— Потом, — подхватила Рита Сергеевна, — двадцать шестого января восемьдесят четвертого года из Краснопресненского военкомата сообщили, что сын мой, Алексей Владимирович Переслени, пропал в Афганистане без вести.

Она закрыла лицо штопанным-перештопаным фартуком и сидела так несколько минут без звука и движения.

Юрий Сергеевич приставил указательный палец к губам: — Тссс…

За окном темнело. Августовский дождливый день шел на убыль. Он умирал, уступая место теплой, душной ночи, не обещавшей прохлады.

— Замаялась она, — сказал, помолчав, Юрий Сергеевич. — С утра до ночи работает в "Узбекистане", выпекает чебуреки. Там духота, крики, пьяные…

Женщина оторвала фартук от глаз, посмотрела на меня внимательно-жалко. Спросила чуть севшим голосом:

— Скажите, вы из КГБ?

— Нет, — улыбнулся я, — из "Огонька".

— Из журнала? — оживился брат.

— Из него самого. — Я попросил папироску.

Так когда вы уезжаете в Америку? — Юрий Сергеевич встал с кресла и сел к столу. Отломив кусочек печенья, он макнул его в чай.

— Завтра. Очень хочу повидать вашего сына, но, к сожалению, у меня нет его адреса.

— Какой он, Алешка, теперь? — задумчиво произнес Юрий Сергеевич и подул в чашку.

— Возмужал, крупнее стал, горделиво сказала Рита Сергеевна. — Вот его фотка. Он мне недавно прислал. Правда, малость подурнел с лица. Уж не мальчик. Любашка, дочка моя, едва признала брата.

Она подошла к комоду, достала из хрустнувшего ящика картонную коробку. Бережно обняв ее руками, поднесла к столу.

— Видите, — она протянула мне несколько писем и цветную фотографию, — это мой Алексей… На фоне собственной машины и гаража в Сан-Франциско.

— Разбогател Алешка! — мотнул головой Юрий Сергеевич.

Было ли в этом движении больше гордости или же осуждения, я не понял.

— Если желаете, — улыбнулась Рита Сергеевна, — прочтите письмо. Там, кстати, адрес и телефон указаны…

Я взял из ее слегка дрожавшей, покрытой ранними пигментными пятнышками руки белый разлинованный лист бумаги с тремя фабричными дырочками на полях.

Бумага прохудилась на сгибах. Была она исписана еще не устоявшимся, школьным почерком. Я начал читать:

"Здравствуйте дорогие мои Мама и Любашка!

Получил от вас письмо. Был очень, очень рад. Наконец-то за три года первый раз. Я очень рад, что все живы и здоровы. Любашку на фотографии я не узнал. Так изменилась. Стала красавицей. А ты, мама, похудела. А в общем, выглядишь, как 11 мая 1983 года. Рад слышать, что бабушки живы и здоровы. Я работаю все так же поваром. Уже многому научился. Очень люблю свою специальность. Такое ощущение, что был рожден стать поваром. Готовлю французскую, итальянскую, китайскую, американскую кухню. Не мало, правда? Я жалею, что я не с вами, а то бы не дал Любе идти работать в 16 лет. У меня есть немножко опыта за плечами, и я советовал бы ей пойти в институт. Она неглупая, а образование откроет ей широкий путь в жизнь.

Ну, а в общем, она уже не малая. Голова есть на плечах — и не глупая. Пусть делает так, как считает нужным. Да, деревушку нашу жаль. Долго-долго я вспоминал дни, проведенные там. Но чему быть, того не миновать. Хорошо, что у бабушки все нормально. Да, кстати, почему ты не написала, как бабушка Саша? Что с ней? Вот я не ожидал, что Мишка так быстро женится! Интересно, я знаю ее или нет? Пусть напишет. Да, как Игорь Ореховский — помогает вам? Что с ним? Ну, пока и все. Вроде больше нечего писать, да я и не любитель расписывать драматические романы.

Живу я в Сан-Франциско. Все хорошо. Есть огромная квартира, гараж, машина. О чем мечтаю, мама? Наверное, ты должна знать это не хуже меня. Америка, мама, это не моя родина. И этим все сказано.

Может быть, настанет время, и все мы встретимся.

Ну, пишите — не забывайте. И присылайте хоть по одной фотографии всех родных и близких. А также фото отца.

Ну, всех люблю и помню.

Алеша.

P.S. Жду Ирин адрес!

