– Чего молчишь, продолжай!

– Продолжу, уж будьте покойны… Что если я анонимку в ГПУ настрочу? Такую цидулю – ни одна зараза не подкопается. Да и сомневаюсь я чего-то, что Кравченко сильно захочет разбираться, сколько там правды, а сколько – всего остального. Ему ж только повод дай, сожрёт и не подавится. И куковать тебе тогда за решёткой, Быстров. А к тебе буду приходить, передачки носить.

Пальцы сжались в кулак. Как мне хотелось врезать гаду – слов нет! Но я мысленно посчитал до пяти и взял себя в руки. Начну драку, сделаю себе же хуже. Эта расчётливая сволочь сможет обернуть всё против меня. Не успел явиться на службу, как одного сотрудника пристрелил, второго побил…

Нет, тут нужна холодная голова.

И арестовать его не получится – Стасевич давать показания отказался, другие «бизнесмены» тоже напуганы и будут молчать. Улик против Филатова у меня нет.

– Филатов, даю тебе последний шанс. Или ты пишешь прямо сейчас рапорт на увольнение по собственному желанию, или я делаю так, что ты вылетаешь отсюда с треском. Думаешь, будет сложно тебе выговоров и строгих выговоров навлеплять? Ты – хоть и сволочь, но сволочь умная. Должен понимать, что у меня рычагов давления больше.

Я в глаза не видел текущий КЗОТ или что его заменяло в этом времени, однако предположил, что увольнение происходило примерно по одной логике с мне привычным, только с определёнными нюансами.

– Не ты меня ставил, не тебе и снимать! Губисполком тебя прокатит! – не уверенно заявил Филатов.

– Хочешь подёргаться? Зря, – сквозь зубы процедил я. – Только агонию продлишь. Ты мне веришь, Филатов?

Я посмотрел на него. Он не выдержал и отвёл взгляд в сторону.

– Это самоуправство, Быстров!

– Нет, Филатов. Это пока жалкая пародия на справедливость. Настоящая справедливость наступит, когда я тебя посажу. Потому мой тебе совет: пиши рапорт, собирай вещички и уматывай из города. Тебе здесь жизни не будет. – Пошёл ты!

Однако я чувствовал, что он постепенно сдаётся под моим напором и сопротивляется скорее из упрямства и ложно понимаемых представлений о гордости.

– Пиши! – потребовал я.

– А катитесь вы все к ядрёной фене! – вдруг выдохнул он, сел за стол, взял перо, обмакнул кончик в чернильнице и стал быстро писать на листке бумаги.

Закончив, резким движением сломал деревянную ручку пера.

– Какого хрена портишь казённое имущество, Филатов? Вычту из увольнительного пособия.

Его лицо стало красным от бешенства.

– Ладно, Быстров. Сегодня твоя взяла. Посмотрим, что будет завтра. Ты мне тут совет дал – так и я тебе кой-чего посоветую: ходи осторожно и оглядывайся… начальник!

Дежурный следователь оказался юнцом, совсем ещё зелёным мальчишкой. Однако соображалка у него была что надо, так что с формальностями я покончил быстро.

Труп Митрохина увезли в морг, здание постепенно начало наполняться взбудораженными людьми.

На месте дежурного сидел незнакомый милиционер.

– Доброе утро! – поздоровался я.

Он с интересом и какой-то опаской взглянул на меня, поднялся, одёрнул гимнастёрку и произнёс:

– Доброе утро, товарищ Быстров.

– Где Юхтин и Бекешин?

– По вашему приказанию взяты под арест.

– Соберите минут через пять всех сотрудников в актовом зале. – Я чуть было не назвал помещение «ленинской комнатой», потом вспомнил, что появятся они году так в 1924-м, сразу после смерти Владимира Ильича.

– Сделаю, – кивнул дежурный.

В назначенное время я появился в большой и светлой комнате, украшенной красными флагами, транспарантами, лозунгами и самодельными плакатами. На стене висел портрет Ленина. Пахло табаком и махоркой, из-за наглухо закрытых окон воздух оказался спёртым, было трудновато дышать.

Два десятка глаза смотрели на меня с любопытством.

– Здравствуйте, товарищи. Будем знакомиться – я новый начальник милиции, Быстров Георгий Олегович. Прежде работал в губернском уголовном розыске, теперь вот отправлен к вам на повышение.

