— Да, сахар был, поэтому я посмотрела вокруг, не нужно ли еще что-нибудь сделать. Из моего окна в подвале хорошо было видно то место, где господа ловили вчера бабочек на этот экранчик, поэтому я знала, что сэр Гордон сейчас домой не вернется. А он, хотя любил чистый и свежий воздух в комнате, не выносил, когда при нем открывали окна… У него был ужасный ишиас, и раз я видела его, когда его продуло… Тогда он ходил на костылях… Не мог лежать в кровати, и каждое движение причиняло ему боль. Он говорил, что малейший сквозняк может его сразу уложить. Поэтому он всегда приказывал проветривать только тогда, когда его не было в комнате.

Алекс нахмурил брови.

— Минуточку… — сказал он быстро, бросив на Паркера взгляд, которого Агнес Уайт, очевидно, не заметила. — Значит, вы вошли в кабинет, поставили в бар чашки, а потом что вы сделали?

— Подошла к окну, отдернула штору и открыла окно на всю ширину. Проветривала так комнату минут пять, потом закрыла его и ушла… Да, потом я ушла…

— А вы всегда носите при себе тряпку для пыли?

— Временами. Это зависит от того, что я делаю и который час.

— А тогда, в кабинете, у вас была с собой тряпка для пыли?

— Нет. Я была только в платье, без передника. Я знала, что уже никого не встречу, обе дамы и мистер Роберт пошли наверх, а сэр Гордон и мистер Сирил были в саду. Поэтому я и знаю, что у меня не было тряпки, так как я несла чашки. Впрочем, и незачем было брать ее с собой.

— Понимаю… А чем тогда вы вытерли ручку окна после проветривания?

Девушка покачала головой.

— Не понимаю.

— Я спрашиваю, — медленно сказал Алекс, не спуская глаз с девушки, — чем вы вытерли ручку, которой закрывают окно в кабинете сэра Гордона? Потому что вы же вытерли ее, правда?

Агнес Уайт недоверчиво посмотрела на него и покачала головой.

— Нет. Наверняка я ее не вытирала… Для чего я стала бы ее вытирать? Она же не была грязной. И кроме того, у нас ручки не вытирают, а чистят порошком.

— Вы могли сделать это машинально…

— Но у меня же не было с собой ничего, чем бы я вытерла… Наверняка я ее не вытирала…

— Но может, вы работаете в резиновых перчатках, чтобы не портить руки? — тихо спросил Алекс.

— Только с содой и с кислотами… Есть такие специальные кухонные работы, когда я их надеваю. Но я этого не делала, пожалуй, уже недели две… Может быть, они и практичны, но когда их надеваешь, теряешь чувствительность в пальцах, и тогда хуже работается…

— Значит, вы могли бы показать под присягой, что после того, как вы закрыли окно вчера вечером, вы его не вытирали?

В его голосе было такое напряжение, что Агнес Уайт посмотрела на него с испугом. Но через секунду она выпрямилась на стуле.

— Да. Могла бы это показать под присягой. Даже точно могла бы.

Джо встал, подошел к окну, вернулся, посмотрел на нее и усмехнулся.

— Сэр Гордон вспоминал когда-нибудь при вас, что хранит в шкафчике на столе цианистый калий?

— О да! Мы все были предупреждены, а прежде всех кухарка и я. Он специально спустился к нам еще два года тому назад, когда привез этот яд, и сказал, что хотя баночка закрыта в шкафчике на ключ, но всегда может быть так, что кто-нибудь из нас случайно с этим столкнется. Он сказал, что даже легчайшее прикосновение к банке может оставить на пальцах осадок, который станет причиной смерти, если человек прикоснется потом к еде или поднесет палец к губам. Когда он уезжал, он всегда закрывал кабинет на ключ. А когда был здесь, всегда держал баночку запертой на ключ в шкафчике.

— И ни у кого другого не было ключа ни от кабинета, ни от шкафчика?

— Нет. В доме есть запасные ключи, но они спрятаны где-то у миссис Юдиты.

— Понимаю. А теперь бы мне хотелось вернуться к разговору о двух дамах. Так вы считаете, что миссис Юдита не любит свою невестку?

