Пара полицейских (лишь через минуту до неё дошло, что меньший ростом из них был женщиной) поднялись на фасадную террасу соседки. В своих отутюженных униформах с острыми как лезвия бритв стрелками на брюках они выглядели какими-то странно нерешительными и неуклюжими. Сначала в дверь постучал мужчина – раз, другой, третий. Никакой реакции. Тогда постучала женщина. Столь же бесплодно. Сложив руки на груди, Мег ждала. Через минуту мужчина направился к боковым воротам и проник во внутренний двор соседки. Мег услыхала, как распылители в соседском саду с прощальным стоном заглохли, после чего полицейский вернулся с набитыми грязью ботинками.

Он вновь стал колотить в дверь – теперь уже гораздо яростнее, что напомнило Мег поведение её мужа. – Немедленно откройте! – взывала сотрудница хрипловатым фальцетом, тщетно пытаясь хоть как-то огрубить себе голос. – Полиция!

И тут Мег заметила её – соседку, которая стояла у ближайшего к двери эркерного окна. – Гляньте! – крикнула она, прежде чем успела сообразить, что делает. – Вон она – там в окне!

Сотрудник, у которого были усы и бледно-белые, как у её Сонни, волосы, перегнулся через перила террасы и, нервно жестикулируя, попытался привлечь внимание застывшей за окном фигуры. – Полиция! Откройте дверь! – зычно требовал он. Старуха даже не шевельнулась.

– Ах, так! – гаркнул он, беззвучно матернувшись. – Ну ничего, ничего, – он навалился плечом на дверь, которая не устояла перед его натиском: дверная коробка вылетела, что позволило воде хлынуть наружу, а обоим сотрудникам ворваться внутрь дома.

Мег стояла и чего-то ждала. Конечно, у неё была куча дел, но она всё равно ждала, то и дело нагибаясь выдернуть какой-то случайно пропущенный садовником одуванчик, чтобы выглядеть занятой. Полицейские оставались в доме Мьюриэл ужасно долго – минут двадцать-тридцать, после чего, наконец, она появилась в дверном проёме в сопровождении сотрудницы.

Выглядела Мьюриэл ещё более тучной, чем обычно – одутловатое лицо, распухшие руки. Её наряд включал белые сандалии на старческих растоптанных ступнях, мешковатое ситцевое платье и светлую соломенную шляпу, смотрящуюся так, будто её откопали из какого-то задрипанного сундука на чердаке. Сотрудница держала её за руку, а за ними маячил сотрудник с саквояжем. Пока Мьюриэл спускалась по ступенькам и шла по дорожке, она ни разу не повернула головы. Однако как только сотрудница стала усаживать её на заднее сидение патрульной машины, она резко обернулась, как если бы хотела бросить последний взгляд на свой дом. Только вот устремлён её взгляд был не на дом, а – на Мег.

Утренняя прохлада уступила место полуденному зною. Покончив с поливкой растений и приготовлением паста-салата (витые макароны-бабочки с кусочками свежей лососины, маслинами и кедровыми орешками), Мег сгоняла по делам, после чего забрала из детсада Тиффани и уложила её поспать. Но почему-то всё это время Мьюриэл не шла у неё из головы. Старуха смотрела на неё всего каких-то пару секунд, прежде чем сотрудница полиции усадила её в машину. Под её взглядом Мег хотелось провалиться сквозь землю. Но тут ей пришло в голову, что во взгляде Мьюриэл не читалось ни капли обиды на неё, а лишь сожаление. Этот взгляд просто сообщал ей о том, что ждёт её – что через пятьдесят лет то же самое будет и с ней.

На их заднем дворе царил кромешный ад, а с неба невозмутимо сияло полуденное солнце. Её собака, Куинни, получившая в ветклинике услуги по стрижке когтей и мойке шампунем от блох, растянулась подремать в тенёчке у бассейна. Вокруг стояла глухая тишина – молчали даже птицы. Скинув свои Найки, Мег босиком пошлёпала через промокший газон к забору, а точнее, к его развалинам. Стойка забора за ночь сильно накренилась, завалив всё его полотно на соседний двор. Ничтоже сумняшеся Мег запрыгнула на поверхность поваленных штакетин, спустившись на лужайке с другой стороны.

Ступни её вязли в грязи – грунт ну что твой пудинг, шоколадный пудинг, – и, вытягивая их из земли при движении к соседскому дому, она оставляла позади себя отпечатки, которые плавно наполнялись водой. Она пересекла патио, ставшего островом, и, лавируя между кадочными растениями и плетеной мебелью, добралась до задней двери. Обнаружив, что последняя заперта, Мег подошла к окну и, заслонив лицо ладонями, прильнула к стеклу. От зрелища внутри дома у неё спёрло дыхание. Штукатурка на стенах растрескалась, обои облезли, ковролин и полы под ним были безвозвратно испорчены. Она понимала, что это было плохим поступком, но ведь это было сделано в состоянии аффекта, это было попыткой самоубийства.

Безысходность, вот в чём причина. Или что-то ещё? И тут она снова подумала о Сонни – а что, если бы он умер, а она сама была уже такой же старушкой, как Мьюриэл? Ясное дело, она никогда не стала бы такой толстой, а, возможно, лишь похожей на одну из этих поджарых стройных пожилых дамочек из Палм-Спрингз, которые всю жизнь занимались стретчингом. Или что, если бы она не была ещё старушкой – мысль об этом обрушилась на неё так нежданно словно хищная птица с небес, – а просто Сонни, например, попал в автокатастрофу или что-то вроде того? Ведь могло же такое случиться.

Стоя у окна, сквозь собственное мерцающее отражение на стекле Мег завороженно вглядывалась в картину бедлама внутри дома. В первый момент она увидела там крушение жизни старухи, но в следующий момент перед её взором всплыл прекрасный облик соседки в молодости – очаровательный рот и пленяющие глаза, которые в ту пору не сходили у всех с языка. Чуть погодя, отвернувшись от окна, Мег попробовала посмотреть на внутренний двор глазами его хозяйки, Мьюриэл. Картина была такой: буйно-благоухающие от обильного водопоя розы, бальзамины с жесткими как колья стеблями, олеандры утопающие в своей желтоватой листве и там ... в дальнем углу патио из кустов безобидно торчала стальная болванка крана, управляющего пуском воды к распылителям орошения. Рукоятка, валик, шлицы – всё в этом кране было точно таким же, как и в их саду.

И тут её словно проняло. Ей надо открыть их … распылители … лишь на минутку, только бы ощутить, каково это будет. Конечно же, ей нельзя оставлять их включенными надолго – ведь это может стать угрозой для всего фундамента её собственного дома.

Вот, что она поняла.