал воевать за Шушу.
Все вдруг дружно, перебивая друг друга, стали вспоминать подробности рассказа шушинских беженцев, дополняя услышанное рассказами других очевидцев, тех, кто видел и воевал с полковником на других фронтах.
– Мне рассказывали мои родственники из Агдама, – вмешался в разговор сухощавый мужчина, укрывший полковника тулупом, – этот вот парень, – он показал на раненого, – воевал там со своим старшим братом. На Каракенских высотах они такое творили, что армяне за его голову предлагали кучу американских долларов, но никто не посмел его предать. Отчаянные они были воины. Факт говорю, клянусь Создателем – мужик провел по своему лицу ладонями, в знак подтверждения своих слов.
Однако время шло, и надо было что-то предпринимать.
Неизвестно, как долго еще продолжился бы этот разговор, когда молчавший до того парнишка, который нашел раненых, не спросил:
– А что будем с ними делать? надо вертолет вызывать из Баку, но как?
Мужики вдруг сразу спохватились и стали решать, как быть. Бородач, на правах аксакала, вышел на середину комнаты и сказал:
– Я поеду на железнодорожную станцию и оттуда свяжусь с Министерством обороны. Ты, Фидан, – он повернулся к мужичку, который рассказывал про беженцев, – пойди в деревню и разыщи там Фрянгиз-ханум, фельдшера нашего, пусть придет и осмотрит раненых. Ты, Сулейман, – бородач обратился к молодому парню, стоящему у дверей, возьми коня во дворе и скачи в штаб бригады, скажи, что нашелся полковник и, что надо срочно прислать врача.
Отдав распоряжение, бородач надел свой тулуп, нахлобучил шапку из грубой овечьей шерсти, потом подошел к спящим бойцам, внимательно посмотрел на них, что-то сказал про себя в сердцах, и не глядя ни на кого, вышел. За ним поспешили и остальные. В комнате остался лишь паренек, в овчинном тулупе, который нашел раненых.
На дворе смеркалось. С гор налетел холодный ветер, кружа по двору, рассыпал снег по углам.
Раненый открыл глаза. Он дышал тяжело и хрипло, хотел повернуться на бок, но, он почувствовал страшную боль в голове.
– Пить – только и смог проговорить он. Рана открылась и новые бинты, повязанные умелой рукой деревенского фельдшера, мгновенно пропитались алой кровью. Ему казалось, что сейчас он умрет. Кто-то бережно приподнял его голову и поднес кружку воды. Раненый хотел сделать глоток, но потерял сознание.
Он бы, наверное, умер. Но внезапно перед ним всплыл волнующий образ жены, и когда он увидел расплывающиеся силуэты детей, все в нем восстало против смерти. Полковник, собрав остатки воли, стал медленно выходить из того страшного состояния, за порогом которого пустота. Ради них он должен был выжить, чтобы находиться рядом с ними. Он не мог так легко сдаться. В нем еще теплилась слабая искорка жизни. Он попытался поднять голову, но не смог. Уже в который раз за последние сутки он впал в забытье.