— Пошли, — неуверенно сказал один из новеньких и стал подниматься.

— Сиди уж! — вмешался я. — Хватит, Тимур, остынь. Покалечил уже одного.

— А тебе-то что за дело? — спросил Тимур. — Ради чего заступаешься?

— Ради подруги Тургенева Полины Виардо, — ответил я. — Ну хочешь, я с тобой пойду на крышу вместо них? Только не сегодня, завтра.

— Я с тобой еще не ссорился, — проговорил Тимур. Как ему, наверное, казалось — зловеще.

Но я только усмехнулся. И он отвалил вместе со своей злостью. А я поправил галстук и поехал к тезке любимой женщины великого русского писателя.

4

Дверь открыла ее мама, я сразу сообразил, потому что это была ее точная копия, только спустя двадцать лет. Выглядела она молодо и приветливо.

— Ну заходи, Филимон, — сказала она, улыбаясь и принимая от меня цветы.

— Я вообще-то чаще зовусь Алексеем, — немного смутился я, тщательно вытирая ботинки о коврик.

— Понимаю-понимаю. Ладно, спасибо, что помог вчера девочке. Полина мне все рассказала.

«Ну, положим, не все», — подумал я про себя, а вслух сказал:

— Вы извините, Людмила Александровна, что я тогда по телефону так безбожно врал и поневоле вам в любви признался.

— За это не извиняются, — снова улыбнулась она, рассматривая меня.

А я все еще топтался на коврике. В коридор вышел отец, с посеребренной шевелюрой, целой гривой волос, как у африканского льва. В руках он нес жирного черного кота.

— Хватит трясти копытами и шлепай сюда, — сказал он. Он почему-то решил говорить со мной на молодежном сленге. Видно, думал, что так до меня быстрее дойдет. — Водку будешь? Теплую, газированную, из горла? Андижанского розлива?

— Кирилл! — укоризненно вскрикнула его жена.

— Шучу, шучу. У нас сегодня, молодой человек, маленькое торжество. Нашему любимому коту исполняется десять лет. Соберутся его лучшие друзья…

Кот, лениво свесив морду с его рук, смотрел на меня желтым глазом, недоумевая, почему я явился без подарка.

— Поздравляю, — сказал я ему; надеюсь, что он понял. — А где Полина?

— Почему-то задерживается. — Отец подтолкнул меня в комнату. — Ты проходи. Будем чай пить.

В гостиной уже сидели четыре человека, двое мужчин и две женщины, оживленно беседуя.

— Это Алексей, сокурсник Полины, — сказала Людмила Александровна.

А я и не догадывался, что уже зачислен в университет. Может, и стипендия идет? Я взял чашку чая и пирожное и скромно сел в уголке. Сами они пили коньяк, но мне, конечно, не предложили. Мал еще. Присмотревшись, я узнал в одном из мужчин известного артиста, часто мелькающего в кино. Второй, как потом выяснилось, был писателем. Я даже что-то такое читал, только не мог вспомнить, что именно. Меня больше всего поразило, что говорили они о самых обыденных вещах: о ценах на продукты и прочей ерунде. Я-то думал, что у них мозги забиты чем-то возвышенным и недоступным. Чувствовал я себя немного неуютно, не в своей тарелке.

— Людмила Александровна, — тихонько спросил я, — а где Полина?

— Давно должна вернуться из бассейна, — так же тихо ответила она. — Ты не беспокойся. Кушай торт.

Я пил уже третью чашку чая и злился. Хороша красавица! Пригласила в гости, а сама в бассейне плещется, золотая рыбка. Вот встану сейчас и уйду. Но вместо этого я посадил к себе на колени именинника и стал почесывать ему за ушком. Кот, конечно, понял, что я к нему подлизываюсь, но довольно заурчал.

— Вот интересно, что обо всем этом молодой человек думает? — спросил вдруг народный артист, и все разом посмотрели на меня, словно я был голый.

А я даже не слышал, о чем они там между собой говорили. Надо было что-то соврать, и я выдал:

— Мне после травмы черепа доктор запретил думать: голова гудит.

— Молодец, ушел! — похвалил артист. — А вообще-то что с них спросишь? Это потерянное поколение.

— Нравственных ценностей нет, — сказал писатель. — Сейчас любимый персонаж — жулик, спекулянт. Куда уж дальше ехать.

