Меня беспокоило другое: почему наше обычно консервативное ведомство так рьяно взялось помогать чужому миру, и зачем мне надо было стать принцессой этого мира.

Первое, что приходило на ум – шпионаж на благо Родины, но тогда человек, назвавшийся графом Алайстером, явно не вписывался в эту концепцию. Если только он не очередной провокатор. Я покачала головой. Человек уровня графа Алайстера не будет опускаться до игр в провокацию, он, скорее, пошлет кого-то другого. Но он прибыл сам. Значит, хотел лично отобрать подходящую кандидатуру.

Эти размышления не прибавили оптимизма. Павел Андреевич дал понять, что приказ был спущен с самого верха, и отказ будет стоить мне по меньшей мере работы. Согласие же… Почему-то казалось, что согласие может стоить мне большего. Возможно, жизни. Я застонала: и угораздило же родиться похожей на эту принцессу!

Я украдкой бросила на себя взгляд в витрину магазина: растрепанная блондинка с огромными голубыми глазами и, как там граф говорил, выдающимися параметрами, причем как верхними, так и нижними. Именно параметры и заставили в конце концов бросить спорт: у нас основной упор шел на плавание и бег, и я не могла тягаться с худощавыми, широкоплечими, по-мальчишески сложенными девицами.

Очередной звонок вернул меня в реальность. На этот раз звонила мама, интересуясь, все ли у меня в порядке и когда меня ждать вечером.

На дачу ехать не хотелось, мама с бабушкой сразу же почуют неладное, а их расспросы сделали бы честь разведке любой страны. Пришлось снова мямлить об экстренном совещании, уверять, что пока все в порядке, и что я обязательно им все расскажу по приезде, но пока я побуду в городе. Мама только вздохнула, посоветовала не налегать на булочки и отключилась.

Булочек мне не хотелось, как и ехать домой. А еще очень не хотелось увольняться, поскольку именно я содержала и маму, и бабушку. Я задумчиво постучала пальцами по рулю. Кажется, граф упоминал о щедрой премии. Может быть, все-таки стоит согласиться?

Не зная, что предпринять, я прокатилась по набережным, благо летом пробки значительно реже, и свернула к любимому парку.

Припарковав машину, я прошла по мосту, наслаждаясь гулким стуком дерева под ногами. Когда-то здесь была императорская дача, об этом напоминал серо-голубой дворец, отражавшийся в темной речной воде, и несколько павильонов с мраморными колоннами – остатки имперской роскоши.

Несмотря на будний день, народу было много: бабушки с внуками, молодые женщины с колясками, старички, неодобрительно посматривающие по сторонам. Я сошла с асфальтовой дороги, прошлась вдоль берега пруда, наблюдая за утками и пытаясь придумать, как разрулить создавшуюся ситуацию.

В голову приходила только одна мысль – утопиться здесь и сейчас: с такими приказами в ведомстве не шутят.

Мое одиночество прервали комары. Я, конечно, жаждала единения с природой, но не ценой своей крови. Пришлось срочно выбираться из влажной прохлады заброшенной части парка ближе к людям. Сбегая от навязчивого жужжания, я проломилась через кусты, напугала страстно целующуюся длинноволосую парочку (надеюсь, что они все-таки были разного пола) и выскочила на центральную аллею, едва не попав под колеса велосипедисту. Он выругался, я небрежно отмахнулась, но настроение было испорчено окончательно, и я поехала домой.

В свое время отец умудрился получить от военного министерства квартиру в старом доме на Петроградке, где сейчас мы все и жили дружным женским коллективом: бабушка, мама и я.

Я запарковалась рядом с огромным черным седаном и вышла. В этот самый момент дверь седана тоже распахнулась, и я снова встретилась лицом к лицу с графом Алайстером. На этот раз он набросил на плечи замшевый пиджак в тон мокасинам.

– Наконец-то! Я уже начал беспокоиться, – в его голосе слышалось скрытое раздражение. Я смерила его как можно более холодным взглядом:

– Простите, я не припомню, чтобы мы договаривались о встрече…

– Конечно, нет, но мне показалось, вы захотите более подробно узнать о том, что вас ждет. Впрочем, если я ошибся… – он сделал движение в сторону машины.

