— Мой сын! — внушительно произнесла герцогиня, обращаясь к Фердинанду. — Обстоятельства вынуждают меня сообщить вам, что ваша мать вами крайне недовольна!

— Увы, маман, — вздохнул тот, к кому были обращены эти упреки, — вы, вероятно, правы, но давайте отложим разговор на потом. Я спешу, извините, маман.

Этот вполне великосветский разговор происходил отнюдь не в дворцовых покоях, как это можно было бы предположить, судя по титулам участников беседы. И это был даже не номер более-менее приличного отеля. Увы, герцогиня вынуждена делать выговор своему единственному сыну Фердинанду в облезлой комнатенке дешевых меблирашек «Аретуза», расположенных на окраине одного из городов великой, хотя и нейтральной державы.

— Нет, сын мой, — продолжала герцогиня, — я не имею возможности откладывать этот печальный разговор. Ваши дела, Фердинанд, вполне могут подождать. Итак, мой сын, я вами крайне, повторяю, крайне недовольна! Вы позорите наш род!

— Увы, маман, — проговорил Фердинанд, с некоторым сарказмом поглядывая на герцогиню, величественно расположившуюся на колченогом стуле, — больше, чем опозорили наш славный род мои предки, я его скомпрометировать не способен.

— Вы все шутите! — гневно произнесла герцогиня. — А между тем шутить бы вам не следовало! Вы, Фердинанд Фуше, герцог Отрантский, последний отпрыск великого рода, ведете жизнь бессмысленную и крайне рассеянную! Вы не учитесь!

— Увы! — вновь вздохнул последний отпрыск великого рода.

— Да, вы совершенно не образованы, а вам уже семнадцать лет! Вы не имеете профессии и не стремитесь ее иметь…

— Увы, маман, — понурил голову герцог Фердинанд и закурил окурок, припрятанный в кармане. — Я действительно не имею профессии…

— Вы, сын мой, не знакомы с основами математики, философии и литературы. Вы безграмотны в правовых вопросах! Вы невежа! Вы не умеете держать себя в обществе! Вы курите в присутствии матери!

— Я не в затяжку, — пробормотал Фердинанд, но курить не прекратил.

— Вы позорите себя и меня, вашу родительницу! Не далее, как вчера, вы вели себя крайне, я подчеркиваю, крайне невежливо в гостях у герцогини Беневентской и грубо обошлись со своей невестой герцогиней Софи. Вы несносны, сын мой, и я с ужасом думаю о вашем будущем. Да, о вашем и о будущем нашего рода!

— Все, маман? — вежливо спросил Фердинанд, усаживаясь на потертое одеяло, которым была застелена кровать с продавленной панцирной сеткой. Если все, то позвольте мне ответить.

— Будьте любезны, Фердинанд, — разрешила герцогиня, — и будьте благоразумны.

— Вы правы, маман, — произнес юный герцог, — я весьма слабо знаком с названными дисциплинами, да и признаться, не спешу знакомиться. Зато я неплохо знаю историю нашего великого, как вы сказали, рода и позволю себе напомнить кое-что из нее. Итак, после того, как основателя нашего рода Жозефа Фуше, герцога Отрантского вышибли за государственную измену из Франции и нашу семью приютила эта великая нейтральная держава, все четыре поколения герцогов только и делали, что транжирили миллионы, похищенные герцогом Жозефом у императора Наполеона. Кончилось это тем, что ваш уважаемый супруг, а мой не менее уважаемый родитель герцог Жан прокутил и продул в «фараон» остатки своих и все ваши деньги, маман, после чего имел, увы, глупость записаться во французский иностранный легион и сгинуть без вести где-то на Марне. И теперь мне, последнему герцогу Отрантскому, приходится заниматься мелкой уголовщиной, чтобы прокормить себя, да и вас, маман. По-моему, род, начавшийся со шпиона и закончившийся уголовником, не так уж безнадежен. Моя рассеянная жизнь опять-таки, увы, это единственная возможность заработать. А что касается герцогини Софи, то я лучше женюсь на официантке Мари из ресторана «Козочка»: она симпатичнее да и денег у нее больше. Засим позвольте откланяться и расстаться с вами дней на пять, поскольку мне предстоит поездка в Париж. Позвольте оставить вам триста франков на текущие расходы. Это все, что у меня пока есть…

— Мой сын! — проговорила герцогиня. — Вы говорите страшные вещи. Вы оскорбили память герцога Жозефа. Вы неуважительно отозвались о вашем дорогом отце и вы не смеете говорить так о герцогине Софи. Не забывайте, что об этом браке договорились еще ваши отцы.

