А вот фрагмент из официальной биографии Здислава Ш., которую составили педагоги для суда по делам несовершеннолетних: "Родители Здислава Ш. бессильны повлиять на сына. Мальчик относится к ним пренебрежительно, не реагируя ни на увещевания, ни на угрозы. Отношение к родителям потребительское. За любую выполненную работу по дому — уборка, вынесение помойного ведра — требует плату, которую чаще всего получает. В исправительном учреждении отказывался выполнять поручения, не соблюдал правил ИТУ, был оставлен на второй год в седьмом классе. После пребывания в воспитательно-исправительных учреждениях поведение не изменилось. Продолжал поддерживать контакты с преступными элементами, употреблять алкоголь, тунеядствовал, бродяжничал. Наступила утрата человеческих эмоций. Не считался ради собственной выгоды с самыми близкими. Обижен на мать, с семьей отношений не поддерживает. Необоснованно самоуверен".

Блатари

Суд по делам несовершеннолетних вынес решение, что ввиду моего прогрессирующего падения единственным выходом является изоляция в исправительном учреждении. Меня отправили в Е. Это было недалеко от дома. Кроме того, там я встретил старых дружков. Я был не один, и мне стало легче. Быстренько набрал положительные очки у воспитателя, получил увольнительную и поехал домой. Я был просто счастлив. По случаю сей великой радости затащил дружка перед поездом выпить. Распили мы бутылку в парке на скамейке. Мне захотелось отлить, и я зашел в арку соседнего дома. На меня сразу налетел какой-то тип с молотком в руках и начал задираться. Ну, я его попугал легонько, ну, так, на словах, чтоб он отцепился и не лез, мол, к мирным людям. На том бы все и кончилось, не появись в этот момент милицейская машина. Я бросился бежать, но менты догнали меня. Я попал в отделение. Они и слышать ни о чем не хотели, не верили, что я в увольнилке, и снова отправили меня в Е.

В Е. было неплохо, грех жаловаться. Там по-настоящему было свободно и обхождение человеческое. Я абсолютно легально ходил на прогулки и купался в заливе. Просто мне верили, что я не дам деру. Считали, что капелька свободы полагается и мне. А без нее жить трудно. Я был благодарен за это и старался вести себя хорошо. Но в конце концов я все-таки влип, причем по глупости. Мне не хотелось ехать в поле на горох, то ли я плохо себя чувствовал, то ли еще там чего. Это поняли как попытку отлынивать от работы, меня заставили поехать. Я назло всем филонил. Возвратившись, воспитатель донес директору. Тунеядство в исправипке считается нарушением режима, и меня наказали. Забрали на время пропуск, и я не мог теперь выходить в город. Это меня страшно бесило. Но вот наконец наступил тот счастливый день, когда я вместе с кентами пошел в город. Мы надумали купить одеколон, принесли его в исправилку и ночью загудели на полную катушку. Я вдруг впал в дикий транс, почувствовал себя страшно одиноким, никому не нужным. Сам себе казался подонком. И я здорово нарезался. На следующий день мне грозил изолятор.

Я страшно боялся изолятора. Каждый раз, когда я попадал туда, думал, что или умом двинусь, или что-нибудь над собой сделаю. Я сказал, что не пойду. Директор здорово врезал мне за строптивость. Пытался запихнуть меня туда силой. Мне удалось его оттолкнуть и выскочить на площадку. Я здорово боялся, что изобьют, и решил защищаться. Взял камень и стал ждать. Они, наверное, тоже испугались, потому что изменили тактику. Один воспитатель пообещал, что, если я успокоюсь и сдамся, в изолятор меня не посадят. Я поверил и бросил камень. Они сразу навалились на меня и затащили в изолятор. Я сидел там два дня и был готов к самому худшему, был почти уверен, что они отправят меня куда-нибудь еще, и не ошибся.

Я попал в М. Это мрачная колония строгого режима. Первые впечатления были не шибко веселые, но потом оказалось, что жить можно. Времени скучать не было, работа была разнообразная, и организовано все как надо. Месяц в кузнице, полтора в слесарке. Я учился на токаря и научился делать все: паял, красил, вытачивал. Ребята в колонии были умелые, вручную делали отличные люстры, подсвечники, вырезали из дерева мундштуки, портсигары, пепельницы, шкатулки, многие классно рисовали, играли на гитаре, а были и такие, что писали стихи. Был даже один философ, страшно умный парень. Нам разрешали свободно передвигаться по зоне. Преобладали блатные, и это меня радовало, потому что теневая жизнь шла по нашим законам.