Я покачала головой, признавая свое поражение:

– Думаю, нам не стоит ломать комедию: мы оба прекрасно знаем, что не в моих интересах отказывать вам как в услуге, так и в гостеприимстве.

– Но вы все равно можете это сделать, – улыбнулся граф, прекрасно понимая, о чем я размышляла с тех пор, как вышла из кабинета начальника.

– Могу, – подтвердила я. – Но пока еще не решила, стоит ли.

– Тогда глупо упускать шанс не узнать все.

– Все, что вы сочтете нужным мне сказать, – поправила я.

Граф усмехнулся.

– Все-таки я в вас не ошибся.

– Пойдемте.

Я направилась ко входу, не сомневаясь, что незваный гость последует за мной.

– Прошу, – я распахнула дверь и отступила, приглашая войти. Алайстер покачал головой.

– Только после вас.

– Как вам будет угодно, – я невольно перешла на его вежливо-отстраненный тон. Этак скоро в реверансах приседать начну.

– Тапочки там, – я кивнула на склад домашней обуви у двери.

К моему удивлению, граф послушно переобулся и выжидающе посмотрел на меня.

– Чай или кофе? – Я скинула кроссовки, носки, которые вымокли в траве, и прошла на кухню, с каким-то извращенным наслаждением шлепая по ламинату босыми ногами.

– Если вас не затруднит, то кофе!

Я кивнула и включила кофемолку, отсыпала свежемолотый, распространяющий аромат по всей квартире, кофе в джезву, долила воды ровно до сужения горлышка и поставила на огонь.

После чего повернулась и заметила, что граф так и стоит, смотря на меня, словно ожидая разрешения.

– Вы бы присели, – я кивнула на один из стульев.

– Благодарю. – Он занял указанное место. Так и есть, ждал! Я вдруг вспомнила одно из правил аристократов прошлого – не садиться, если женщина стоит.

Пытаясь подавить идиотскую радость от того, что меня признали достойной аристократического общества пусть и неизвестного мира, я присела на столешницу и скрестила руки на груди.

– Я вас слушаю!

– У вас хороший вкус.

– Простите?

Вместо ответа он обвел взглядом стены. Я тоже огляделась, словно впервые рассматривая кухню.

Обои цвета слоновой кости, темная плитка на полу, люстра с хрустальными подвесками, белая мебель и темно-фиолетовые бархатные шторы, купленные по случаю распродажи, – на картинке в журнале все это выглядело более уютно, чем в жизни. Бабушка до сих пор бурчала по этому поводу.

– Не у меня, – я поморщилась, вспомнив, во сколько мне обошелся ремонт, сделанный по настоянию мамы.

– Жаль.

Я хотела ответить, но кофе зашипел, напоминая о себе. Ругнувшись, я успела подхватить джезву и разлить бурлящий напиток по чашкам, хотя все равно на плите остались следы. Я вздохнула: ну вот, опять мыть! Хуже прополки огурцов могло быть только это.

Окончательно разозленная, я со стуком поставила разноцветные чашки на стол:

– Боюсь, что в холодильнике у нас пусто. Как вы понимаете, на гостей мы не рассчитывали, – сухо проинформировала я.

– Ничего страшного, – галантно уверил меня граф, поднося чашку к губам. – Превосходный кофе!

– Спасибо. Все говорят, что он у меня лучший в городе.

– Никогда не думали открыть свою кофейню?

– Конечно же, нет! – ужаснулась я, присаживаясь на свой стул.

– Отчего?

– Меня наши контролирующие органы съедят! Одна СЭС чего стоит! – фыркнула я.

Он лишь кивнул, явно наслаждаясь напитком, и прикрыл глаза. Длинные ресницы отбрасывали тень на высокие скулы, жесткие носогубные складки смягчились, а морщины на высоком лбу, прикрытом рваной челкой, разгладились. Граф словно помолодел лет на десять, и я вдруг осознала, что мы одни в квартире. Было что-то почти неприличное в том, как мы просто сидели на кухне. Сердце застучало, а по телу пробежала волна желания.

Я резко выдохнула, пытаясь прийти в себя, и не сразу заметила, что мужчина давно отставил чашку и теперь смотрит на меня. Поймав мой взгляд, он изогнул бровь. Я заморгала и принялась рассматривать узор на столешнице, словно видела его впервые в жизни.