Человек встал и протянул мне руку. Рукопожатие было некрепким, но таким, что мои пальцы почувствовали его силу.

Передо мной был человек, который управлял Объединенными Церквями Гармонии и Ассоциации. Его звали Элдер Брайт, и он был Первым среди френдлизцев.

— Вас рекомендовал командующий Вессель,— сказал он, предложив мне сесть.— А это довольно необычно.

В этом человеке чувствовалась власть. До этого только у одного человека я встречал такой же всеподчиняющий взгляд. Его глаза были глазами Торквемады, главы Инквизиции в древней Испании.

В первый момент я растерялся. Точно так же, как и тогда, когда очнулся после обморока в Индекс-комнате. У этого человека не было видно слабостей, и у меня мелькнула мысль о поражении, если я попытаюсь управлять им.

Но так как каждое из тысячи интервью, которые я брал, было рискованно, и я уже свыкся с такой опасностью, мой язык начал автоматически:

— ... в величайшем сотрудничестве с командующим Бесселем и его людьми на Новой Земле,— сказал я.— Я оценил его...

— Я тоже,— перебил меня резко Брайт. Его глаза сжигали меня.— В противном случае, вы не получили бы аудиенции. Работа Правителя оставляет мне очень мало свободного времени. Ну, что же вас интересует?

— Я хотел бы,— начал я,— представить Френдлиз в наилучшем свете перед человечеством 14 миров.

— Чтобы доказать еще раз вашу лояльность Кодексу?

— В общем-то, да. Знаете, я очень рано осиротел и моей сокровенной мечтой было работать в Службе Новостей...

— Не тратьте моего времени, ньюсмен! — тяжелый голос Брайта прервал меня на середине предложения.— Что ваш Кодекс для меня, кто движется по пути божественного слова?

— Каждый из нас движется по собственному пути,— возразил я.

Он застыл, придвинувшись ко мне.

— Если бы не мой кодекс, я не был бы здесь,— продолжал я.— Возможно, вы не знаете, что случилось со мной и моим шурином на Новой Земле?

— Знаю,— это было сказано жестко.— Вы, ньюсмен, были наказаны за свою самонадеянность.— Его губы растянулись в кривой усмешке.— Насколько мне известно, ньюсмен Олин, вы не принадлежите к Помазанникам Божьим?

— Нет!

— У тех из нас, кто следует божественному слову, есть немало причин совершить какое-нибудь действие из ненависти, невзирая на собственные интересы. Ну, а в безбожниках какая может быть ярость, кроме как на самих себя?

Я растерялся.

— Вы насмехались над нашим Кодексом Ньюсмена, потому что он не ваш?— выпалил я через мгновение.

Усмешка исчезла с лица священника.

— Бог не выбрал бы дурака Старейшиной наших Церквей. Ты должен подумать об этом, перед тем как ехать на Гармонию. Но в любом случае, ньюсмен, теперь ты это уже знаешь.

Я взглянул на него, почти ослепленный озарившим меня пониманием. Я понял, как можно использовать этого человека. Его слабостью была его же сила. Тот софизм, который вывел его в правители этих. Тот фанатизм, который наносил так много ему вреда во встречах с лидерами других миров, поскольку из-за него он во все вмешивался. Хотя недобрые глаза, сверкающие на фоне черной одежды, различали всего лишь два цвета — черный и белый, тем не менее их владелец претендовал на роль политика. И поэтому я решил действовать с ним, как с политиком.

Я мог вынудить его совершить политическую ошибку.

— Думаю, что мне здесь делать больше нечего,— сказал я растерянно.— Полагаю...

— Уходите?— голос священника прозвучал, как выстрел.— Но разве я сказал вам, ньюсмен, что интервью закончено? Садитесь!

Поспешно сев, я постарался выглядеть бледно и думаю, что преуспел в этом, так все время понимал, что, хотя я и разгадал этого человека, это все же был лев, в клетке которого я продолжал находиться.

— Теперь,— сказал он, вглядываясь в меня,— что вы в действительности хотите получить от нас?

Я поджал губы.

— Говорите! — приказал Брайт.

— Совет...— пробормотали.

— Совет? Совет наших Старейшин? Что ты хочешь, ньюсмен, знать о нашем Совете?

