– Поехали, Килл, – Брайан тяжело вздыхает, – и перестань пялиться на окно моей сестры. Там тебе ничего не светит.
– Почему? – вопрос звучит достаточно резко. Но я не могу получить желаемое и от этого злюсь. Постоянно. Рывком дёргаю руль влево и вжимаю педаль газа в пол. – Она что-то говорила обо мне?
– Нет, ей сейчас немного не до парней, – укоризненно одергивает меня друг.
И мне хочется вмазать себе по лицу.
Конечно. Их мама тяжело больна, а она прекрасная любящая дочь. А я такой дебил и лезу к ней со своими чувствами. Но мы молоды, в нас играют гормоны, может, во мне чуточку больше, но я точно знаю, что Лив тоже меня хочет. Её тихие стоны до сих пор стоят в ушах, когда мои руки были везде, где только можно пожелать. А после нашего единственного поцелуя губы до сих пор покалывает, словно по ним прошёлся разряд тока. Ммм, сладкая, вкусная Ливи…
– Почему ты не хочешь, чтобы парни тоже были здесь? – одним простым вопросом Брайан выдергивает меня из мира грёз и желаний.
– Они не поймут, – пожимаю плечами, – у Криса приемные родители, и он никогда не хотел найти настоящих. А Дом, – вздыхаю, – он сразу начнет меня жалеть, он же у нас типа очень чуткий, – усмехаюсь.
Но дело не только в этом. Доминик так же, как и я, тоже хочет Лив, и мы отдалились друг от друга, увы.
Брайан фыркает.
– Ну а я?
– А ты просто самый надёжный, – хлопаю его по плечу, – и ты не осудишь, я знаю.
– Ладно, принимается. Расскажи, что ты узнал. Куда мы едем?
– На запад. На Корнел стрит, дом двадцать девять. Моя мать может быть там.
– Тогда у нас есть полчаса, чтобы ты посвятил меня в детали.
Брайан откидывается на спинку, поудобнее устраиваясь в кресле.
– Обижаешь, друг мой, – криво ухмыляюсь, – мы домчим за пятнадцать.
– Не гони, из-за дождя ничего не видно.
– Не видно – проверь зрение, – отбиваю его выпад, но всё же сбрасываю скорость.
Друг прав, из-за дождя можно не заметить пешехода или проскочить на красный, а сейчас мне не нужны задержки.
Пока я не передумал и не повернул обратно…
– Чья это тачка? – он оглядывает темный салон, потом открывает бардачок.
Шарит внутри, извлекая всякий хлам: компакт-диски, старые журналы с порно. Но документов там нет, я проверял.
– Одолжил, – коротко объясняю, не вдаваясь в подробности. Свою машину я светить не хотел.
– Я надеюсь, ты не угнал её, – брезгливо швыряет журналы обратно, громко захлопывает бардачок, а потом прожигает меня вопросительным взглядом.
– Ты серьезно? Угнал? Сын Саймона Шоу – угонщик! Только представь, какую сенсацию могли бы обнародовать в СМИ. Да отец с меня три шкуры бы спустил.
А у меня ещё после последнего раза ноют рёбра.
Но никто из друзей не знает о той, оборотной стороне медали. Никто не знает, что мой отец очень редко, но выходит из себя, превращаясь в монстра. Наверное, поэтому я так жажду найти свою маму, не верю, что она могла бросить меня и оставить на растерзание ему. Ни одна мать так не поступила бы. Она либо сбежала, имея на то веские причины, либо он заставил её сбежать. А он это может.
Больной ублюдок.
И уж точно я не верю в то, что он говорил мне о ней. Якобы она просто ушла к другому, очень быстро позабыв обо мне.
Она не могла меня забыть, потому что я о ней не забывал. Последние десять лет я ждал, что она вернётся. А сейчас просто устал ждать и решил разыскать её.
Несколько недель я подбирал пароль, чтобы взломать личный компьютер отца. Не знал, что ищу, но знал – если есть пароль, значит, он что-то скрывает. Но я и подумать не мог, что скрывается в компьютере Саймона Шоу.
А что-то, возможно, и не хотел знать. Не хотел открывать для себя всё больше и больше грязи о своем отце.
Но вскрытый ящик Пандоры уже не закрыть.
Мой отец – политик, общественный деятель, любимчик этого города – социопат и извращенец, разбавляющий свои будни грязными связями с проститутками и далеко не традиционным сексом. А ещё он любит снимать это на видео.
