Дерганья возобновляются.

– Еще раз предупреждаю, на вашем месте я бы этого не делал.

Он говорит, и что-то острое медленно проникает мне в живот. Жуткая боль. Острие неотвратимо движется глубже и глубже. Словно этот незнакомец по миллиметру вонзает мне нож под солнечное сплетение. Неглубоко. Острие едва прорезает кожу. Прорезает, и человек держит, и давит, и давит, и не собирается вытаскивать лезвие. Напрягаюсь, челюсть сжимает ткань, рычу, не могу пошевелиться.

Теперь мои дерганья, мой сдавленный крик и беспомощное мычание наполняют темноту.

– Эх. Ну вот опять. Зачем же торопить события? Сначала выслушайте правила, а потом начнем играть. Проявите хоть немного терпения и уважения к ведущему. Я же все-таки готовился.

Извиваюсь, пыхчу, кусаю кляп, стараюсь отстраниться от лезвия.

– Замри.

Он приказывает не двигаться, и я интуитивно подчиняюсь. Он идет ко мне. Слышу его шаги. Чувствую, как его рука берет меня за нос, тянет за ноздри. Грубо, бесцеремонно. Но я благодарен… Пусть теперь мне не избавиться от запаха прокуренных пальцев, но эти пальцы своим движением достают нож из моего живота. Сверлящая боль отступает. Чувствую облегчение.

– Нетерпеливые вы мои. Кому я здравствуйте говорил? А? Кому желал здоровья? Хочешь уцелеть – замри… Просто же. Просто-просто.

Он хихикает, а я стараюсь не двигаться. Пока не шевелюсь, кажется, мне не воткнут в бок нож. Надеюсь.

– Ладно, уговорили, слегка подниму.

Он отходит. Цепи бряцают, что-то хрустит, звук, словно шестеренки ржавого механизма приходят в движение. Мне страшно. Меня трясет. Признаюсь, впервые в жизни мне так страшно. Я прыгал с парашютом, погружался с аквалангом, в одиночку взбирался на скалы, но только сейчас почувствовал настоящий ужас. Я где-то читал, что человека больше всего пугает неизвестность. Не соглашусь. Куда страшнее, когда в этой неизвестности, с болью во всем теле, приправленной богатой фантазией творческого человека, раздается громкий скрежет неведомых механизмов под психопатические хихиканья незнакомца.

– Ну вот. Думаю, достаточно высоко. Теперь вы готовы слушать?

Не знаю, готов ли я слушать, или отключиться, или сражаться, но я знаю, что не могу пошевелиться и стараюсь даже не дышать.

– Сейчас я развяжу вам глаза, и мы продолжим.

Его шаги вновь приближаются.

– Думаю, настало время познакомиться.

Прокуренные пальцы вновь касаются моего лица, бережно снимают повязку. Открываю глаза. Готовлюсь щуриться от яркого света софитов, ожидаю, что польются слезы, что услышу аплодисменты зрителей, но этого не происходит.

Под потолком раскачивается тусклая желтая лампа. Подвал. С высокими потолками. Грязные кирпичные стены, покрытые старой побелкой и зеленой краской. Слой паутины в подкопченных черных углах. И трубы. Толстые и тонкие, завернутые в рваную теплоизоляцию, ржавые, покрытые мелкими каплями конденсата на потрескавшейся краске. Я подвешен, привязан к какой-то металлической балке. Прочная веревка с большой палец толщиной обвивает мои руки, проходит под мышками, через поясницу, переплетается узлами под коленями и ведет к большому крюку мясника, приваренному к какому-то устройству. Я подвешен в позе эмбриона к огромной непонятной конструкции.

Стараюсь побороть подступающую панику.

– Меня зовут, кхм, на самом деле для нашей игры это не имеет большого значения, но обращайтесь ко мне, например, господин Р. Это имя мне нравится больше всего. Подходит для ведущего. Подходит.

Смотрю по сторонам, насколько это позволяют веревки. Возле меня расхаживает незнакомый мужичок в белом халате врача. Широко шагает, жизнерадостно, как один из тех провинциалов, что в своем предпенсионном возрасте впервые оказался в мегаполисе и удивляется каждой мелочи. Готов поклясться, на голове у него парик, а борода – накладная.

– В качестве бонуса победителю можно будет называть меня просто Р. Как считаете? Весомо?