– Круто начали, Георгий Олегович, – заметил милиционер в летах, сидевший почти в самом конце зала.

– А вы как хотели? Времени на раскачку у нас нет. Я в городе всего ничего и уже убедился, что в наших рядах до сих пор хватает всякой сволочи и совершенно случайных людей.

В зале зашумели.

– Сказанное относится не ко всем вам, товарищи, а только к тем, кто помогает нашему злейшему врагу – преступности. Таким нет места среди нас. Французы говорят: на войне как на войне. Так вот – у нас война. Мы каждый день находимся на передовой и должны быть уверены в каждом как в самом себе. Предателей и отщепенцев я не потерплю, как и тех, кто равнодушен к нашей тяжёлой, но всё-таки интересной профессии. Сразу хочу предупредить: требовать буду с каждого. Есть вопросы?

– Есть, – откликнулся молодой парень в очках.

– Слушаю вас.

– Вы правильно сказали, что мы как на войне. Но как воевать, если материальное обеспечение хромает? Я сейчас даже не говорю о том, что нам уже три месяца задерживают заработную плату, а продпаёк выдают не полностью и по частям.

– Вот-вот, – поддержали его с мест. – Губвоенпродснаб за прошлый месяц мяса выдал всего два раза и только на восемь дней. Муку вечно зажимают – хрен выцарапаешь!

– В общежитие загляните. Посмотрите, на чём спать приходится: одни голые топчаны без постельного белья. Матрацы – и те отобрали! После такой ночёвки вся спина болит. Как тут преступников ловить прикажете?

– Нам не выдают обмундирование, людям банально не в чем ходить. Как дождь или холод, начинают хворать. Приезжала инспекция с проверкой строевой подготовки – устроили разнос всему отделению. А за что? После сокращения с ног сбиваемся, с наряда в наряд ходим, какая тут строевая подготовка! – воскликнул пожилой милиционер. – Разве это справедливо?

– Гужтранспорта не хватает, с фуражом беда – лошадям жрать нечего. Патроны – и те приходится выклянчивать. Война говорите – как воевать без патронов?

– В некоторых летних рамах выбиты стекла, в зимних также, отчего температура в помещении стоит такая же, как и на дворе. В помещении сквозняк, сидеть больше часа невозможно…

– Мебель вся ломатая-переломатая. Скоро друг у дружки на плечах сидеть станем.

– С бумагой, чернилами, перьями – сплошные перебои. За свои покупать приходится, только мало своих – не платят почти. Реактивы для фотолаборатории заканчиваются. До сих пор нет нормального эксперта – за толковым специалистом приходится обращаться в губернию, – продолжил перечислять парень в очках.

– Что значит нет эксперта? – насупился я. – Кто, к примеру, занимается дактилоскопией?

– Да кто в школе милиции был, тот и занимается. А там только вершки преподавали, корешкам долго учиться нужно.

– Кальсонов бы нам, хотя с дюжину пар на всё отделение. Без них мочи нет на ночное дежурство выходить. Как собака на посту мёрзнешь.

– И обувка долго жить приказала. Ни сапог тебе, ни башмаков…

– А шинели? Без них перемёрзнем все как цуцики.

Я понял, что ещё немного и разговор превратится в форменный базар. Понятно, что у людей полно проблем, что накипело и очень хочется выговориться. Но, как известно, одними разговорами делу не поможешь.

– Так, спокойно! – попросил я. – Кто завхоз?

– Я, – поднялся крупный мужчина с рябым лицом.

– Ваша фамилия.

– Житков.

– Товарищ Житков, прошу оперативно составить списки недостающего и предоставить мне через два часа. Управитесь?

– Управлюсь.

– Отлично. Я просмотрю их и подумаю, что и как можно решить. Кроме материального снабжения, ко мне есть ещё вопросы?

Подождав для приличия секунд двадцать, я подвёл краткий итог:

– Значит, вопросов больше нет. По местам расходимся, товарищи.

Я догадывался, что всё запущено, но не ожидал, что настолько.

Только вошёл в кабинет, как сразу затрезвонил телефон.

– Быстров у аппарата.

– С вами говорит начальник городского управления административных органов Камагин.