От воспоминаний о просмотренных кадрах стискиваю челюсти, ощущая треск собственных зубов.
И не то чтобы меня сильно беспокоили его фетиши – он взрослый состоятельный мужчина. Но он, черт возьми, последние десять лет называет мою мать шлюхой и разыгрывает из себя святошу. Пропагандирует мне и всему обществу мораль, а сам… аморален!
– Какой там адрес, говоришь? – Брайан вглядывается в номера домов, проплывающих мимо нас.
– Дом двадцать девять, – отвечаю другу. Останавливаю машину, глушу двигатель, выключаю фары. – Вот он, – киваю в сторону крайнего дома по Корнел-стрит.
Ещё никогда в своей жизни я не чувствовал себя так глупо. Моя мать может быть здесь, всего в пятнадцати минутах езды от нашего дома, и она ни разу ко мне не пришла. Что, если я действительно ей не нужен?
– Как ты выяснил, что она живёт здесь?
– Залез в отцовский компьютер. Нашел там, – спотыкаюсь на полуслове. Нет, я не стану говорить другу о похождениях Саймона Шоу. – Отец шлёт на этот адрес деньги. Регулярно, раз в месяц, и всегда одну и ту же сумму.
– И? Может, тут живёт его любовница?!
– Он шлёт деньги последние десять лет.
– Тогда понятно, – соглашается Брайан. – Ну что, пошли?
Но я не тороплюсь покидать салон авто. Складываю руки на руль, поверх кладу подбородок. Смотрю сквозь капли дождя на лобовом стекле, как в доме под номером двадцать девять гаснет и загорается свет в окнах. Подмечаю две припаркованные машины возле маленького открытого дворика. Аккуратную беседку, лавочки, качельки и много детских игрушек, забытых на улице.
Очевидно, что если тут живёт моя мама, то у неё уже есть семья, и тогда зачем мне туда идти?
* * *
Нет, я не стал брать Брайана с собой. Однажды лишь я один потерял маму и в одиночку должен её обрести. Или потерять снова, что не исключено, учитывая обстоятельства.
По мере приближения к заветному дому номер двадцать девять я всё больше убеждаюсь в том, что должен узнать правду, какой бы она ни была. Получить ответы и двигаться дальше.
Решительный настрой придает мне уверенности, и я почти бегу к двери. Дождь немного успокоился, или я его просто не чувствую – от нарастающего волнения и тревоги.
И дабы не передумать, почти сразу стучу в дверь. Громко. Непозволительно громко в такой поздний час.
За дверью слышатся шаги, потом она отворяется, но, правда, лишь на маленькую щель, не позволяющую увидеть, кто за ней стоит.
– Чем могу помочь? – раздается мягкий женский голос.
Но я не помню, как звучал голос матери. Когда она ушла, мне было десять, и прошло уже десять лет – очень долгий срок. Всё, что угодно, можно забыть.
– Добрый вечер, мэм, – отступаю на шаг назад, показывая собеседнице, что неопасен, – я ищу кое-кого. Вы не могли бы мне помочь?
Дверь не сдвигается с места.
– Кого? – опасливо спрашивает она.
– Лоран, кто там? – ещё один голос раздается следом. Голос принадлежит мужчине.
– Я не знаю, дорогой. Там какой-то юноша, – кротко отвечает женщина.
– Юноша?
Дверь распахивается резким толчком. На пороге стоит мужчина лет сорока пяти, а за его широкой спиной прячется женщина.
– Эй, парень, тебе чего?
Конечно, он хочет знать, зачем я припёрся и нарушил их вечернюю идиллию. Возможно, оторвал от ужина или просмотра вечернего кино, или…
– Лоран, вызови полицию, – бросает мужчина своей жене. – Этот парень явно не в себе.
И я понимаю, почему он так думает. Наверное, я должен ему что-то сказать, как-то обозначить свою вменяемость, но у меня не получается выдавить ни слова. У меня даже посмотреть на него не получается. Мой взгляд прикован к лицу женщины, которая пытается спрятаться за спиной мужчины. Эту женщину зовут Лоран Шоу, ну или звали. Теперь, вероятно, у неё другая фамилия. Но она не изменилась с тех пор, как оставила меня. Всё те же темные волосы лёгкой волной спадают по плечам. Серо-голубые глаза, точь-в-точь как мои, смотрят с испугом, но узнаванием.