— Вы меня... нс так поняли, сэр,— выдавил я из себя, глядя в пол.— Я имел в виду Совет Ныосменской Гильдии. Я хотел бы получить там место... И вы, френдлизцы, можете стать причиной, из-за которой мне откроется дверь. После того, что случилось с Дэйвом, моя совместная работа с Бесселем доказала, что я могу действовать без предубеждений... А если я и в дальнейшем буду придерживаться такой линии, то...

Я умолк и медленно взглянул на Преподобного Брайта. Он смотрел на меня с жесткой улыбкой.

— Ну что ж, твоя исповедь мне нравится,— сказал он.— Думаю, что мы поможем тебе,— его глаза Торквемады мимолетной улыбкой приветствовали меня.

Внезапно на столе раздался зуммер видеофона. Элдер Брайт нажал кнопку и повернулся к экрану, на котором возникло лицо пожилого человека.

— Вы приказали мне выяснить, Старейшина...— начал было он, но Брайт жестом остановил его и, посмотрев на меня, указал на дверь кабинета. Я встал и вышел в приемную. Минут через пять секретарь снова пригласил меня зайти. Брайт стоял за столом.

— Ньюсмен,— сказал он грубо,— меня предупредили, что члены Совета вашей «Гильдии» после событий на Ориенте настроены враждебно к нам, людям миров Френдлиза. И, скорее всего, ваши репортажи могут и не увидеть свет! А если это так, то какая же нам от вас, ньюсмен, польза?

— Но я...— я не говорил, что буду восхвалять ваш народ, сэр. Мне достаточно объективно осветить жизнь простых тружеников, простых людей ваших миров!

— Да,— кивнул он головой.— В этом что-то есть! Тогда пойдем и посмотрим на наших людей!

Брайт вышел из команты и по эскалатору провел меня в гараж. Мы сели в машину и поехали.

— Смотрите,— сказал священник, когда мы проезжали через небольшой городок.— Мы с муками выращиваем на наших каменистых почвах всего один урожай в год. И для того чтобы наш народ не голодал, мы вынуждены закупать продовольствие на других планетах. А для того чтобы достать на это деньги, мы вынуждены продавать своих юношей в солдаты. Что обезображивает их юные души, когда они отправляются на другие миры, чтобы принять участие в чужих войнах?

Я повернулся и увидел, что его глаза впились в меня.

— Отношение... к ним,— сказал я как можно растерянней. Брайт рассмеялся.

— Отношение?! Оставь простые слова, ньюсмен! Не отношение,— нет...— гордость! ГОРДОСТЬ!!! Худые, искусные лишь в труде и владении оружием, они для тех, кто их нанимает, всего лишь грязный убойный скот! И я тебя спрашиваю, ньюсмен, что им остается? Им остается только гордость, чтобы защитить себя!

Он печально улыбнулся.

— Вот что ты можешь увидеть здесь! Но что ты сможешь сделать своими статьями на других мирах? Научить скромности и гостеприимству тех, кто нанимает Детей Божьих?

Он вновь насмехался надо мной. Но я уже изучил его достаточно, чтобы не обращать внимания на это.

— Думаю, что если бы миры внезапно узнали, что ваши люди, Старейшина, более терпимы — не интересны, нет, а просто терпимы, то отношение к ним могло бы в корне измениться,— сказал я и посмотрел прямо в глаза старику.

Брайт отвел свой взгляд и, посмотрев в окно, вдруг приказал водителю:

— Остановитесь!

Мы находились в маленькой деревеньке. Одетые в черное люди двигались между одноэтажных бараков, сделанных из резины,— временных строений, которые на других мирах уже редко использовались.

— Где мы?— поинтересовался я.

— Этот город называется «Понимание Господа»,— ответил Брайт и открыл дверцу машины.— Кстати, ньюсмен, к нам направляется тот, кто очень хорошо вам знаком!

Действительно, фигура в военной форме приближалась к нам. Когда человек подошел к машине и остановился, я узнал в нем Джаймонта Блека.

— Здравствуйте, сэр,— приветствовал он отца Брайта.

— Да снизойдет на тебя благословение Господа нашего,— сказал в ответ Глава Объединенных Церквей. И не поворачиваясь ко мне, произнес: