Может быть, я завидую метаморфам, но все-таки не люблю их. Для них Веб всего лишь игра. Взаимное влияние психики и физиологии Метаморфа и Веба исчезающе мало. Миры не оказывают сколь бы то ни было сильного воздействия на Метаморфа, и сам Метаморф, как бы сильно он ни хотел, не в состоянии оказывать значительное влияние на них. Метаморфы – те же Гости. Туристы. Они приходят и уходят. Легко расставаясь с телами, легко превращаясь и трансформируясь. Исчезая так же быстро, как и появились. Я не Метаморф. Я – Оборотень, и каждое мое Перевоплощение, каждая новая личина меняет не только мою психику, но и физиологию, и влияние личины на то, что возвращается в реальный мир более чем значимо.

Я вспомнил выпачканную кровью подушку и внутренне содрогнулся. И тем не менее от человека в нас все-таки кое-что оставалось, так или иначе мы не целиком копируем милых зверюшек, в которых трансформируемся.

«Милых» – от этой мысли моя пасть скривилась, обнажив частокол тупых зубов, в гримасе, которую бы только идиот назвал улыбкой. Но это была улыбка. Я улыбался. Мне почему-то было весело. Я попытался встать на свои толстенные ноги. Получилось не сразу. Они дрожали и никак не хотели удерживать мое тело. Через несколько минут борьбы с весом я все-таки привстал на колени и потом с уханьем укрепился на всех четырех огромных лапищах. Все-таки это было грандиозно. Шея, хоть и была не очень толстой и содержала просто невероятное количество позвонков, не давала разглядеть себя со всех сторон.

Несмотря на принудительность Перевоплощения, я почти себе нравился. Буро-зеленое, выпачканное в грязи, закованное в практически непробиваемые латы тело. Огромные, похожие на мечи костяные пластины. Длинный могучий хвост, гораздо более гибкий и сильный, чем шея, утыканный трехметровыми саблями-шипами. Я пошевелил хвостом. Он дернулся из стороны в сторону, поднимая волны бурой жижи. Класс!!! Мне нравился мой хвост. Я приподнял зад, благо ноги в крестце были более сильными и высокими, и махнул из стороны в сторону своим смертоносным оружием. Он со свистом срезал несколько толстых стволов, и они рухнули, подняв вокруг маленькие грязевые фонтанчики. Здорово!!! Я нравился себе все больше. Если бы не дрожь в коленях, которая должна была скоро пройти, я бы, наверное, немедленно побежал искать Врата, для того чтобы покрасоваться перед теми, кто еще топчется у входа и не решается сделать последний шаг. Помахал бы хвостом. Поерошил бы колючую щетинку на спине. Продемонстрировал бы все прелести Перевоплощения, но я увлекся. Мой желудок травоядного все настоятельнее требовал клетчатки с малой толикой крахмала.

Я посмотрел по сторонам. Вершинка одного из упавших папоротников, который я мастерски срезал хвостом, показалась мне весьма аппетитной. «Бред… сосиска в тысячу раз лучше», – подумал я, но потянулся к светло-зеленым стрелочкам листьев и захрумкал ими с превеликим удовольствием. «А ничего», – пронеслось в голове. – «Кажется, с голоду я здесь не умру…» В голове?… На моей зубастой роже, наверное, снова появилась гримаса, которую с некоторым натягом можно было принять за улыбку. Я даже толком не знал, где у меня то, что думает. У моей породы было три нервных узла – мозга. Один в небольшой, но весьма уютной черепной коробке, второй поближе к крестцу, и третий в огромных полостях костей таза. Для того, чтобы таскать на себе такое орудие как мой хвост, у меня должна была быть задница весьма солидных размеров. Ну а где же прятать самое ценное, как не в самом защищенном месте? Думать задом? Мне и это понравилось тоже. Пока я думал тем, чему положено думать, голова не спеша объела одно деревце, затем другое и затем, смачно рыгнув, потянулась к третьему. «Э-э-э-э, братец. Это уже перебор. Пора и на разведку. Обжираться будем потом».

