Блошиный рынок был куда больше, чем я себе представляла со слов библиотекарши. По площади он покрывал, наверное, пару тысяч квадратных метров. Вспомнился наш рынок на Лорд-стрит, дома, в Броктон Бей.

Я побродила по округе, осторожно выглядывая вещи, которые могли бы оказаться полезными. Дома на подобных сборищах всегда кто-то торговал ножами или даже мечами. Может, здесь это запрещено? Или имелись другие причины?

Огнестрельного оружия тоже нигде не было видно. Но про его запрет я была в курсе.

Впрочем, даже дома я бы в десять лет такое купить не смогла.

На одном из лотков нашёлся велосипед. Он был розовый и яркий, совсем для меня неподходящий — как его прятать-то? Но зато дешёвый — всего тридцать фунтов. По моим прикидкам британский фунт девяносто второго года стоил примерно как три-четыре доллара в две тысячи тринадцатом. Тратить деньги очень не хотелось, но и украсть велик у ребёнка тоже было нельзя — я не могу позволить себе привлекать внимание полиции.

Уже собираясь покидать рынок, я заметила большого, крепко сложённого мужчину. Он неотступно следовал за мной.

Был ли он связан с людьми, напавшими на меня, или просто ещё одним хищником городских джунглей — я не могла сказать наверняка. Блошиный рынок расположился на неасфальтированном пустыре — под ногами хлюпала грязь, а на велике я не каталась уже очень давно. Вряд ли у меня получилось бы оторваться, вздумай он побежать следом.

Я умела сражаться, но тело мне досталось чересчур хилое, и непонятно было, что противопоставить мужику, что вчетверо превосходит меня по весу. Перцовый баллончик тут бы сильно помог, но на рынке таким не торговали.

Вокруг всё ещё было людно, но многие уже начинали паковать вещи и готовиться к отъезду. Я могла бы позвать на помощь, но это неизбежно привело бы к вопросам о том, где мои родители. Можно было соврать, что они живут неподалёку, и, наверное, такую тактику и следовало избрать.

Одно из преимуществ десятилетней девочки — окружающие всегда будут за тобой приглядывать. Они постараются помочь. Другой вопрос — нужна ли мне такая помощь?

В сложившихся условиях велосипед оказался в равной степени подспорьем и обузой. Он был староват и тяжёл.

Неподалёку я заметила художницу, раскрашивающую баллончиками старую развалюху.

— Здрасте, — подошла к ней я. — Могу я заплатить вам, чтобы вы мне помогли?

— Чего?

— Я только что велик купила, но цвет мне не нравится. Я бы хотела дать вам денег, чтобы вы мне помогли.

Женщина улыбнулась, и мы немного поторговались. Краем глаза я следила за мужчиной; он делал вид, что разглядывает какие-то дешёвые картины неподалёку.

Следующий час художница трудилась над великом, и я заплатила ей десять фунтов. Она радостно предложила мне газировки, мы уселись рядом и поболтали.

Понятно было, что нужно ещё минут тридцать ждать, пока краска обсохнет, прежде, чем к нему можно будет прикасаться, и часа два, прежде, чем нормально ездить. А уж полностью краска высохнет только через сутки.

Для меня главное было, чтобы велик не был ярко-розовым. А ещё мне нужен был повод спровадить своего преследователя.

Художница согласилась приглядеть за велосипедом пару часов, и я шмыгнула в сторону. Мужчина вновь последовал за мной, и я ускорилась, стараясь затеряться в толпе.

Следующие полчаса я тщетно пыталась оторваться от погони. К сожалению, блошиный рынок был не настолько велик, и отыскать меня не составляло труда.

Спрятавшись за пустующим прилавком, я наблюдала за преследователем. Он шёл в мою сторону, обходя мусорный бак.

Вокруг мусорного бака кружили пчёлы — с одного из лотков неподалёку торговали лимонадом, и, очевидно, большую часть пустых стаканчиков люди выкидывали именно в эту, ближайшую, мусорку. А на запах сахара слетались пчелы.

Будь у меня мои силы, проблема давно бы уже решилась — я натравила бы на мужчину пчёл, и ни о каком преследовании он бы даже и не вспомнил.

