— Я, должно быть, обронила мой перуанский порошок тьмы, когда встала, чтобы помочь им, — ответила я.

На лестницах уже собралась толпа парней, глазеющих на нас.

— Вашу палочку, мисс Эберт, — потребовал Снейп.

Я протянула ее, осторожно обойдя парней, хотя и сомневалась, что они предпримут хоть что-то в присутствии двух учителей. Если попробуют, всё обстояло гораздо хуже, чем я думала.

— Северус? — спросила МакГонагалл.

— Приори Инкантато, — пробормотал Снейп. — Хм-м… режущее заклинание, вингардиум, режущее, режущее, режущее, режущее…

— Я не резала этих юношей, — сказала я. — Можете проверить. Я просто… практиковалась.

Сказала я это не только для Снейпа, но и чтобы произвести впечатление на аудиторию. Одной из самых важных вещей в становлении военно-феодальным правителем было наращивание репутации. Я не могла позволить, чтобы хоть кто-то из наблюдающих слизеринцев смог солгать самому себе и считать случившееся досадным недоразумением.

В то же самое время, я не могла просто признаться, что избила парней носком, набитым галлеонами.

Некоторые из парней, выглядывающие с лестничной площадки, теперь таращились на меня, и я почти что могла видеть, как в их мозгах всё связывается воедино.

— Зачем вы так старательно практиковали режущее заклинание, мисс Эберт? — спросил Снейп.

— Вы не позволили оставить себе нож, — сказала я, пожимая плечами. — Как мне ещё резать… разные вещи.

— Она одиннадцатилетняя девочка, — сказала шокированная МакГонагалл. — Как они обошли защиту лестницы?

Тот факт, что они стояли и обсуждали этот вопрос, вместо оказания немедленной медицинской помощи парням, вообще-то являлся хорошим знаком для меня. Взгляды, которые кидала МакГонагалл на парней, были совсем не дружелюбными.

— Мистер МакКатчин был префектом, — сказал Снейп.

Тон его голоса предполагал, что прошедшее время было намеренным.

— Понятно, — неодобрительно сказала МакГонагалл. — Лучше доставить их к Поппи, и затем разбудить Директора.

Я протянула руку, и Снейп неохотно вернул мне палочку.

— Мне также нужны будут их палочки, мисс Эберт, — сказал Снейп. — Для расследования.

Я кивнула, и пока поднималась по лестнице в темноте, собрала галлеоны, которые рассыпались по ступенькам. Я была впечатлена, что перуанский порошок тьмы до сих пор не рассеялся; возможно, я, в конце концов, потратила деньги не зря.

Две палочки все ещё были целы, и одна сломана.

— Возвращайтесь по кроватям, — рявкнул Снейп на ожидающих парней в зале, когда я вернулась.

Он взмахнул рукой, и Драко быстро взбежал по ступенькам, присоединившись к глазеющей толпе.

— Я поговорю со всеми вами утром, до завтрака… за исключением вас, мисс Эберт. Мне нужно, чтобы вы пошли со мной, для разговора с Директором, и я подозреваю, что у нас впереди долгая ночь.

Секунду спустя, все три парня взмыли в воздух, и мы пошли по ночным коридорам.

— Я ожидал большей осторожности от вас, мисс Эберт, — низким голосом сказал Снейп.

МакГонагалл шла впереди нас.

— Что ещё я могла сделать? — спросила я. — Вы знали, что нечто подобное произойдет, иначе вы не были бы одеты и не пребывали бы в готовности. Разве не должны вы защищать учеников?

— Как правило, лучше всего дать проблемам… самим утрястись, — сказал Снейп.

— И как это сработало в вашем случае? — спросила я.

Глядя на него, с сальными волосами и такими вот зубами, можно было только воображать, через что Снейпу пришлось пройти в школьные годы.

Он одарил меня холодным взглядом, и я немедленно вскинула руки.

— Я просто говорю, что если бы вы останавливали людей от причинения вреда друг другу, было бы куда проще превратить их в продуктивных граждан.

— Волшебный мир не похож на маггловский, — ответил Снейп. — Здесь нет такого количества… защит, как там. Те, кто не научится защищать себя сами, попадут в беду.

