Потом я пустился в обратный путь. Тут я заметил воз с капустой, тащившийся мне навстречу. Если чего-нибудь не хватало, чтоб довести до совершенства мое искусство управлять велосипедом, так именно этого. Фермер с возом занимал середину улицы, и с каждой стороны воза оставалось каких-нибудь четырнадцать-пятнадцать футов свободного места. Окликнуть его я не мог — начинающему нельзя кричать: как только он откроет рот, он погиб; все его внимание должно принадлежать велосипеду. Но в эту страшную минуту мальчишка пришел мне на выручку, и на сей раз я был ему премного обязан. Он зорко следил за порывистыми и вдохновенными движениями моей машины и соответственно извещал фермера:
— Налево! Сворачивай налево, а не то этот осел тебя переедет!
Фермер начал сворачивать.
— Нет, нет, направо! Стой! Не туда! Налево! Направо! Налево. Право, лево, пра… Стой, где стоишь, не то тут тебе и крышка!
Тут я как раз заехал подветренной лошади в корму и свалился вместе с машиной. Я сказал:
— Черт полосатый, что ж ты, не видел, что ли, что я еду?
— Видеть-то я видел, только почем же я знал, в какую сторону вы едете! Кто ж это мог знать, скажите, пожалуйста! Сами-то вы разве знали, куда едете? Что же я мог поделать?
Это было отчасти верно, и я великодушно с ним согласился. Я сказал, что, конечно, он виноват столько же, сколько и я сам.
Через пять дней я до того наловчился, что мальчишка уже не мог за мной угнаться. Ему пришлось опять влезть на забор и издали смотреть, как я падаю.
В одном конце улицы было несколько невысоких каменных ступенек на расстоянии ярда одна от другой. От них я, пожалуй, пострадал больше всего, если не говорить о собаках. Мне говорили, что даже первоклассному спортсмену не удается переехать собаку: она всегда увернется с дороги. Пожалуй, это и верно; только, мне кажется, он именно потому не может переехать собаку, что старается это сделать. Я вовсе не старался переехать собаку. Однако все собаки, которые мне встречались, попадали под мой велосипед. Тут, конечно, разница немалая. Если вы стараетесь переехать собаку, она сумеет увернуться, но, если вы хотите объехать ее, она не сумеет верно рассчитать и отскочит не в ту сторону, в какую следует. Так всегда и случалось со мной. Я наезжал на всех собак, которые приходили глядеть, как я катаюсь. Им всем нравилось на меня глядеть, потому что у нас по соседству редко что-нибудь случается интересное для собак. Немало времени я потратил, обучаясь объезжать собак стороной, однако выучился даже и этому.
Теперь я еду, куда хочу, и как-нибудь поймаю этого мальчишку и перееду его, если он не исправится.
Купите себе велосипед. Не пожалеете, если останетесь живы.
Перевод с английского Н. Дарузес.
Петер Карваш
ПОУЧИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ О КУЛЬТУРНИКЕ-СУХАРЕ
Само собой разумеется, поездка на неделю в Татры — дело восхитительное, связанное с неисчислимыми удовольствиями и наслаждениями. Я представлял себе, как буду лежать в шезлонге средь моря озона, как буду бродить по живописным долинам и козьим тропинкам над сказочной страной, ослепительной и искрящейся, как буду закалять свой организм «по линии физкультуры» и как, наконец, смогу всласть позаниматься в свободные вечера, полные уюта и размышлений.
С такими представлениями я сел в поезд и некоторое время спустя выскочил из автобуса перед красивым домом с многочисленными балконами и лозунгами. Лозунгов было, пожалуй, чуть больше, чем балконов.
Мне дали прекрасную комнату с видом на горы; сердце мое так и подпрыгнуло, — если бы я был поэтом, то написал бы сонет. Впоследствии мне пришлось написать его независимо от того, что я не был поэтом. Все началось тут же, за завтраком.
Не успели мы распаковать свитеры и шерстяные носки, намазать лыжи и осмотреться среди этой белоснежной красоты, как возле нас уже вырос мужчина с обветренным лицом и искрой руководителя в орлиных глазах, обладавший голосом, который напоминал трубу, зовущую к кавалерийской атаке, или, по крайней мере, граммофонную пластинку, пущенную в обратную сторону.