Воспитанники делились на блатных, фраеров и цвелей. Есть еще и фесты, панки и прочие. Блатные держат фестов за тех же фраеров. Фесты же причисляют себя к блатным. Их, насколько я знаю, подсылает начальство для противовеса нам, блатарям. Потому что фесты не возникают против паскудных законов жизни в исправилке, за что их ставят в пример и отмечают как достижение в перевоспитании. Им дают увольнительные, отпуска и делают всякие поблажки. Во время каникул они шляются по сейшенам. Мы, блатные, били фестов за такие дела. А они говорили, что все это — только маскарад, трезво продуманная игра, чтобы пустить пыль в глаза начальству и поиметь выгоду. Потому что исправилка — это не детский сад, это — джунгли. В систему врубается самый ушлый. И начальству удобно, потому что может похвалиться успехами перед своим начальством. Фесты друг за друга горой, они — одна команда, и с ними поэтому считаются точно так же, как с блатными. Блатные и фесты ботают по разной фене. Гит-люди считают, что фесты — это ублюдки, цвели, и называют их хреновыми ребятами.

В колонии в Е. я видел много гнусных фраеров, которые следили друг за другом и готовы были продать начальству один другого за любую подачку, даже за несколько часов увольнилки. Блатные травят фраеров и не допускают к себе. Начальство тоже их недолюбливает, использует для тайных доносов и для пакостей. Правда, и среди блатных есть фраера, которые блатуют только для отвода глаз. Они стучат, крадут сигареты у нас, а мы думаем на фраеров. И когда мы чувствуем, что дело нечисто, то устраиваем для таких приблатненных проверку. Заводим разговор о побеге или что-то вроде того; или что, мол, один из наших, блатных, был в увольнилке и украл там что-то; ну, или что в колонии где-то спрятаны деньги или барахло. Одного такого приблатненного мы засекли, когда он стучал воспитателю. По голосу узнали. А стучал он давно и имел с этого многое. И в увольнилку ходил чаще остальных, и свободно ходил по зоне, никто из воспитателей не трогал его, и зачеты всегда имел, и легкую работу. Сам себе был хозяин. Решили мы с этим стукачом расправиться как-нибудь по-тихому. Долго думали, как это сделать. Ну и достали его в коридоре, когда группы шли в мастерские. Погасили свет, загородили дорогу. Стукач и пикнуть не успел. Все били, даже фраера. Вреда большого не причинили — он поплакал, и только. Воспитатели узнали о драке, но никто не раскололся и никого не наказали.

Я не любил фраеров. Не из-за того, что они фискалят, а больше потому, что живут друг с другом. Да и ведут себя как скоты. Например, в туалете и жрут и срут, прямо руками роются в толчках, подбирают бычки. Некоторые фраера имеют шанс попасть в блатные, но только после того, как приобретут нашенский лоск. У цвелей таких шансов нет, потому что они трусы, боятся даже фраеров, они годятся только для того, чтобы шестерить гит-людям, ну, там ботинки почистить или отдежурить за них. Некоторые блатные считают, что с цвелем можно зниматься любовью, но у меня на этот счет свое мнение.

Если блатные считают, что фраер созрел, то его можно принять в свой клан после того, как он научится блатному жаргону и примет законы гит-людей. За две недели он должен всему этому научиться, и тогда его принимают в блатные.

Примерный текст инструкции гитов: "Не заводить кентов из ублюдков. Сигарету не выкуривать целиком. Не выяснять отношения один на один с ублюдком. Не говорить: "вали, не пихайся", а "свали, деру". Не говорить: "яйцо", "поручик" и "курва", сокращать слова. Не стучать. К некоторым можно прикалываться и говорить: "коршун", "ишак", "бык", "верблюд", "баран", "дятел". Не сидеть на столах. Там, где сидишь и ходишь, харчи не класть. Слабых не трогать. Ключи от решеток в руки не брать. Сиди и не вякай, когда кто-то срывается, не лезь и не мешай, когда двое заняты друг другом.