— Мне нравится этот тип девушки. Красивая, воспитанная, образованная и в то же время такая семейная. Вот настоящая подруга для умного и хорошего человека. Надеюсь, она найдет себе такого.

— Я тоже, — буркнул Деми.

Миссис Мегги углубилась в созерцание прометанной петли и не заметила выражения лица сына. Он радостно улыбался старым книгам, как будто они из своей стеклянной тюрьмы могли сочувствовать ему на заре его начинавшейся страсти. Но Деми был осмотрительный юноша и не любил действовать, не подумав. Он еще не был уверен в своих чувствах и спокойно ждал того времени, когда голос сердца заговорит более настойчиво и властно. Он молчал, но его карие глаза были красноречивее слов, и между ним и Алисой Хит невольно создался невинный маленький заговор, о существовании которого они и сами почти не знали. Алиса усердно училась, желая окончить колледж с первой наградой, а он добивался того же на более широком и трудном житейском поприще. Деми ничего не мог предложить своей будущей жене, кроме себя самого, и, будучи скромным юношей, он считал это недостаточным, покуда он не докажет своей работоспособности и не убедится в том, что может составить счастье женщины.

Никто не заметил его болезни, кроме проницательной Джози, но последняя опасалась заходить слишком далеко с братом и благоразумно удовлетворялась тем, что издали следила за ним, выжидая удобного момента для нападения. Деми взял привычку играть на флейте у себя в комнате, по вечерам поверяя этому другу все свои мечты и любовные опасения.

Миссис Мегги, занятая хозяйством, и Дейзи, любившая только скрипку Ната, не обращали внимания на эти ночные концерты, но Джози понимала их значение и готовилась свести счеты с братом за кое-какие неприятности, которые он причинял ей, принимая всегда сторону Дейзи в ее столкновениях с непокорной сестренкой. В этот вечер желанная минута наконец наступила, и Джози не замедлила ею воспользоваться.

Миссис Мегги заканчивала прометывать петлю, а Деми беспокойно шагал взад и вперед, когда в соседней комнате громко захлопнулась книга, послышался продолжительный зевок, и в дверях появилась Джози, в которой, очевидно, происходила борьба между сном и желанием пошалить.

— Вы упоминали здесь мое имя. Что вы говорили обо мне? — спросила она, усаживаясь на ручку кресла.

Мать сообщила ей хорошие вести о Деми, а последний принял ее поздравление с таким снисходительным видом, что Джози немедленно усмотрела в этом начинавшуюся манию величия и решила принять свои меры.

— Я слышала, вы говорили что-то о спектакле. Я хотела бы оживить свою роль какой-нибудь песенкой. Что вы скажете на это? — И, сев за рояль, она запела:

О, милая дева, как выражу я

Любовь, что меняет всю жизнь для меня;

Как выражу жажду тебе посвятить

Все силы души и тебе лишь служить?

Продолжить ей не удалось, так как Деми, красный от злости, бросился к ней, и через несколько минут проворная молодая особа носилась вокруг стола, преследуемая будущим участником в деле «Тайбер и К°».

— Ах ты, мартышка! Как ты смеешь рыться в моих бумагах? — кричал оскорбленный поэт, тщетно стараясь схватить сестру, которая прыгала взад и вперед, размахивая кусочком бумаги.

— И не думала. Нашла это в большом словаре. Поделом, если ты разбрасываешь повсюду свою мазню. Разве тебе не нравится моя песенка? Она очень хорошенькая.

— Я тебя заставлю пропеть другую, которая тебе не понравится, если ты не отдашь мне моей собственности.

— Возьми, если можешь! — И Джози исчезла за дверью, откуда уже слышался голос миссис Мегги: «Дети, дети, не ссорьтесь!». Бумага уже горела в камине, когда Деми вошел в комнату, и он немедленно успокоился, увидев, что яблоко раздора уничтожено. Джози присмирела после его угрозы и заискивающе упрашивала его сказать ей, о чем они говорили с матерью. Чтобы окончательно уничтожить ее, он сообщил ей содержание своей беседы и, таким образом, сейчас же приобрел себе союзницу.