— Этого я не говорила. Но если быть честной и сказать вам по секрету, то миссис Юдита не любит, пожалуй, никого, кроме мистера Сирила. Потому что она очень несчастна. А может, ей просто кажется, что она несчастна? Ведь чего больше можно еще требовать от жизни, если ты уже не молода, не очень-то красивая, а имеешь мужа намного моложе тебя и, вдобавок, такого красивого мужчину, как мистер Сирил.

Алекс, который, слушая ее, демонстративно рассматривал буфет, а на самом деле внимательно наблюдал за ней, заметил, что девушка снова зарумянилась. Она сидела теперь совершенно выпрямившись, а ее золотые волосы, прямой нос и высокая, сильно развитая грудь делали ее похожей на статую молодой богини периода архаики, самого сурового в греческом искусстве. Она действительно была очень хороша в этот момент.

— А что, мистер Сирил так же состоятелен, как его брат? — спросил Джо, чтобы сказать что-нибудь.

— Вероятно, нет. Правда, я как бы ничего об этом знать не могу, но ведь всегда что-то знаешь, когда живешь с людьми в такой глуши. Мистер Сирил, наверно, вам все сам подробнее расскажет, но мне кажется, что он имел только то, что ему давал брат…

— А может, миссис Юдита не любит миссис Сильвию, потому что сама она жена бедного брата, а та — жена богатого? Так тоже иногда бывает…

— Не знаю…

— А как здесь проходит время между визитами сэра Гордона и миссис Сильвии?

— Очень скучно… — искренне ответила Агнес. — Думаю, что не только мне. Они оба, значит, мистер Сирил и миссис Юдита, тоже не выходят, еще меньше, чем кухарка или я. Мистер Сирил всегда или сидит в саду при своих георгинах, потому что он страстный садовник и вырастил тут у нас ранний сорт цветов, их видно вот там, через окно… а я ему немножко в этом помогала… — Ее лицо снова слегка зарумянилось. — Я ведь из деревни и люблю работать с землей… Или мистер Сирил сидит в своей темной фотолаборатории, проявляет снимки и увеличивает. А миссис Юдита занимается домом, хозяйством и часто ходит с кухаркой за покупками. За три года, что я тут, они даже ни разу никуда не ездили. А мистер Сирил, так, наверно, в центр города никогда не ездил и не ходил. Даже портной сюда к нему приходит, если нужно… Иногда только мистер Сирил ходит к парикмахеру или гуляет по окрестностям… и все…

— А каких-нибудь гостей они принимали?

— Никаких…

— Хм… Итак, у вас позавчера, после обеда, был выходной, так?

— Да.

— И где вы были? В кино?

— Да.

Джо быстро взглянул на девушку. Он заметил, что и Паркер с интересом посмотрел на нее. Очевидно, и его слух, обостренный опытом, приобретенным на тысячах допросов, выловил фальшивую нотку, прозвучавшую в одном этом слове.

— На каком фильме?

— На… на… — Агнес Уайт сжала губы. Скорее всего, она не умела хорошо лгать, или не ожидала такого вопроса, и он захватил ее врасплох. Она опустила голову.

— Что с вами случилось? — спросил Джо, вставая.

— Ничего… совершенно ничего…

Джо подошел к девушке, взял ее за подбородок и приподнял ее лицо к свету. По ее щекам текли слезы.

— Вы не были в кино, правда? — мягко спросил он.

— Не была, — прошептала она так тихо, что он скорее понял ее, чем услышал.

— А где вы были?

Она молча потрясла головой и закрыла ладонями глаза. Раздались тихие рыдания. Джо бросил на Паркера заинтригованный и несколько беспомощный взгляд.

— Прошу вас, успокойтесь, — сказал шеф полиции. — Мы же не хотим вам ничего плохого. Мы только хотим узнать, что делали домочадцы в течение последних суток. А вы ведь относитесь к домочадцам.

Агнес Уайт перестала плакать, но губы ее все еще дрожали, когда она ответила:

— Когда я… я не могу вам сказать, где была…

Все трое замолчали: девушка со светлыми волосами, одетая в полагающееся ей платье горничной, заплаканная и дрожащая, и двое мужчин, стоящие по обеим сторонам ее стула и не умеющие справиться с совершенно непредвиденным развитием допроса.

Вдруг Джо наклонился к ней и спросил вполголоса:

— Скажите мне честно… вы были у врача?

Если бы он сказал ей, что покойный сэр Гордон Бедфорд, живой и здоровый, сейчас войдет в комнату, это не произвело бы на нее большего впечатления.