– Лихо вы с водичкой. По-свойски.

Пассажирка произнесла это негромким голосом гувернантки, заставшей врасплох тырящего конфеты мальчугана.

Я посмотрел в зеркало, приподняв правую бровь.

В тот момент я отпивал глоток из бутылочки с водой, которую ставлю и себе тоже: так я решил проблему, о которой писал ранее (чтобы паксы понимали, что это не вода, забытая предыдущими, а вода – для них): теперь они видят бутылочку и у себя в подлокотнике, и у водителя.

И вот я прикладываюсь к своей – и слышу сзади про то, что я «лихо» и «по-свойски».

– Что вы имеете в виду, простите?

– Вода же для пассажиров куплена, верно? Не для водителя.

Ты ж моя хорошая. Ты моя яхонтовая. Вот оно что…

– Я эту воду покупаю и для пассажиров, и для себя. Если вы не против…

– Вы мне будете рассказывать, кто и для кого её покупает?! – ответила дама и отвернулась в окно, настолько ей было противно продолжать этот разговор с мелким жуликом вроде меня.

В августе это ещё работало, сейчас уже эффекта почти нет…

Тогда можно было остановиться, выключить таксометр, заглушить мотор, приоткрыть окошко, дав горячему воздуху ворваться в салон, включить турецкую попсу, закрыть глаза, закурить… и минут на десять окунуться в воспоминания о Стамбуле.

Теперь, с работающей печкой и ледяным воздухом – не тот эффект. Почему-то я редко рулил в Стамбуле зимой.

Все последние месяцы главная борьба с самим собой была в том, чтобы не бросить машину где-нибудь в порту и не рвануть на ближайший рейс. Чтобы хоть на несколько часов. Сесть, заказать чаю, подставить морду солнцу, закурить… И слушать звуки те, очень особенные, стамбульские, с криками дурных чаек, сигналами водителей, скрипом колёс тележек, криками продавцов.

Но сборничек турецкой попсы у меня под рукой.

– Ромочка, это Жора, привет! Как она? Жизнь, в смысле. Нет, нет, без подробностей, умоляю, я для проформы спросил. Слушай, помнишь клиента, которого ты мне год назад подогнал? Да, да, его. Он всю дорогу охал и ахал: «Парни, это гениально, я с вами не расплачусь!..» И что ты думаешь? Пацан сказал – пацан сделал. Он до сих пор не расплатился!..

– Боже, как мило! Мамочки, это прекрасно! Спасибо! Я их обожаю! Спасибо! Я сейчас расплачусь от счастья! – голосила пассажирка на заднем сиденье и, казалось, действительно сейчас заплачет от счастья.

А я всего-то вручил ей киндер-сюрприз. Шоколадное, извините, яйцо. Просто ехать было далеко, я не успевал все последние промежутки между заказами заскочить на заправку, а куда успел – не заправился: пересменок.

И вот выехал с ней и понимаю, что доедем, скорее всего, но дальше то как?.. Спросил, не против ли она, что мы заедем быстро на заправку и плеснём в пустой бак хотя бы литров десять. Ну а на заправке купил ей детскую шоколадку в виде комплимента за неудобства – что вызывало бурную реакцию.

Как же мало иногда надо женщине, чтобы почувствовать себя счастливой.

– Была я у них на собеседовании, Лен. Да ничё!.. Походу, у них там всё через постель. Нет, так прямо не говорили. Но вопросики такие, знаешь… «Какой у вас опыт? В каких программах умеете работать?» Сходу начали меня дурой выставлять. А для чего, спрашивается? Только чтобы уложить! Что я, дура – и не понимаю?..

– Гриша, я на такси, еду на маникюр. Машину оставила на сервисе. Сказали, что надо делать этот… Развод-схождение… Я не знаю, зачем, позвони им и спроси сам. Почему вообще девушка должна заниматься этими вопросами?! Оплачивать – этого мало! Я не умею готовить, и ты прекрасно об этом знаешь. Давай не будем об этом опять. После маникюра я встречаюсь с девочками. В Атриуме. Нет, мы в прошлый раз встречались в Европейском. Да, разные магазины. Я купила всего лишь пальто. Нет, оно хорошее, но я в нём мёрзну. Я не всегда в машине. Я вот сейчас в такси. Потому что делают развод-схождение.