Посылаю фото".

В конце письма указаны его телефон и адрес. Я переписал их.

— Кто такая Ирина? — спросил я, отдавая конверт и письмо.

— Девочка его, невеста, — ответила Рита Сергеевна, сдерживая слезы. — Они встречались когда-то.

— Он просил ее адрес, — сказал я.

— Адреса у меня нет, — развела она руками. — Но телефон ее передайте Алеше.

Рита Сергеевна, надев очки, открыла истрепанную телефонную книжку на букву "И", протянула ее мне.

— Пока вы читали Лешкино письмишко, — просительно улыбнулся Юрий Сергеевич, — я настрочил ему ответ. Захватите?

По оконному карнизу ковылял сизый голубь с розоватыми ободками вокруг строгих глаз.

— Знаете, — неуверенно начал Юрий Сергеевич, — вы с Алексеем поаккуратней. Он парень нервный.

— А что такое? — спросил я.

— Детство у него трудное было, — пояснил Юрий Сергеевич. — Ритина семья жила бедно. Муж любил выпить. Крепко бил ее. Даже когда она беременная была. Алешка рос, видел все это: сначала плакал, потом замкнулся в себе. Когда Лешке десять стукнуло, отец его сгорел.

— Как?

— Оголенный провод. — Юрий Сергеевич поставил чашку на блюдце, — высокое напряжение. Бывает…

— Он часто пишет вам? — спросил я Риту Сергеевну.

— Не очень, — сразу же отозвалась она. — Но иногда звонит. Последний раз я бросила трубку.

Она положила руки на острые колени и беззвучно заплакала, ткнувшись подбородком в грудь. Было в этой позе такое отчаяние, такое бессилие перед судьбой, что я невольно обнял ее за вздрагивавшие узкие плечи.

— Тссс! — опять зашипел брат на другой стороне стола и поманил меня рукой.

Я сел ближе к нему.

— Понимаете, — шепотом объяснил он, — мы с Ритой думаем, что звонит нам из Америки человек, говорит голосом Алексея… Но это не Алексей.

— Кто же он, этот человек? — вторя Юрию Сергеевичу, шепотом спросил я.

Он пригнул голову к столу, почти касаясь его подбородком, сказал, обдав меня горячим дыханием:

— Видимо, из американской разведки…

— Но почему вы думаете, что это не ваш племянник? — рискнул поинтересоваться я.

— Понимаете, — ответил Юрий Сергеевич, — он говорил с каким-то едва заметным акцентом. Но Рита сразу же уловила его. Это во-первых…

— Во-вторых, — уже чуть громче, уверенней сказал он, — в одном из писем Алексей поздравил мать с… Пасхой! Но ведь наш Алексей никогда и в церкви-то не бывал! Тут американцы, конечно, допустили ляп, непрофессионально сработали… это невооруженным глазом видно.

Рита Сергеевна успокоилась. Она упрямо смотрела в окно. По ее лицу мелькали слабые блики света.

— И письма не его, — упавшим голосом сказала она. — Все написаны под диктовку. Я своего Алешку-то как-нибудь знаю. Не его письма.

— Честно говоря, — признался я, — не могу понять до конца вашу логику.

— Логика простая, — попытался объяснить брат. — После смерти отца Лешка остался единственным мужчиной в доме. Матери помогал во всем. Иной раз о друзьях забудет, но Риту — никогда… Вон он пишет, у него теперь машина, гараж, дом… Да если б это наш Алешка был, он себе бы отказал, но матери помог. Ведь знает, в какой нищете она живет!

— Как же ему вам из Сан-Франциско-то помочь? — опять не понял я.

— Денег бы выслал! — отрезал Юрий Сергеевич.

— В почтовом конверте?

— В почтовом конверте! — подтвердил он. Немножко подумал и опять поманил меня пальцем: — Есть верный способ проверить, Алешка это или же его двойник — агент. Алексей в детстве посадил дерево рядом с нашим деревенским домом. Спросите того человека при встрече, что это было за дерево? А потом сообщите нам — вот мы и проверим…

— Хорошо… Скажите, когда вы получили первое письмо от Алексея? — спросил я.

— Давно. — Рита Сергеевна продолжала смотреть в окно.

Юрий Сергеевич барабанил пальцами по столу.

— Можно глянуть? — спросил я.

— У нас его нет, — ответил Юрий Сергеевич, глядя перед собой.

— Где же оно? — не унимался я.