Любовь – жизнь, если она не смерть.

Виктор Гюго

Какая странная мысль – научиться видеть сны,

чтобы не перепутать смерть со сном!

Бернар Вербер

Время лечит тех, для кого оно существует.

Те, кто живет вне времени, неизлечимы.

Махталеон

– Мне часто снятся сны. Обычное дело, я знаю… Только мои сны – необычные. Все они пронизаны одной тонкой нитью и связаны между собой во времени и пространстве. Они дополняют друг друга. Они продолжают друг друга. Я просыпаюсь, и мне кажется, что моя реальная, настоящая жизнь – там, в моих снах. – Она стряхнула пепел с длинной тонкой сигариллы. – Я просыпаюсь и долго не могу прийти в себя. Мне кажется, что я живу в чужом теле. Я чувствую, что мою душу, мой разум поместили в нечто такое, что не позволяет мне видеть, слышать, чувствовать. Это тело не дает мне дышать. – Она подняла глаза на Адель. – Оно не мое.

Адель вела с кем-то переписку в своем смартфоне и, по всей видимости, ей не было дела до исповеди очередной клиентки. Все эти женщины, приходившие к ней на терапию, жаловались на семейные неурядицы, на молодых любовниц мужа, на быстрое старение кожи, на нереализованные возможности и ощущение полной ненужности в неполные сорок лет. Они вызывали у нее тоску, а иногда и раздражение, и тогда она погружалась в свой смартфон и лишь изредка кивала им и говорила: «Да-да, я слушаю Вас, продолжайте».

В итоге она разделила своих клиенток на две группы: в первую входили те, кто объективно нуждался в медикаментозном лечении – и тогда она незамедлительно направляла их к психиатру. Во вторую группу она определила тех, для кого, по ее мнению, визит к психоаналитику был неким изощренным способом убить время, найти применение кредитной карте своего супруга и посетовать на жизнь, в которой все было испробовано, и наполнить ее новыми впечатлениями уже не представлялось возможным. Но они хотя бы платили, и за это их можно было терпеть. Эту же брюнетку с гетерохромией1 и манией преследования направили к ней из полиции. Психиатрическая экспертиза признала ее полностью вменяемой, однако ей рекомендовали пройти курс психотерапии, и теперь они обе должны были терпеть друг друга еще несколько долгих недель.

– … Вам когда-нибудь приходилось слышать, как падает снег? Как шепчутся тени? Как ветры поют свои песни? А ведь они наполнены смыслом… Они хранят в себе историю Вселенной… – Аврора задумчиво смотрела куда-то вдаль, сквозь стены. – Вы когда-нибудь ощущали, как скользит лунный свет по Вашей коже? Как потоки энергии наполняют Ваши сосуды? Вы когда-нибудь пробовали чувства на вкус? Страх, желание, отчаяние, любовь, радость, грусть, ярость, нежность – у каждого из них свой вкус… Я помню все это, я ощущаю все это в своих снах, но стоит мне проснуться… – Аврора снова стряхнула пепел изящным движением указательного пальца и подняла глаза, – …и все исчезает. Мое новое тело глухо к звукам Вселенной, оно слепо к символам, окружающим меня. Я живу внутри глухого каменного колодца. Это не мое тело. Я боюсь возвращаться в него.

Последнюю фразу она произнесла почти шепотом, склонившись над столиком, разделявшим их с Адель, словно желая сообщить какую-то тайну.

– Вы слушаете меня?

– Да-да, конечно. – Адель попыталась изобразить на лице заинтересованность, что ей, впрочем, не удалось. Она оторвала взгляд от экрана смартфона и устало посмотрела на Аврору: инфантильная, уходившая от реальности в свои выдуманные сны, жаловавшаяся на бессонницу или же чрезмерно яркие сновидения и на преследовавшего ее повсюду незнакомца – было ли в этом что-то такое, с чем Адель еще не сталкивалась за годы своей практики? Нет.

Тем временем Аврора продолжала говорить – тихо, медленно, задумчиво, настолько монотонно, что ее речь начинала убаюкивать. Тогда Адель прервала ее, задав первый возникший в ее голове вопрос:

– Вы сказали, что боитесь возвращаться в свое тело. А находиться в нем Вы тоже боитесь?