– Я у подъезда номер два, с тростью, поможете сесть в машину? – Пассажир позвонил мне сразу после того, как я принял заказ.

Едем в подмосковную общагу. Незрячий мальчишка просит сделать потеплее в салоне: замёрз, стоя на улице.

– Пока ждал машину, окоченел… Ваша была шестая. Пять предыдущих не приехали.

Я уже не первый раз слышу эту интонацию и вижу горькую улыбку на лицах тех, кто рассказывает мне подобные вещи. Эти люди, борющиеся с внешним миром, совершенно не озлоблены, не жалуются, они уже привыкли.

– Давай на ты, хорошо? – Он кивнул в ответ, – Ты звонил водителям и говорил про трость? И после этого не приезжали?

– Да. Не хотят возиться, походу. Мне трудно сесть в машину самому. Всё, что движется в этом мире, очень трудное, понимаешь? Я знаю, где моя лестница и дверь в общаге. Они же всегда на одном месте. А машина подъезжает, и я слышу мотор, угадываю, где у неё перед, а где зад…

– Как угадываешь?

– Звук же разный. – Пацан улыбается. – Выхлопная труба с одной стороны, двигатель с другой. Это очень легко услышать. Но всё равно неудобно, вдруг это не такси. Я иногда пугал людей, когда лез в чужие машины…

Всю дорогу я расспрашивал его, как это – жить в мире, где есть только звуки и трость? Я жутко неловко поначалу себя чувствовал, мне не хотелось быть бестактным. Но потом понял, что всё наоборот: нужно обязательно узнавать эти вещи. Нужно говорить с ними об этом. Нужно уметь правильно помогать или, зачастую, не мешать. Им очень многое мешает, к сожалению. А мы этого даже не понимаем.

Мобильник подносится к уху. Он набирает сообщение друзьям, слушая в динамик, попал ли пальцами в нужные кнопки на экране. Всё хорошо, еду, увидимся завтра, – пишет он кому-то.

Он рассказал про работу. Про учёбу. И снова ни намёка на жалобы или недовольство миром. Мы даже машины обсудили: он всё знает, очень интересуется этой темой.

– Как тебе «соната»?

– Нормально, вполне, только страшная ужасно. Хорошо, что ты её не видишь, особенно спереди!

Он захохотал, а потом попросил рассказать ещё про страшные машины. И я начал рассказывать ему о страшных. А потом о красивых. Оказалось, ему никто никогда так не рассказывал о них.

– Можно, я тебе как-нибудь позвоню? Расскажешь мне ещё что-нибудь о тачках.

Мы обменялись телефонами.

– Да потому что работать надо! Работать круглые сутки, понимаешь?! – пассажир с белорусским акцентом почти кричит мне, рассказывая секреты успеха в бизнесе.

Только что он спросил «Ну и как работается в такси?», и я вяло ответил «Нормально».

– Вот, к примеру, Путин!.. – Пакс обхватил руками спинку переднего сиденья, наклонившись вперёд, чтобы мне было лучше его слышно, – Он по двадцать часов, между прочим!.. По двадцать, блядь, часов, не вынимая, понимаешь? И при этом всё знает, всё помнит… Он мне иногда такой говорит: Валерич, ты чё-то поправился? И по животу меня хлопает. Ладонью так. По животу. Понимаешь? Уровень!.. Всё видит, всё в голове держит. И так в любой профессии надо. Двадцать часов пахать. И будет успех. Будет победа. Как у России. И в такси у тебя тоже будет победа. Ты работай только!

– О, чёрт! Я там выронил… Пятьдесят рублей. Куда-то под сиденье завалились. Это вам на чай…

– Что это у вас тут за провод в кармане сиденья?

– Это от плафона на крыше, питание подсветки, а что?

– Ой. А я думал, там зарядка для телефона и весь его вытащил…

– Не волнуйтесь, я потом уберу. Вам нужно зарядить телефон? У меня есть зарядка.

– Нет, не нужно, я просто хотел проверить. Гляжу, провод какой-то торчит, ну я его и размотал по всему полу. Уберёте потом, да? Я сам лучше не буду прикасаться, ещё током ударит… Я однажды в детстве копался с проводами у телефонного узла во дворе, меня током ударило. С тех пор боюсь проводов ужасно. А ваш зачем-то начал вытаскивать. Он теперь на мокром коврике тут весь лежит… Это опасно?