— Ах ты, милый мальчик! Я больше никогда не буду дразнить тебя, несмотря на все твои сентиментальные вздохи. Если ты возьмешь мою сторону, я ни за что не выдам тебя. Посмотри, вот записка от Алисы. Может быть, ты примешь ее в знак мира, и она успокоит твои взволнованные чувства.

Глаза Деми заблестели, когда он увидел листок в руках Джози. Но так как он догадывался о ее содержании, то отнял у Джози все козыри, сказав небрежно:

— Там нет ничего особенного. Она сообщает только, поедет ли она завтра на концерт с нами вечером. Прочти, если хочешь.

Из духа противоречия, свойственного ее полу, Джози немедленно утратила всякий интерес к записке. Но она внимательно следила за Деми, покуда он пробегал глазами бумагу, а потом спокойно бросил ее в огонь.

— Боже мой, Деми, я думала, что ты хранишь все, к чему прикасались ее пальцы. Разве ты не любишь Алису?

— Очень, мы все ее любим. Но ухаживание и сентиментальные вздохи не по моей части. Твои роли окончательно свели тебя с ума, моя милая, и, потому что мы с Алисой играем влюбленных, ты вбила себе в голову, что это так и есть на самом деле. Не теряй времени по-пустому, занимайся своими делами и оставь меня в покое. Надеюсь, что такое поведение больше не повторится: во-первых, это невежливо, а во-вторых, театральные королевы не занимаются подобными глупостями.

Это последнее замечание окончательно сразило Джози. Она униженно попросила прощения и отправилась спать.

Деми скоро последовал ее примеру, вполне довольный тем, как он разубедил свою сестренку. Но если бы он видел ее лицо, когда она прислушивалась к тихим жалобам его флейты, то потерял бы часть своей уверенности.

Стоя на лестнице с очень умным и хитрым видом, она произнесла презрительно:

— Надуть меня тебе не удастся. Я знаю, кому предназначаются эти серенады.

ГЛАВА XI

Смертельная опасность

«Бренда» неслась полным ходом, и ввиду скорого окончания длинного пути все были в отличном расположении духа.

— Через четыре недели, миссис Харди, мы вас угостим таким чаем, какого вам еще не приходилось пить, — сказал мичман Гофман, подходя к двум дамам, сидевшим в уютном уголке палубы.

— Я буду рада чаю, а еще больше твердой земле, — ответила старшая дама с улыбкой.

Наш друг Эмиль был ее большим любимцем, чего, впрочем, он вполне заслуживал, так как с особенным вниманием посвящал себя жене и дочери капитана, которые были единственными пассажирками «Бренды».

— Я также, даже если мне придется надеть пару китайских башмаков. Я столько ходила взад и вперед по палубе, что рискую скоро остаться совсем без обуви, — рассмеялась Мэри, рассматривая свои стоптанные башмаки и поглядывая на товарища этих прогулок, благодаря которому последние оставили ей такое приятное впечатление.

— Боюсь, что в Китае мы не найдем достаточно маленьких ботинок, — сказал Эмиль, решив в душе немедленно по прибытии отправиться на их поиски.

— Я не знаю, что бы ты делала, милая, без твоего привычного моциона, если бы мистер Гофман не гулял с тобой каждый день. Жизнь без движения хороша для меня, в особенности при тихой погоде, но для молодежи она совсем не годится. Не будет ли шторма? — прибавила миссис Харди, с беспокойством поглядывая на красный закат.

— Только легкий ветер, мэм, чтобы прибавить нам ходу, — ответил Эмиль, осматривая небо с видом знатока.

— Спойте что-нибудь, мистер Гофман, мы так любим ваше пение; его нам будет очень недоставать на берегу, — сказала Мэри таким умоляющим голосом, который заставил бы петь и акулу.

Эмиль не раз благодарил судьбу за тот талант, которым она наградила его: музыка сокращала для него длинные однообразные дни, а сумерки были его любимым временем, так как он имел обыкновение посвящать их своему любимому занятию, когда погода и ветер благоприятствовали этому. Он не заставил долго просить себя и, облокотившись на борт рядом с девушкой, запел ее любимую песенку, следя за ее темными локонами, развевавшимися по ветру.