Я словно наяву представила, как пчёлы облепляют его лицо, жалят глаза. Это заставило бы его держаться от меня подальше. Одна из пчел вдруг резко ускорилась, и секундой позже мужчина уже кричал от боли. Я уставилась на него, раскрыв рот. Это я сделала?

Не было ничего похожего на привычное мне чувство роя, но всё же я почувствовала… что-то. Вокруг мужчины собирались зеваки. Я поспешила скрытся от него как можно дальше. Только к художнице по пути вернулась и велосипед забрала.

Остаток дня я провела, исследуя окрестности своего убежища.

Мне повезло найти неподалёку Маленького Цезаря;⁽²⁾ насколько я слышала в своём мире, они были вынуждены уйти с британского рынка. Здесь же это либо ещё не произошло, либо и вовсе не должно было произойти. Я купила среднюю пиццу по цене одного обеда в Макдональдсе, съела, сколько смогла осилить, и оставшуюся половину отдала бездомному парню на углу улицы. Иначе она всё равно бы испортилась.

Спрятав велосипед под кустом, я вновь залезла в ливнёвку, устроилась на ночь. И задумчиво уставилась на жука, решившего составить мне компанию.

Через час бесплодных попыток я наконец смогла заставить его встать на задние лапки и начать танцевать.

Было ужасающе неудобно — никакого сравнения с отточенной элегантностью моих прежних суперсил. Я не могла управлять более, чем одним жуком одновременно; а обратная связь, которую я от него получала была и вовсе ужасной, даже по сравнению с ограниченными жучиными органами чувств.

Это было всё равно, что двигать онемевшей рукой, на которой ты спал всю ночь. Двигаться она будет неуклюже и неточно, но всё равно кое-какие действия выполнять сможет.

И всё же, я с куда большим оптимизмом стала смотреть в завтрашний день.

На следующее утро я проснулась пораньше, чтобы успеть на шведский стол в гостиницу. Притворившись ребёнком постояльцев, я поела горячего и успела проглядеть забытую кем-то газету.

Заголовки кричали о трёх убитых семьях.

В моей душе шевельнулось чувство вины — могла ли я как-то им помочь? Но здоровый прагматизм быстро его задавил — я хорошо представляла, что в этом теле, без суперсил и без оружия — меня бы просто убили во второй раз.

Предупредить их я тоже не могла.

В газете были адреса. Вчера я купила на рынке карту. Значит, можно было проверить места преступлений и поискать улики, которые могли бы привести к людям, которые меня убили.

Глава 3. Авроры

Во времена работы на Протекторат я брала уроки по вскрытию замков, но никогда не думала, что они пригодятся. Просто всегда было намного легче отправить рой под дверью и открыть её изнутри, или использовать насекомых, уже находившихся в комнате.

По этой причине, навыки мои были в крайне запущенном состоянии, и на взлом замка на заднем дворе первого дома ушло больше сорока пяти минут. На взлом третьего дома — двадцать минут. Это изматывало и раздражало; несмотря на то, что я теперь могла контролировать одно насекомое, его даже близко было недостаточно, чтобы открыть дверь.

Зрения и других органов чувств насекомого тоже не хватало даже для того, чтобы просто удалённо разведать здание. В своей прошлой жизни я бы использовала тысячи насекомых, мое зрение и другие органы чувств были бы смесью ощущений всех этих насекомых. В любом случае, зрение насекомых оставалось недостаточно хорошим, и моей новой связи было недостаточно.

В конце концов я ощутила, как щёлкнул замок под рукой, найденные кусочки проволоки всё-таки выполнили свою задачу. Поморщившись и оглянувшись, я скользнула внутрь дома.

Никаких следов крови. Неудивительно. Жильцы, предположительно, погибли в автокатастрофе вместе со своим десятилетним ребенком. Они не привлекали моего внимания, пока я не заметила историю о происшествии, и не сделала своих выводов.

Одно убийство или даже два могли остаться незамеченными. Три означали повторяющийся сценарий.

В газетах находили странным, что две другие молодые семьи погибли по естественным обстоятельствам. Что меня волновало — подлинная причина, по которой они стали мишенями. Если между данными тремя семьями было нечто общее, оно сильно помогло бы мне в определении того, где может быть нанесён следующий удар.