В этот момент вернулась дрожь, руки затряслись, и это было заметно, а колени подогнулись, и она схватилась за раковину, чтобы не упасть.

— Правило номер один… — произнёс он медленнее. — Я не повторяю дважды.

Натали никогда не была абсолютно обнажена перед мужчиной, даже тем, с кем встречалась. Она не была ханжой, просто ей едва исполнилось двадцать.

— М-можно… — её голос сорвался, издав что-то наподобие кряка, и слова застряли в горле. Она не знала, что делать. Она просто знала, что не хочет стоять перед ним, видеть его, что бы он видел её в таком виде. Натали прочистила горло, всё ещё стоя лицом к стене, вцепившись пальцами в край раковины. — Пожалуйста, можно мне что-нибудь из одежды?

Шаги его ботинок по холодному цементному полу всё громче и громче отзывались эхом от голых стен, когда он стал приближаться. Он остановился, она посмотрела вниз. Сбоку от её босых ног были ботинки — ботинки с круглыми мысками. Она подумала, что это те же, что были на нём в самолёте, но она не была уверена. Его тело, буквально в дюйме от неё, излучало тепло, которого она так жаждала. Но эта близость не радовала.

Руки Декстера прошлись вверх-вниз по её голым рукам, и на её коже, словно перья, от электрического заряда вздыбились мелкие волоски; эффект похожий на тот, что возникает на воздушном шарике, если его потереть.

— Тебе холодно.

Это не было вопросом. В его словах не было сочувствия. Просто утверждение.

— Да.

Он наклонился ближе, почти касаясь, но только почти. Его дыхание, отдающее запахом кофе, обострило чувство голода, лаская теплом шею и плечо.

— Скажи мне, клопик, как ты можешь согреться.

Её голова наполнилась вариантами, ни один из которых не хотелось принимать. От его слов, каждое из которых весило тонну, голова Натали упала вниз от тяжести, подбородок упёрся в грудь, и глаза наполнились слезами. Она ответила так, как умела — честно.

— Я-я не знаю, что ты хочешь.

Декстер сделал шаг назад, звук его ботинок отозвался эхом в пустой ванной.

— Правило номер два — непослушание будет всегда наказываться. Если я говорю повернуться — повернись. Если я говорю отвечать — отвечай.

Её плечи затряслись. Если бы в ванной была дверь, она бы её закрыла. Это не было бы настоящим убежищем, но дало бы ей время. И тут она сообразила… дверь. Та, в которую он вошёл.

Она быстро повернулась и рванула за ним. Но, шагнув за дверной проём, она обнаружила свою ошибку и остановилась. Она стояла обнажённая в более освещённой комнате, а дверь была закрыта, заперта, всё ещё без возможности открыть её изнутри. Но этого не могло быть. Не мог же он закрыть сам себя, так ведь?

Его ботинки застучали по цементу, когда она закрыла глаза. Ужас нарастал с каждым его шагом ближе и ближе.

— У тебя великолепная задница, — сказал он, проводя рукой по её коже. — Покажи, что мне ещё захочется увидеть.

— Не надо, пожалуйста, — взмолилась Натали, отшатываясь от его прикосновения. — Ты видел меня, всё видел. Ты должен был. Кто снял с меня одежду?

Он едва дотронулся до её плеча, заставляя повернуться.

Передёрнувшись, она повернулась, её распущенные волосы легли на плечи. С застывшим выражением она предстала перед ним. Какая уже разница. Ясно же, что это он её раздевал.

У неё перехватило дыхание, когда она впервые посмотрела на своего захватчика глазами его пленника. Это было не так, как в самолёте и даже в аэропорту. Декстер Смитерс нависал над ней. Его тело было больше, чем она запомнила, более мощным. Она стояла босиком перед ним, обутым в ботинки, и чувствовала себя такой маленькой. Текли секунды, и она сжалась под его интенсивным взглядом.

Она замерла на месте не от его слов, и даже не от его рук. Это то, как он смотрел на неё, раздув ноздри и сжимая челюсть; его волосы ниспадали до ушей и почти касались до глаз. Его взгляд пришпилил её, зрачки синими кругами цвета штормового океана в молчании шарили вверх и вниз по её телу. Как и его прикосновение, его взгляд был огнём, обжигающей кочергой по коже.

