Я максимально далек от того, чтобы идеализировать греческие полисы и республиканский Рим. Эти сообщества никак нельзя назвать «полностью либертарианскими» или «анархическими». Но совершенно точно, что в них не было государства.
Моше Берент был обвинен коллегами в том, что он неправильно понимает государство, в том, что он использует «социологическое определение государства», к которому мы перейдем в следующей колонке. А пока мы закончим тем, что констатируем тот факт, что в настоящее время среди ученых, которые так или иначе исследуют государство только историки не используют «социологическое» определение. Социологи, экономисты и даже правоведы в основном используют именно его. Историки отличаются тем, что предмет их изучения — те или иные события и связи между ними не требуют сколько-нибудь серьезного понимания сути и природы государства, как явления. Это является хорошей иллюстрацией нашего тезиса о том, что определение будет зависеть от того, насколько важен для вас предмет и насколько глубоко вы продвинулись в его понимании.
State and stating
В предыдущей колонке мы говорили о том, что необходимость определить нечто всегда порождается некой деятельностью, не существует «определений вообще», которые бы абсолютно исчерпывающе описывали бы объект во всех возможных его проявлениях. Содержание описания объекта диктуется деятельностью, в которой он используется и потому полных и окончательных определений существовать не может.
В случае государства необходимость определения диктуется желанием понять проблемы, которые оно порождает и, тем самым получить возможность защититься от этих проблем. Историческое определение, в общем смысле, сводящееся к «форме организации человеческого общества» не может считаться удовлетворительным в виду своей полной неопределенности и статичности. Непонятно, чем государство отличается от не-государства и что, собственно, оно делает. Любые структуры, которые вы обнаружите в человеческом обществе могут быть отнесены к «государству».
Попытки применения научных методов приводят нас к так называемому «социологическому» определению. Точнее, таких определений два — Макса Вебера и Франца Оппенгеймера. Заслуга Вебера состоит в том, что он, пытаясь отделить государственное от негосударственного прямо указал на то, что государство не делает ничего такого, чего не делало бы не-государство. Вебер обнаружил единственную специфически государственную функцию, которую он назвал «монополией на насилие» (более корректным вариантом является «монополия на принуждение»).
Оппенгеймер был более точен. Он говорил о том, что существует два метода взаимодействия людей — добровольный обмен (который он назвал «экономическим методом») и метод насильственного присвоения чужого (который он назвал «политическим методом»). Государство по Оппенгеймеру это «организация политических методов».
К сожалению, наиболее распространенным является определение Вебера. Причина этого, вероятно, в том, что оно более запутанно и расплывчато, чем определение Оппенгеймера и, следовательно, может легче использоваться в academia. Социологические определения уже являются определениями, но, по прежнему страдают недостатками. Эти недостатки связаны с предметом, а точнее, с методом этой науки, который при всем разнообразии «социологий» в большинстве случаев остается холистским. Поэтому социологи могут на полном серьезе изучать «насилие» как некий феномен, существующий сам по себе в неком сферическом в вакууме «обществе». Очевидно, что в такой системе координат выражение «монополия на насилие» имеет для них какой-то смысл.
Если же выйти за рамки социологии и посмотреть на мир с позиций более реалистичной науки — экономики, то сразу же возникнет вопрос — чья это «монополия на насилие»? Экономика считает источником всех социальных явлений действующего человека и для нее «монополия» хоть в виде специфического положения предприятия на рынке, хоть в виде государства является лишь средством для достижения целей теми или иными людьми. Кто те люди, кому принадлежит «монополия на насилие» и кто использует ее в своих целях? Очевидно, это люди, которых можно назвать «правящей группой». То есть, с экономической точки зрения определение Вебера будет выглядеть как «монополия на насилие правящей группы».
Это уже немного лучше, но все равно недостаточно хорошо. Если мы присмотримся к нашей версии определения Вебера, мы обнаружим, что это просто более узкая версия определения Оппенгеймера. У Оппенгеймера вместо «монополии» используется «организация», а вместо «насилия» — «политические методы», в обоих случаях это более широкие понятия. Организация предполагает как наличие группы, которую она объединяет (хотя организация может рассматриваться и как система), так и тот важный факт, что это не обязательно монополия. «Политические методы» — это не только насилие, но любые методы (например, обман) с помощью которых одни люди незаконно лишают других их собственности. То есть, вся машинерия государственного принуждения и обмана в виде демократических выборов, пропаганды, принудительного «всеобщего образования» и тому подобного попадает в категорию политических методов.
Как уже, наверное, заметил внимательный читатель, определение Оппенгеймера в равной степени применимо к государству и к банде грабителей. Действительно, банда грабителей является своего рода «личинкой» государства. Тем не менее, между бандой и государством существуют серьезные различия. Государство — это банда, которая захватила некую территорию и перешла к постепенной монополизации различных видов человеческой деятельности. Прежде всего, банда пытается монополизировать принуждение, так как это позволяет ей регулярно грабить обитателей территории, затем она пытается монополизировать право, так как это делает ее грабеж «законным», она пытается разоружить людей и сделать их беззащитными не только перед собой, но и друг перед другом и так далее.
Это наблюдение позволяет сделать нам следующий важный шаг, а именно, понять, что мы имеем дело с процессом, а не со статическим состоянием. У этого процесса есть начало — захват бандой (племенем и т. д.) территории и наложение на ее обитателей регулярной бессрочной дани (налога). Однако, после этого, события могут развиваться с разной скоростью и с разными, иногда, существенными отличиями. Например, не всегда удается сразу же полностью присвоить себе правовую систему и тогда мы имеем англосаксонский мир с его прецедентным правом. Разоружение налогоплательщиков тоже не везде получается. То есть, процесс захвата общества (или, что то же самое, расширения государства) может протекать по разному в различных обстоятельствах.
Собственно, процесс расширения государства и представляет собой главную проблему. Именно это, то есть, постоянное принятие все новых законов, введение нового регулирования и постоянная узурпация власти других людей и является причиной наших бед. Ни одно государство не стоит на месте. Все они постоянно расширяются, с разной скоростью, в разных направлениях, но именно этот процесс и создает проблемы.
Мало того, праксиология говорит нам о том, что государство не может остановиться, поскольку его приводит в действие та же самая сила, которая приводит в действие и всю прочую экономику — человеческая неудовлетворенность. Мечта минархистов об ограниченном государстве нереализуема в силу человеческой природы. Ситуация, когда чиновники просто ходили бы на работу с 9 до 18 и никак не пытались бы увеличить свои бюджеты противоречит самой природе человеческой деятельности.
Таким образом, наше определение должно включать в себя и динамическую составляющую. «Монополия на насилие» или «организация политических методов» статичны. Они никак не предупреждают нас о том, что государство будет расширяться и что процесс этот не поддается контролю. При этом, «статика» тоже важна, ведь без статичных сил подавления и принуждения, без территориальной монополии никакой последующей динамики, никакого роста просто быть не может.
