— Я не против, — быстро согласился Павел. — Равняйтесь на меня — и мы устелем ковер телами поверженных противников!

Призыв звучал немного витиевато, но эффектно. Ребята из борцовской секции посмеялись и разошлись. Андрей Бунчук и Павел Зазноев покинули зал последними.

…В парке веяло свежестью. Сизые дождевые тучки на больших скоростях мчались к горизонту. Со скамьи навстречу борцам поднялись двое мужчин. На одном из них, долговязом и длинноруком, болтался розовый хлорвиниловый дождевик-недомерок. Второй, в рубашке-тенниске, с галстуком «бабочка» на хрупкой шее, жмурясь от восторга, бросился к Зазноеву.

— Привет чемпиону! — вдохновенно закричал он. — Виват!

— Ну как, продолжим разговорчик? — озабоченно спросил долговязый.

Павел смутился и искоса поглядел на Андрея.

— Надеюсь, твой товарищ нам не помешает? — продолжал мужчина в плаще. — Общественность должна, наконец, понять…

— Знакомьтесь, — сразу как-то поскучнев, предложил Зазноев. — Это мой друг, тоже борец, Андрей Бунчук.

Лицо долговязого просияло.

— Страшно рад! — закричал он. — Хламов. Городошник. Так сказать, вторая бита города.

— Крысюков! — представился обладатель «бабочки». — Рекордсмен области по крокету. В восторге от встречи!

Вторая бита города и рекордсмен по крокету, подхватив под руки Зазноева и перебивая друг друга, заговорили:

— Ближе к делу, дорогой чемпион, ближе к делу. Итак, вы принимаете предложение?

— Поймите же, вы губите свой талант, отдаваясь не тренировкам, а этому… токарному делу…

И Крысюков почтительно похлопал Павла по бицепсу.

— Железобетон! Сталь высшей марки! Нет, брат, только в среде истинных ценителей спорта нашего комбината можно расцвести буйным цветом! Мы не дадим вам завянуть у станка! Мы создадим вам оранжерейные условия! Но перехожу к существу. Вам звонил Иван Аполлинарьевич?

— Звонил, — сухо сказал Павел.

— Это наш благодетель, — провозгласил Крысюков.

— В смысле меценат, — уточнил Хламов. — Недосягаемый человек! Такой народ подбирает — пальчики оближешь!

Вторая бита города, оттеснив Бунчука, атаковала Павла с левого фланга.

— Оформим вас… этим… дегустатором патефонной мастерской, и — будьте любезны! — тренируйтесь хоть круглые сутки!

— Павел, — вдруг горько сказал Андрей. — Почему ты этих… не прогонишь?

Зазноев, ничего не говоря, вырвался из окружения и направился к выходу.

— Ясно? — спросил Андрей опешившую пару. — И учтите: если я вас увижу еще раз возле клуба, придется вам познакомиться с ребятами из секции бокса…

Резво отбежав метров на пятьдесят, вторая бита и рекордсмен по крокету хором крикнули:

— Разговор не окончен, чемпион! Не забудьте об условиях!

…На заводе и в спортколлективе об этом случае немало говорили. Одни превозносили стойкость Зазноева. Другие с сомнением покачивали головой. Припомнили, что в голосе Павла за последнее время появились барственно-покровительственные нотки. Кое-кто был возмущен тем, что Зазноев игнорировал указания цехового начальства. Но больше всех волновался Андрей Бунчук. Он работал недалеко от Павла и все время настороженно наблюдал за другом.

Однажды, после бурного объяснения Павла со сменным мастером, Андрей не выдержал.

— По оранжерее тоскуешь? — сказал он, взглянув на невзрачный холмик готовых деталей. — Боишься увянуть у станка?

— Не это главное, — ответил Павел, пренебрежительно взглянув на свою дневную продукцию. — Моя норма — на ковре. Токарей много, а чемпионов раз-два и обчелся. И вообще, если ты друг…

— Я друг, — сказал Андрей. — Я докажу тебе это!..

В ближайшую субботу в большом зале спортклуба состоялась конференция заводских физкультурников. На сцене, за столом президиума, сидели лучшие спортсмены завода. Зазноев, хотя его фамилия и не была упомянута в списке избранных в президиум товарищей, тоже сел за стол.

Когда все утихомирились и строгие контролеры подперли плечами двери с надписью «Запасной выход», на авансцену вышел Андрей Бунчук.