Наконец, он заговорил.

— Ноги на ширину плеч.

Она прищурилась в темноте, словно, если видеть его лучше, то можно понять смысл его слов.

— Что?

Декстер рванул вперёд.

Натали ахнула.

Его твёрдое тело остановилось в дюйме от её, и он схватил её подбородок железной хваткой. Она попыталась вырвать лицо из его руки, но безуспешно.

— Я теряю терпение, — приблизив её лицо к своему, сказал Декстер.

Океан его глаз был мрачным и глубоким, бурлящим вместе с командным голосом.

— Тебе не знать, как долго я ждал этого момента. Сейчас я ждал, когда ты проснёшься. Я ждал, когда ты повернёшься и покажешь мне моё. Я не буду больше ждать. Не заставляй меня повторять. Ты слышала мои инструкции.

Он не выпускал её подбородок, и она переступила ногами, расставив их.

— Руки в стороны, пальцы разжать, ладони наружу.

Она безуспешно попыталась разжать его хватку на своём подбородке, и потребовалось собраться мыслями, чтобы заставить свои руки слушаться, расцепить пальцы, опустить руки, разжать кулаки и вывернуть наружу ладони.

— Плечи назад, грудь вперёд, — он полюбовался видом её груди, отступив назад. — Они мне нравятся. Небольшие, но эх, возможности безграничны.

Она закрыла глаза.

Когда он отпустил её подбородок, тот начал опускаться.

— Нет. — Он его поднял. — Ты гордая женщина. Я не хочу это менять.

У неё вырвался шумный вздох от абсурдности этого утверждения.

Декстер схватил её распущенные волосы и дёрнул назад, заставив её сморщиться.

— Не надо этого. Не делай предположений. Не думай, что я унижаю тебя, чтобы обесценить. Когда наше путешествие завершится, ты будешь намного значимей, чем можешь себе представить. — Отпустив её волосы, он отступил на шаг.

— Перед тем, как я вошёл сюда, был шум, гудящий звук. Ты слышала?

— Да. — Она думала, что это в трубах.

— Когда ты услышала этот звук… — он постучал мыском ботинка по полу, — …ты стояла тут, лицом к двери, предлагая всю себя. — Его глаза сузились. — Тебе нужно, чтобы я пометил это место крестиком?

— Нет.

Она хотела пометить крестиком его, нарисовать на груди мишень.

— День или ночь, не важно. Ты должна быть тут. Ты будешь стоять так, как сейчас. Ноги в стороны, чтобы я мог видеть твою милую киску. Грудь вперёд, чтобы я мог видеть твои напрягшиеся соски. Руки по швам, покорная, и, что особенно важно, плечи назад и подбородок вперёд. Знаешь почему?

В её мыслях смешались негодование и страх. Как она вообще может знать, почему этот человек что-то требует и делает? Его взгляд требовал ответа, по её щеке потекла слеза, и она ответила:

— Нет.

Подойдя ближе, он поласкал её скулу, как в самолёте. Для остывшей кожи это было как огонь.

— Потому что ты мой клопик, моя Нат, но больше ничья. Ты больше не балованная папочкина принцесса, а королева. Королева, которая научится ценить и понимать уроки жизни. Это понимание принесёт тебе королевскую мудрость, а другие, видя это, будут тебя уважать. — Его широкая улыбка заставила её желудок сжаться. — А королева кланяется только одной персоне. — Он стал обходить вокруг неё, и она осмелилась сменить требуемую им позу. Один круг, ещё один. Осматривая её, восхищаясь её телом, молча заявляя своё право собственности.

Это напомнило Натали то, как отец или брат смотрели на новую спортивную машину, осматривая с разных углов, зная, что она теперь их, и они могут делать с ней, что заблагорассудится. Водить её, ухаживать за ней или безрассудно разбить и купить другую.

Слова Декстера вернули её обратно к своей незавидной реальности.

— Скажи мне, моя королева, кому ты кланяешься?

Ответ был очевиден, прямо перед ней. Но Декстер Смитерс не был её королём. Никогда не будет. Не тогда, когда он обращается с ней как с вещью, объектом, которому приказывают. Она Натали Роулингс, и она не кланяется.

Не дождавшись ответа, Декстер резко надавил ей на плечи, опуская её вниз, приказывая: