— Ххххосподи! — прошептала я.
— Вы сказали: «Я по утрам гуляю».
— Это правда, по утрам, — пролепетала я.
— Не в этом дело, — холодно произнес он. — Пора бы вам знать, что давно и окончательно скомпрометировавшее себя слово «гулять» заменено словом «встречаться». Морально возвышенный человек не позволит себе сказать: «Я с ней гулял», — он скажет культурненько: «Я с ней встречался».
Тут я вспомнила недавно полученное письмо. Девушка писала: «Я целый год встречалась с ним, а теперь у меня ребенок, фактический же отец не желает его признавать». Я еще тогда подумала: как странно, встречались люди где-то на улице — здрасте-прощайте, и вдруг — ребенок!..
— Я уж не говорю, — продолжал он тем временем, — как вы после выступления объясняли подошедшим к вам женщинам: «Для того, чтобы платье красиво сидело, нужно иметь хорошо пригнанное белье и…» даже язык не поворачивается!..
— Бюстгальтер! — радостно подсказала я в надежде смягчить его суровость.
Его перекосило, будто он подавился рыбьей костью.
— Ну ладно, ладно! — взмолилась я. — Обещаю, что прежде, чем употребить какое-нибудь слово…
Он прервал меня:
— «Употреблять» — тоже грубый глагол. Гораздо культурнее сказать «использовывать». Думать надо! И вообще — теперь я за вами буду следить!
С того дня я чувствую себя в какой-то мере подследственной. И в присутствии моего доброжелателя стараюсь выражаться «культурненько»…
НЕ УЙТИ!
Все на свете можно выбрать по своему вкусу: профессию, жену, мужа, место жительства. Не выбирают только родителей. Они достаются детям такими, какие они есть, — хорошими или плохими.
Сын героя гордится своим отцом. Сын вора не виноват, что отец — вор. Не зря маленьких детей называют невинными младенцами.
Народный судья города Карабанска говорит:
— Валентина Кулявцева оказалась очень плохой матерью. Могу даже назвать ее попросту бесчестной. Она не только бросила трех малолетних дочек, она обманула суд.
Бывшие соседи Кулявцевой охарактеризовали ев еще проще: коротко и непечатно.
Я приехала в Карабанск по заданию редакции, чтобы увидеть эту женщину, бросившую своих детей, чтобы написать о ней на страницах журнала. Но Кулявцевой и след простыл. Осталась лишь фотография, с которой в упор глядит на нас молодая видная женщина, И остались Дети, в судьбе которых приняла горячее участие депутат горсовета Анфиса Ивановна Голякова. Но обо всем по порядку.
Шесть лет назад Валентина Алексеевна Кулявцева появилась в Карабанске и поселилась у домовладельца Смирнова (дабы никто не подумал, что инвалид Смирнов владеет роскошным особняком, вернее назвать его избенковладельцем). Они стали жить вместе, как муж и жена, и у них родились три дочери. Однако тихая семейная жизнь так же, как и работа на Карабанской текстильной фабрике, никак не прельщала Валентину Кулявцеву. Здоровенная двадцативосьмилетняя женщина, она занялась куплей и перепродажей коров, торговлей молоком на рынке, а в свободное от бойкой спекуляции время развлекалась попойками в развеселой компании. Иногда на глазах у перепуганных девочек дралась со своим мужем.
— Это все было, — подтверждают соседи. — И зачем только она рожала детей? Для забавы или по ошибке? Она так и говорила: осточертела мне вся эта волынка!
Когда «волынка» (семейная жизнь) окончательно осточертела Валентине Кулявцевой, она стала пропадать по целым дням, запирая девочек в нетопленной комнате. Оставит им плошку молока, кусок хлеба и сбежит. Старшей, Лене, — пять лет, Вере — около четырех, Тане — два года.
О заброшенных девочках стало известно в горсовете. Двух младших, Веру и Таню, истощенных, грязных, привезли в больницу под защиту главного врача и депутата Анфисы Ивановны Голяковой. А пятилетнюю Леночку мамаша временно попридержала, чтобы козырнуть ею на суде. Не все же спекулировать на коровах, можно попробовать спекульнуть и на собственной дочери.