Я пошевелил хвостом, поприседал на лапах, плюхаясь каждый раз пузом в грязь. Снова осмотрел себя со всех сторон и, довольный, стал проламываться сквозь чащу к тому месту, которое, как мне казалось, было более открытым. Мне захотелось погреться на солнышке. Я топал по трясине, и она ухала под ногами, чавкала и клокотала. Через сотню шагов болото превратилось в некоторое подобие заливного луга и потом исчезло совсем. «Урра!!! Камешки», – с радостью подумал я и еще бодрее зашагал к красным гранитным обломкам, выпертыми из болота отрыжкой мамочки-земли, у которой в этом виртуальном времени, наверное, еще не все было в порядке с пищеварением.

Я вышел на осыпь, состоящую из небольших камней. Выветривание и перепады температур сделали свое дело. За несколько сотен лет пара-тройка менее устойчивых скал все-таки превратилась в удобное лежбище для подобных мне тварей. Я подошел к гряде. Окинул ее орлиным взором и стратегически оценил диспозицию. Гряда поднималась довольно круто вверх и превращалась в скалы высотой в двести-триста метров. Никакой хищник не в состоянии лазать по таким узким уступам. Отроги гряды, постепенно снижаясь, уходили влево и вправо, охватывая полукольцом заболоченный участок с такими вкусными папоротниками. «Класс!!!» – подумал я. Солнышко как раз жарило вовсю, и погреться без риска встретиться с каким-нибудь еще не изученным видом фантома или оборотня мне все-таки удастся.

Я поелозил пузом по осыпи, выбивая в каменной подстилке удобное лежбище, и с удовольствием растянулся, спрятав голову за мощную грудь, прикрытую от нападения сверху первым, не самым большим, но от этого не менее опасным мечом-пластиной. Глаза закрылись сами собой. Солнышко пропекало меня как маковую булочку. Его лучи светили слева, а отраженное от скал тепло грело правый бок.

Я давно не отдыхал так, даже будучи человеком. Человек – существо неорганизованное. Оно все время куда-то спешит. Постоянно хочет доказать своим собратьям, что оно чего-то да стоит, и наживает в конце концов язву или тромбы в сердечных артериях. А я был стегозавром, и мне было очень даже хорошо. Лень тоже может приносить удовольствие, и я ленился вовсю. Солнышко уже клонилось к горизонту, и почти живые папоротники повернулись в его сторону, тоскливо опустив ветки, готовясь ко сну, чтобы с первыми его лучами снова хватать и глотать его энергию. «Работайте-работайте», – лениво подумал я. – «А я завтра сожру то, что вы успели насинтезировать за свою недолгую жизнь».

Я проснулся от того, что стало слишком прохладно. Солнце спряталось за горизонт, и луна, неестественно огромная и яркая, повисла в небе, освещая низину как засиженная мухами ртутная лампа. Я сомкнул пластины на спине для того, чтобы уменьшить площадь излучения и сохранить накопленное тепло. Как это ни прискорбно, но эти шестнадцать с половиной тонн живого веса не умели регулировать температуру менее хлопотным образом. Я был холоднокровным, и это было, пожалуй, единственным неудобством, которое я ощущал. Через пару часов это неудобство переросло в проблему. Мне стало отчаянно холодно. «Я так, пожалуй, тут еще и вымру самым бессовестным образом» – эту невеселую мысль принес с собой порыв влажного ветра, прилетевший с горного пика, еще не покрытого снежной шапкой, но макушкой своей уже упиравшегося в температурную отметку образования льда. Ну зачем Админам понадобился такой натурализм? Вставать не хотелось жутко. Камни под животом еще сохранили тепло полуденного солнца и не очень настойчиво, но все-таки отгоняли оцепенение.

«Так, надо устроить пробежечку», – я с трудом вспоминал строчки из книг о динозаврах, которые когда-то читал, и не смог вспомнить, поможет пробежка рептилии поднять температуру тела или угробит ее совсем, но решил попробовать.

Снимая оцепенение, пошевелил хвостом, шеей, привстал на лапы, сделал шаг, другой, третий и заковылял вдоль гряды просто для того, чтобы двигаться куда-нибудь. Кажется, это возымело некоторый эффект, и кровушка, которая, казалось, уже превратилась в тягучий липкий клейстер, потихоньку становилась более приспособленной для протаскивания по сосудам извлеченного из воздуха кислорода. Через полчаса я, кажется, обрел способность связно мыслить и адекватно реагировать на раздражители. Мне было если не хорошо, то, в общем, неплохо даже в такую прохладную ночь.