— Я считаю, товарищи, — сказал он взволнованно, — что плохой производственник не может сидеть на почетном месте за столом президиума! От имени инструментального цеха я протестую против присутствия Зазноева…

— Что?! — угрожающе сказал Павел и поднялся с места. — Меня, завоевавшего славу заводу?!

— Не обижайте его, — закричал кто-то из зала, — чемпионов надо по возможности носить на руках!

— Зазнаев он, а не Зазноев! — закричали из задних рядов.

Зал наполнился беспощадным ироническим смехом.

— Отлично, — холодно сказал Павел. — Я сумею найти настоящих друзей! Пожалеете обо мне — да поздно будет!

— Карету мне, карету! — раздался насмешливый голос.

Зазноев, стараясь сохранять достоинство, вышел из зала.

…Отыскался след Зазноева. Отыскался на соседнем заводе. Павел, спортивная слава которого гремела в городе, был принят на «Красный луч» с распростертыми объятиями. Но, чтобы в дальнейшем не возникло недоразумений, Зазноев сразу объявил:

— Учтите, конфликт с «Борцом» у меня произошел из-за недооценки ими моего значения в развитии физкультуры и спорта…

— Неужели? — удивились новые знакомые. — А мы думали, что именно там вас и взрастили, так сказать, как спортивную единицу…

— Я рос самородком!

— А-а, понятно! Надеемся, вы и токарь-самородок? Ждем побед не только на ковре, но и за станком.

Зазноев промолчал, что было приписано его скромности. Но дальнейшее поведение Павла расходилось с первым впечатлением. С товарищами по цеху он как-то не сошелся. Нормы не выполнял. Даже члены секции борьбы, отчаянно гордившиеся первое время приходом чемпиона, и те начали поглядывать на него косо. И наступил день, когда в завкоме сказали:

— Видимо, мы тоже недооцениваем вашего значения в физкультуре и спорте… Надо уточнить: вы кто — токарь и чемпион или же в основном чемпион, а менаду прочим и токарь?

— Между прочим, пора бы знать разницу между рядовым токарем и чемпионом, — отрезал Зазноев.

Через час он подал заявление об уходе и, ни с кем не простившись, величественно пошел к кассиру получать расчет.

Вскоре Андрей Бунчук, не упускавший Павла из виду, узнал, что Зазноев принят на работу в комбинат бытового обслуживания, носящий почему-то математическое название «Интеграл». Это почтенное предприятие включало в свою орбиту добрый десяток разнообразнейших по форме и содержанию артелей. Зазноев, токарь шестого разряда, стал сборщиком примусных горелок.

Восторгу его новых друзей не было границ.

— Теперь для вас начнется жизнь, полная радостных эмоций! — сказал рекордсмен по крокету.

— Иван Аполлинарьевич ждет вас, победитель! — патетически воскликнул долговязый городошник.

Хламов и Крысюков представили Зазноева директору комбината.

Глава «бытового концерна «Интеграл» самозабвенно любил спорт. Эта страсть обуяла его еще в детстве и уходила корнями к первым играм в «чижика» и «подкидного дурака». Хотя ко времени описываемых событий Иван Аполлинарьевич располагал уже явно неспортивными габаритами, страсть не испарилась. Почти пятьдесят процентов его подопечных (из артелей «Утюжка на дому», «Ремонт примусов и валяной обуви в присутствии заказчика», «Паяльник-скоростник» и др.) были бравыми физкультурниками, недавно еще блиставшими в различных спортивных обществах. Иван Аполлинарьевич умело комплектовал у себя в «Интеграле» команды футболистов, городошников, борцов, боксеров. Обиженные зазнайки, экс-чемпионы индивидуалисты, перелетные птицы из семейства охотников за длинным рублем находили в «Интеграле» теплый прием.

Пламенная любовь к спорту уживалась у главы комбината с тонким расчетом. Пробелы в годовых отчетах артелей бледнели на фоне блистательных спортивных имен. И, может быть, начальство Ивана Аполлинарьевича именно потому снисходительно относилось к далеко не блестящим делам «Интеграла», что тоже питало слабость к спорту…

Новая работа показалась Павлу идеальной. Отметившись утром в подотделе примусов, чемпион удалялся на тренировку. Занятия происходили в специально арендованном зале, куда, кроме «интегральцев», никого не пускали.