В том, как он держал себя, ощущалась скованность, говорящая о том, что данный вопрос задевал его лично. Я, возможно, и не заметила бы, если не считать того, что я подозревала, что знаю, как он себя чувствовал. Обычный ребенок, вероятно, не заметил бы, потому что они, как правило, редко видят людей в своих учителях.

Я помню свой шок ребенком, когда первый раз увидела учителя в продуктовом магазине. Мне никогда не приходило в голову, что у них есть личная жизнь вне школы. Как будто я думала, что они въезжают в шкаф в стене и втыкаются в розетку для перезарядки.

Снейп был не так уж стар; в свои тридцать с небольшим или в середине четвертого десятка, он был моложе моего отца. У него была жизнь до того, как он ввязался в эти приключения двойного агента; скорее всего, он ходил в эту же школу. Вероятно, его травили.

Я никак не могла взять в толк, как он не понимал, что травлю надо искоренять.

Я изучала данную тему, когда работала в Протекторате, в ходе своих мизерных порций свободного времени, и была удивлена, узнав, что травля была хуже в сельских областях, чем в городских. В городах ты мог рассчитывать на анонимность. Ты мог переехать из одного района в другой, и таким образом уходить от травли.

Ты мог сменить школу. Это не сработало для меня, но множество детей так делали.

В сельских областях зачастую не было другой школы на сотню миль вокруг, и все друг друга знали. Ты не мог сменить школу и оказывался в западне. Твоя репутация как жертвы или хулигана следовала за тобой, и это было трудно изменить.

Такова была, в сущности, проблема здесь. В Британии имелась только одна волшебная школа, и ближайшая говорила на французском, которого я не знала.

Я могла попробовать отправиться в школу в Америке, но подозревала, что власти там будут намного более усердны в отслеживании моих несуществующих родителей. Они, скорее всего, раскрыли бы, что я ребенок из Британии, по имени Милли Скривенер, и отослали бы меня обратно.

Или они обнаружили бы, что я завладела мёртвым телом Милли, и сделали бы со мной что похуже.

Как бы там ни было, я застряла здесь, и тогда как я могла игнорировать определенные виды плохого обращения, я не хотела провести следующие семь лет, уклоняясь от атак из-за каждого угла. Единственным способом остановить такое было жесткое и с причинением ущерба осаживание всех, кто атаковал меня.

— Всё будет только хуже, — сказала я. — Если они продолжат атаковать меня. Если вы не остановите их, это сделаю я.

— Не сыпьте угрозами, мисс Эберт, — сказал Снейп. — Я и без того дал вам больше свободы, чем прочим ученикам, в свете ваших… уникальных обстоятельств.

— Мне кажется, вы в курсе, я никогда не угрожаю, — ответила я.

Конечно, это была ложь. Я постоянно сыпала угрозами. Разница была в том, что я была полностью готова воплотить их в жизнь.

— Слышали вы об Азкабане? — спросил он.

— Немного.

— Это тюрьма, в которой мы, волшебники, содержим наших преступников. У нас нет других тюрем. Она охраняется существами, высасывающими каждую крупицу радости из заключенных, не оставляя ничего, кроме агонии и боли. Если заключённые попробуют сбежать, существа сожрут их души, лишив их какой-либо надежды на посмертие.

— Они называют это поцелуем, и это наивысшее наказание, которое есть у волшебников.

Снейп выглядел абсолютно серьезным.

— Боюсь, что вы на пути к тому, чтобы разделить камеру с некоторыми из наихудших приспешников Тёмного Лорда, — сказал он. — И длительное воздействие дементоров сведёт, как и предполагает их имя⁽¹⁷⁾, вас с ума.

— А что, если её вообще нет? — спросила я.

— Чего вообще нет? — Снейп бросил на меня взгляд.

— Любой радости, которую они могут пожрать?

— Тогда они зароются глубже. Они украдут воспоминания о вашем отце, о вашей матери. Счастье с друзьями, первая любовь, всё это будет высосано, не оставив ничего, кроме праха и горечи.

— Да... неприятно, — сказала я.

Было бы лучше для меня не помнить Маму и Папу? Стала бы меньше боль, и скучала бы я по ним меньше, или радость ушла бы, а боль осталась? Из того, как говорил Снейп, я подозревала, что произошло бы второе.