— Я уже об этом слышал, маман, — несколько рассеянно промолвил Фердинанд. Поцеловав герцогине руку, он двинулся к выходу и, на ходу бросив: «О ревуар, маман!», — исчез из комнаты.

— О, святой Дени! — прошептала герцогиня. — Не дай нашему роду угаснуть столь бесславно!

Она несколько минут, сцепив руки, глядела в давно потрескавшийся потолок, затем встала со стула, аккуратно пересчитала деньги, оставленные сыном, и направилась на улицу, решив первым делом оплатить счет бакалейщику и сходить в парикмахерскую, где ее светлость не была уже полгода.

Неподалеку от входа в «Аретузу» герцога Фердинанда уже давно и с явным нетерпением ожидали двое молодых людей.

— Наконец-то, — буркнул первый, завидев строптивого сына герцогини. Где тебя черти носили, Фред?

Фред, ибо в этой компании титулов не признавали, а имя Фердинанд было слишком уж громким и несовременным, вытащил из кармана своего изрядно потрепанного пиджака пачку «Синей птицы», закурил и с достоинством пожал плечами.

— Пришлось побеседовать с маман. Задержался. Сожалею, Аксель.

Собеседником Фреда был Аксель Кинг — мрачноватого вида верзила лет двадцати пяти — лидер их небольшой компании.

— Что, опять пилили? — посочувствовал второй — весьма потертый и непохмеленный парень лет двадцати с ранними морщинами на синюшного вида физиономии. Это был потомок эмигранта из России Шура Гаврюшин, которого все здесь звали Габриэлем Алексом.

— Немного, — чуть скривился Фред. — Так, позудела моя старуха про честь нашу родовую. Да чего там, пошли!

Все трое направились к центру города.

— Честь рода! — хмыкнул Габриэль. — Мой папашка из купцов, но и он, как чекалдыкнет по маленькой, начинает про лавки наши да про пароходы вспоминать. Меня все хочет в коммерческий лицей пристроить, чтоб, когда мы в Россию вернемся да манатки нам вернут, я мог бы дело продолжить.

— Как же, вернут, — хмыкнул Кинг. — Прямо вот сейчас большевики декрет издадут!

— Это уж точно, — согласился Фред, — что тебе, Габриэль, в Россию, что мне во Францию хода нет.

— Ну, положим, — не согласился Кинг, — через пару дней мы будем в Париже, и ты, Фред, можешь побывать во дворце своего предка.

— Там, наверное, музей сыска, — предположил Алекс. — Дом Жозефа Фуше все-таки!

— Увидим, — резюмировал Фред. — А что мы в Париже делать будем? Опять чемоданчик-другой захватим для нашего Доброго Друга?

— Сам не знаю, — признался Кинг. — Сеичас у Друга спросим. Темнит он что-то…

Беседуя, они постепенно приближались к центру города. Дойдя до небольшого, но весьма уютного бара «Крот», все трое ощутили настоятельную потребность нанести туда короткий рабочий визит.

— Ладно, — решил Кинг, — по одной и пойдем дальше.

В баре было немноголюдно и как всегда темно. Приятели взяли по паре кружек баварского и поудобнее устроились за столиком. Но не успели они осушить по первой емкости, как в бар неторопливо вошли двое крепких парней весьма зловещего вида.

— Братья Риччи, — шепнул Габриэль, — гляди, Фред!

— Вижу, — небрежно бросил Фред. — Придется побеседовать чуток.

— Не время, — заявил Кинг, — нам к Другу надо.

Между тем братья Риччи также успели заметить сидевшую компанию. Они взяли по кружке пива и направились к приятелям.

— Буэно джорно, — вежливо произнес первый изних, Луиджи, более известный под кличкой Сипилло.

— Буэно джорно, — добавил Пьетро, которого все называли Блэджино.