Черная, с серой оторочкой бабочка на шее прибавляет нелепости его круглым очкам. Из-под его белоснежного халата виднеются синие в тонкую полоску брюки и начищенные до блеска туфли.

– Знайте, у меня нет и никогда не было любимчиков. Я искренне болею за всех. Так что желаю каждому из вас победы. Победы!

Он выкрикивает слово «победы», хихикает, смотрит на потолок, крутится под лампой, жестикулирует, словно гладиатор перед сражением, словно клоун на манеже в предвкушении представления.

«Каждому из вас». Теперь знаю точно, что я здесь не один. Стараюсь повернуть голову и осмотреться получше, но веревки мешают.

– Ближайшие несколько дней мы проведем вместе. В тесной, в меру дружелюбной, приятной и, мне хочется думать, веселой компании.

Замаскированный исчезает из моего поля зрения. Не могу проследить за ним, возвращаюсь к разглядыванию потолка. Стараюсь взять себя в руки и определить, что происходит. Какой-то сюр. Неужели меня по-настоящему ранили? Может, я не чувствую, а тем временем истекаю кровью. Никак не получается дотянуться до живота, чтобы проверить.

Нет-нет. Это уж слишком, чтобы быть правдой. Шоу?.. Шоу!.. Скорее всего. Наверное, участвую в каком-то тупом ультрасовременном проекте. Но я не помню, чтобы с кем-нибудь договаривался о съемках. И не подписывал никаких договоров, кажется. В то же время и на розыгрыш это не очень похоже. Боль чересчур реалистичная. Хотя… Возможно, меня просто ущипнули? Создали атмосферу, напугали, а остальное я сам дофантазировал. Сидят, смотрят и посмеиваются.

Как же болит спина… Нужно прекращать паниковать, сконцентрироваться на происходящем и показать зрителям, какой я бесстрашный.

Что я знаю наверняка? Меня связали в подвале. Подвесили, как мешок с картошкой, к какой-то железной хреновине. И я здесь не один такой. Нас держит в плену ведущий – некто господин Р, и судя по звукам, он сейчас развязывает глаза моему оппоненту. Что за продюсер согласился подписаться на такое дурацкое шоу? Кому может быть интересно наблюдать такое? И на каком канале планируют выпускать? Хотя… В принципе, почему бы и нет, если для интернет-проекта – вполне оригинально. Неплохая задумка, стоит признать. Вот только… Какого хрена меня записали в участники?

Так. Ладно. Что еще… Еще мне больно. Мышцы затекли, не чувствую кончиков пальцев. Чертовски больно. И спине. И шее.

– Вас мучают вопросы. Понимаю. – Р говорит и отходит к двери. – Но, думаю, лучше я покажу, а потом расскажу. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз… ну вы же и сами в курсе. – Он выкатывает ширму на колесиках, прикрытую тканью. Поворачивает ее ко мне. – Готово. Но прежде чем вы насладитесь совершенством экстравагантной идеи, ее нерушимой справедливостью и собственно инженерной мыслью, мне нужно немного привести себя в порядок.

Он достает из кармана платок, стряхивает, наклоняется и чистит от пыли туфли.

– Плохое решение – делать пол из песка. Согласитесь. И ходить неприятно, и обувь портится. А как говорится, туфли – зеркало души джентльмена. Или так не говорится? – Он хохочет, прячет платок в карман, отряхивает ладони. Поправляет халат и с видом художника, только что закончившего картину, встает возле ширмы.

– Ну что? – Он торжественно, как опытный продавец, готовый представить шедевр критикам, стоит возле ширмы. – Барабанная дробь… – Он хватает за край ткани двумя руками. Выдерживает паузу, интригует, косится на меня.

– Вуаля! – Он сдергивает ткань и бросает ее на песок. Радуется, кривляется и корчится. Стучит себя ладонями по коленям, подпрыгивает, поправляет сползший парик, переминается с ноги на ногу, словно его приперло в туалет.

– Вуаля! Вуа-ля! Вуа-вуа-вуа-ля! Тада-ам!

Под тканью скрывалось здоровенное зеркало.

– Теперь видите? Ну как вам? А? Впечатляет?

Он скачет и двигает ширму, чтобы мы могли получше рассмотреть отразившуюся в зеркале ужасающую конструкцию.

– Весомо? – Он чуть ли не катается по полу со смеха. – Весомо? А?

Меня трясет. Он псих. Натуральный психопат.