Ну, подумал я, пошла старая песня! Теперь они будут долго рассуждать о том, какие мы все плохие и скверные; и откуда мы взялись такие? Как будто не они были нашими отцами и учителями. И если вдуматься: у кота, лежащего на моих коленях, тоже нет никаких нравственных ценностей, от него вообще никакой пользы, но его все любят.

— Вспомнил! — сказал я. — Ведь это вы написали книжку о секретаре комсомольской организации, который все бросил и уехал на БАМ, строить железную дорогу? А потом ему доверили золотой костыль вбить. Вот интересно, где сейчас этот секретарь и какой коммерческий банк возглавляет? Вы не знаете?

Гости засмеялись, а писатель, похоже, смутился.

— Уел он тебя, — сказал артист.

— Ладно, помолчи. Ты сам в кино Дзержинского играл. Пламенного революционера. А Кирилл статьи писал о дружбе народов. Где она, эта дружба? Все мы кривили душой, а теперь расплачиваемся. Россия еще будет триста лет страдать, пока золотым тельцом не переболеет. Я у сына спрашиваю: «Зачем ты рекламные ролики делаешь, ведь надувательство одно?» А он отвечает: «Я за пятиминутный текст получаю больше, чем ты за толстый роман». Поспорь тут.

В дверь позвонили, но пришла не Полина, а еще какие-то гости. И только через полчаса появилась она. Самое смешное, что она очень удивилась, увидев меня среди собравшихся.

— Боже мой! Совсем забыла, что пригласила тебя, — сказала она. — И пошла после бассейна в парикмахерскую.

У нее была новая прическа: волосы зачесаны наверх и уложены вокруг головы.

— Тебе совсем не идет, — сказал я в отместку. — Просто пугало какое-то.

— Пошли. — Она взяла меня за руку. — И не злись.

Мы ушли в ее комнату, и за нами увязался кот, наверное, как полномочный наблюдатель родителей. Но для строгого рапорта у него не оказалось оснований, поскольку мы сидели в креслах друг против друга, слушали музыку и лениво переговаривались. Примерно так:

— Хорошо поплавала?

— Нормально. А ты чем занимался?

— Кое-чем.

— Понятно. А я со Светой помирилась. Той самой. Твоей женой.

— Память у тебя короткая.

— Зато ноги длинные. — И она вытянула их до середины комнаты.

А я отвел взгляд, потому что не могу равнодушно смотреть на красивые вещи. Если можно назвать вещами части тела.

— Ты чего в сторону смотришь?

— Так. Будем сидеть и твои ноги обсуждать?

— Ты закомплексован. Другой бы уже сто комплиментов сказал.

— Мы тверские, провинциалы.

— Это заметно. А зачем ты вообще в Москву приехал?

— Скрасть что-нибудь. Слушай, а обязательно продолжать в том же духе?

— У тебя, наверное, в Твери хозяйство, корова, куры, да?

— Приезжай — посмотришь.

— Пригласи.

— Приглашаю. В эту субботу. А в воскресенье вернемся. — Я затаил дыхание и ждал. Не надеялся, что она согласится.

— Поедем. Мне интересно, — сказала она. — Родители отпустят. Мама успела мне сказать, что выглядишь ты положительно. Притворяешься, да?

— Москва научит. А у тебя старик веселый.

— Тоже притворяется.

— А ты?

Полина переключила магнитофон, посмотрела на меня и улыбнулась.

— Я тебе нравлюсь? — спросила она.

Что надо было ответить?

— Ну, положим, — пробормотал я. — Как рыбное филе твоему коту.

— Потрясающе! — обрадовалась она. — Такого мне еще никто не говорил. Тебя надо на ярмарке показывать.

— А я не против, — согласился я и вышел на балкон, чтобы глотнуть воздуха. Вот ящерица, вынудила меня все-таки. Внизу, во дворе, мальчишки играли в футбол, хотя было уже совсем темно. Я почувствовал, что Полина встала рядом со мной.

— Ты мне тоже нравишься, — шепнула она на ухо, а ее рука скользнула в мою.

Так мы стояли некоторое время, и меня бросало то в жар, то в холод — не знаю почему. А потом вернулись в комнату.

— Когда хочешь поцеловать девушку — не обязательно спрашивать ее разрешения, — сказала вдруг Полина. — А вообще-то тебе пора. Скоро комендантский час. Увы, здесь не коммерческая палатка.