– Вы не слушаете меня, – разочарованно вздохнула девушка, вдавила сигариллу в пепельницу и откинулась на спинку дивана. – Я же Вам все объяснила.

– Вы сказали, что Вам некомфортно в этом теле.

– Я сказала, что оно не мое.

– Но ведь Вы узнаете себя в зеркале?

– Я предпочитаю не смотреть на себя в зеркало.

– Почему?

– Зеркала лгут. Они отражают действительность, но не показывают ее.

Адель сосредоточенно сжала губы, положила смартфон на столик и встала. Из дальнего угла кабинета она прикатила высокое напольное зеркало.

– Подойдите, пожалуйста.

Девушка поднялась, нехотя подошла к зеркалу и остановилась перед ним.

– Вы узнаете себя? – Адель заглянула в зеркало, а затем посмотрела на Аврору, будто сравнивая ее с отражением.

– Это лишь оболочка, внутри которой мне приходится находиться.

«Агнозия2, – мысленно поставила диагноз Адель. – И это плюс к зрительным галлюцинациям и мании преследования. Надо все же направить ее к психиатру».

И тут же перед ее глазами возник доктор Лео Мареш, ее университетский преподаватель и куратор, профессор кафедры психиатрии, главный врач небольшой частной психиатрической клиники, с которой вот уже несколько лет сотрудничал их реабилитационный центр.

Доктор Мареш был известен своим неординарным подходом в работе с пациентами, новаторскими идеями в области психиатрии, изучал проблемы сна, много экспериментировал и практиковал. Его особенно интересовали те случаи, которые другие специалисты считали безнадежными… Был ли этот случай безнадежным? Вовсе нет. Искала ли Адель повод для встречи с ним? Однозначно, да. И этот клинический случай мог как нельзя лучше послужить таким поводом. Имело ли смысл обратиться за консультацией к Марешу теперь, всего лишь после второй консультации? Нет, это могло поставить под вопрос ее компетенцию и нежелательным образом отразиться на ее репутации психоаналитика. С другой стороны, Мареш был гениален в своей сфере, и желание обсудить с ним интересный клинический случай можно было расценить по-другому: молодой специалист обращается к опытному наставнику по поводу необычного, неординарного, возможно даже в некотором смысле интересного случая. Что может быть естественнее и похвальнее этого? Перенимать опыт великих… Впрочем, Адель жаждала этой встречи далеко не из любви к своему ремеслу.

– И все же, это Ваше тело? – осведомилась она у Авроры, уже успевшей вернуться на диван и достать новую сигариллу.

Девушка внимательно посмотрела на нее.

– Квартира, которую Вы снимаете, машина, которую Вы арендуете, – они Ваши?

– На время.

– Вот и это тело – мое, но на время.

– Вы понимаете, что отражение в зеркале – Ваше? Понимаете, что это отражение тела, в котором Вы сейчас живете? Находитесь… – Адель нахмурилась, почувствовав, что позволила клиентке сбить себя с мысли.

– Вы узнаете на парковке машину, которую арендуете? – Девушка подняла правую бровь в ожидании ответа. – Отличите квартиру, которую снимаете, от других квартир? Вы поймете, что именно на этой машине Вы сегодня приехали и именно в эту квартиру сегодня вернетесь?

Удовлетворенная своими аргументами и возникшей паузой, Аврора подожгла кончик сигариллы, легонько подула на разгоравшиеся огоньки, а затем положила ее на край пепельницы и стала наблюдать за тем, как она медленно тлеет.

– Почему Вы не курите?

– Это вредно.

– Зачем же Вы… – Адель развела руками, подбирая правильные слова, – делаете это?

– Мне нравится смотреть на то, как рождается пепел, – ответила Аврора и одарила Адель долгим изучающим взглядом, и под этим взглядом Адель неожиданно почувствовала необъяснимую тревогу и невольно поежилась. А еще она заметила, что глаза девушки различались не только цветом, зрачки тоже были разными: один – обычный, как у всех людей, а вместо другого зрачка зияла узкая черная щель, разбивавшая радужку надвое.