Он приветствовал нас от всего сердца, пожелал нам приятного пребывания в доме отдыха и ознакомил с распорядком дня. К этому он присовокупил краткую справку о смысле, происхождении, истории, размерах и организации отдыха трудящихся и выгнал нас на утреннюю зарядку.
Мы похвалили заботливого культурника, сделали все упражнения так, что любо было глядеть, повозились немного в рыхлом снегу, — словом, все было хорошо.
Во время обеда культурник читал нам отрывки из произведения «Татры в доисторические времена». Это было очень интересно.
После обеда мы спали, утомленные ночным путешествием. Полдник был превосходный. Потом мы играли в шахматы. Радиоузел передавал доклад культурника на тему о том, как предохранить себя от поноса в младенческом возрасте.
После обильного и вкусного ужина мы прослушали сообщение: «Бессемеровский процесс и история повышения качества стали». Сообщение было очень обстоятельным. Так человек бесплатно получает образование. К сожалению, не все присутствовавшие сумели полностью оценить такую прекрасную попытку разнообразить наш отдых.
На другой день утром мы собирались кататься на санках и на лыжах. Но культурник задержал нас. В напряженной тишине он торжественно произнес:
— Товарищи! Только что получено сообщение о том, что предприятие «Радиофония» выполнило пятилетний план! Предлагаю послать коллективу предприятия пламенный привет и обсудить его достижения!
Затем он прочел лекцию «От лейденской банки к телевизору» с показом диапозитивов. Потом был обед и обозрение событий международной жизни с упором на развитие техники слабых токов. Во время вечернего чая по радио передавались монологи на греческом языке, — наверное, очень красивые. После ужина состоялся доклад «Об основах применения искусственных удобрений» и читались отрывки из «Деревянной деревни»[5]. В половине третьего ночи репродукторы, установленные во всех коридорах, оглушительно возвестили, что в одиннадцатом туре голосования французский президент все еще не был избран.
На другой день с утра мы вновь хотели ехать на лыжах. Культурник появился в норвежском свитере, шведской шапочке и с чемпионскими лыжами красного дерева. Воткнув лыжи в снег, он подробно объяснил нам технику переменного, шага по Олафу Андерсону. Потом был обед, и культурник декламировал отрывки из «Вацлава Живсы»[6]. По непонятным причинам люди громко втягивали в себя суп, звенели стаканами и бренчали вилками. Вечер протекал безмятежно. Культурник пел массовые песни и с чувством аккомпанировал себе на гитаре.
На другой день не поехали на лыжах потому, что была оттепель, и потому, что культурник созвал всех в читальню и произнес речь.
— Как мне удалось выяснить, — обратился он к нам, — у многих из вас буржуазные представления об отдыхе. Между нынешним отдыхом и отдыхом вчерашнего дня есть существенная разница, товарищи! Богачи хотели только, чтобы им на курорте было удобно, мы же смотрим на это в корне иначе!
Потом он обосновал этот тезис теоретически и осветил важность более полной и интенсивной душевной жизни, непрестанного совершенствования квалификации каждого человека, его идейного роста, расширения его кругозора и убедительно доказал, что достичь чего-либо подобного дома нельзя, а возможно только здесь. Буржуазный идеал — отдых, чтобы отдохнуть, — был полностью разгромлен. Потом он раздал нам различные книги и предложил к следующему дню подготовить по ним рефераты. Мне досталось произведение «Как бороться с колорадским жуком», столь близкое кругу моих интересов. Эта книга прямо захватила меня, так же как моего соседа-сталевара труд «Вопросы мичуринского овощеводства». На этом дело, однако, не кончилось.
— Оказывается, — провозгласил культурник, прежде чем человек мог перевести дух, — некоторые товарищи недооценивают значения коллектива. Они разбиваются на парочки и подозрительным образом изолируются, что ведет, с одной стороны, к распаду нашего отдыхающего коллектива, а с другой — к заметному падению нравственности. Мы этого не потерпим. Мы не будем возрождать нравы крупной буржуазии, ездившей сюда в поисках морального разложения.