Кулявцева подала в суд, требуя раздела имущества, накопленного вместе со своим мужем. Вопрос о разводе не поднимался, потому что они не были зарегистрированы.
В народном суде бывшие «супруги» перечисляли все этапы совместно пройденного жизненного пути и определяли их ценность и значение: покупка дивана — 50 рублей; эмалированное ведро — 4 рубля; поросенок — 200 рублей; оборудование чулана — 10 рублей — дранка на крышу — 7 рублей; приобретение коровы, зеркала, тюлевых занавесок и т. д.
Детей истица и ответчик друг у друга не отнимали. Девочки не имели номинальной стоимости, как, скажем поросенок. Кулявцева требовала диван, зеркало, занавески, корову, поскольку не могла увезти с собой дранку с крыши и чулан Смирнов обеими руками держался за корову и не отдавал ее.
Вот тут-то Кулявцева и пустила в ход свои недюжинные спекулянтские способности и выдвинула главным козырем Леночку.
— Дочку я забираю с собой. Да и младшеньких возьму из больницы, когда они поправятся. А как же детишкам оставаться без молока?!
В суде растрогались, поверили истице, очевидно, представив себе идиллическую картинку: идет под синим небом Валентина, вкруг нее резвятся детишки, а корова дает им свое вымя…
— Корову она пропьет, а детишек загубит! Не отдавать ей корову! Лишить Кулявцеву родительских прав! — требовали на суде жители Карабанска.
Но народный судья Клавдия Федоровна Кимова не прислушалась к голосу народа. Она сосредоточенно делила: кому — диван, кому — корову. А кому дети — это уже не входило в данное разбирательство и потому ее нимало не касалось.
Получив присужденную ей корову, Валентина Кулявцева тут же выгодно продала ее, положила деньги в карман и пошла со двора. Леночка бежала за ней по снегу в одном платье, звала, плакала. Мать даже не обернулась. Соседка подобрала девочку и — куда же ее девать? — тоже отвела в больницу.
Я попросила показать мне детей. Младшая, Танюша, не знает, что она брошенная. Чувствует только, что ей сейчас хорошо, тепло, что ее любят и вкусно кормят. Четырехлетняя Вера так запугана, что ни с кем не говорит, только шепотом с сестренками. Одна Леночка общительна и разговорчива:
— Наша Верочка молчит, потому что ее мамка не любила.
— А тебя и Танюшу?
— Нас и мамка и папка не любили. Домой не хочу, папка нам один чай давал. На улицу никогда не пускали. Мамка придет пьяная — мы залезаем под кровать и лежим там…
Потом, с некоторым опозданием, суд, подаривший в свое время блудной матери корову, снова вернулся к семье Кулявцевой и Смирнова. На этот раз он постановил: лишить мать родительских прав и взыскать с нее 50 процентов зарплаты на воспитание детей.
А с кого взыскивать? Где она, Валентина Кулявцева? И собирается ли она работать, чтобы высылать деньги на своих детей?
Соседи говорят: завербовалась Валентина и уехала куда-то далеко с новым «мужем».
А как ко всему этому относится отец девочек, Павел Матзеевич Смирнов? Ему вроде и жаль дочек. Постирал им белье, собрал их вещи в узелок. Но ему трудно управляться по хозяйству: он инвалид, с одной ногой. Да и какой он воспитатель! Нет, он тоже отказывается От детей. Пусть их устроят в детский дом. Только не слишком далеко, чтоб иногда повидаться…
А нужно ли видеться? Зачем знать Леночке, Вере и Танюше, что у них была распутная мать и был отец, который не захотел и не сумел их защитить? Воспитание девочек возьмет на себя государство. Они вырастут хорошими и счастливыми.
Но, может быть, Валентина Кулявцева именно на это и рассчитывала? Она бросит детей, а государство возьмет их на свое попечение. И при этом никакой ответственности за совершенное преступление, а, наоборот, полное удовольствие. Сумела же она обмануть судью Кимову!