Вместо этого, выглядело всё так, словно Люпин тщательно старался не показать мне того, что вокруг; была ли его миссия настолько секретна, или он находился вообще не во Франции? Он казался таким человеком, который не сообщил бы мне, находись он где-то в опасном месте.

― Помимо всех остальных причин, это был политический ход, — ответила я, пожимая плечами. — Боунс сделала заявление насчёт взглядов своей администрации в отношении маглорожденных, такое, которое понял бы даже самый тупой чистокровный.

― Я хочу, чтобы ты была осторожна, — сказал Люпин. — Рита Скитер в бегах, и с её силой, она может быть где угодно. К тебе приставили еще охранников?

Я покачала головой:

― Сомневаюсь, что она хоть в чём-то отличалась от других; контролируемая марионетка, — отозвалась я. — Если она умна, то покинула страну.

― Никто не может понять, как она выбралась, — добавил Ремус. — Там были антиаппарационные щиты, и охранники не продемонстрировали никаких признаков того, что на них нападали. Они поклялись под Веритасерумом, что ничего не видели.

Маховики Времени, несомненно, били анти-аппарационные чары. Полезное знание... и то, что я должна была проверить прежде чем сделала то, что сделала.

― Может, они окклюменты, — предположила я.

― Они были преднамеренно выбраны, потому что таковыми не являются, — пояснил Ремус. — Если бы её освободили, министр Боунс хотела узнать как.

Они были козлами отпущения, оставленными на заклание Пожирателям Смерти. Если бы их подчинили, то Боунс направила бы на их распрограммирование сотрудников Отдела Тайн. Имелись невероятно болезненные способы справиться со стиранием памяти. Если бы авроров убили, то это тоже дало бы информацию Боунс.

― Что же, я буду готова, если она попробует снова напасть.

― Опросили её редактора; он сообщил, что Рита бредила на твой счет, мол, ты некий сверхъестественный ужас в образе маленькой девочки. По его словам, выглядела она при этом ненормальной.

― Ну, я на самом деле человек, — произнесла я. — И на самом деле девочка. Я не какой-то там монстр.

― Я знаю каково это, быть монстром, — ответил Ремус. — Каждый месяц прохожу через это. Ты храбра и пугающе компетентна для своего возраста, но ты не монстр.

Я испытала укол вины за то, что лгала ему. Он был одним из немногих взрослых, которые всегда хорошо ко мне относились; и, тем не менее, сказать ему правду я не могла, потому что в конечном итоге он был человеком Дамблдора. Невозможно было сказать, как отреагирует Дамблдор, если он узнает, кто я на самом деле или что я в действительности совершила.

― Я рада поверить в то, что хоть кто-то верит в то, что я не какой-то там шестидесятиметровый монстр с щупальцами, — проговорила я.

В те времена, когда у меня имелся мой пассажир, с этим можно было поспорить.

Со стороны Ремуса раздался шум, как будто что-то взорвалось. Он поморщился и посмотрел куда-то за пределы зеркала.

― Вы в порядке? — спросила я.

Он выглядел встревоженным, но приложил немало усилий к тому, чтобы голос остался ровным.

― Я в порядке, — отозвался он. — Но мне нужно идти. С нетерпением предвкушаю, как в следующий раз увижу твою фотографию на передовице.

― Берегите себя, — сказала я.

Зеркало отключилось.

Очевидно, Ремус находился вообще не во Франции; выглядело всё так, что он пребывал в намного более опасном месте. Скорее всего, оно находилось здесь, в магической Британии. Он, вероятно, выполнял работу для Дамблдора.

Люпин в роли дипломата, в этом не было смысла. Хотя французы доброжелательнее относились к не-людям, у Ремуса не было того сорта персональной харизмы, каковая требуется дипломату. Он слишком много времени провёл, будучи бедным и загнанным, тогда как дипломату требовалось излучать силу и уверенность. В конце концов, они были лицом своего народа.

Засунув осколок зеркала в мошну, я поднялась.

Прошла к кабинету Локхарта, по дороге помахивая дружественным ученикам. Даже другие слизеринцы были по большей части нейтральны в отношении меня, хотя некоторые из них и пытались приватно наладить контакт. По сравнению с моими первыми днями в школе — огромная разница.

― Профессор, — сказала я.

Кабинет его был пуст, но я знала, что он скрючился под столом. От меня, что ли, прячется?

― Мисс Эберт, — сказал он. — Прошу прощения. Я, кажется, потерял свое перо.

― Оно упало под стол, — ответила я. — С левой стороны.

Он закряхтел и мгновение спустя выпрямился с сияющей улыбкой.

― Вы очень полезный человек, когда находитесь рядом, мисс Эберт, — изрёк он. — Хорошо, когда в школе есть еще один обладатель ордена Мерлина... увеличивает престиж, знаете ли.

Любой другой волшебник просто призвал бы перо; я подозревала, что Локхарт не знает, как это сделать.

Я села.

― Можете вы научить меня стирать память?

Он застыл. Краска отхлынула с его лица.

― Что?

Выглядел он так, словно я только что угрожала раскрыть его как оборотня или что-то в таком духе. Почему он проявлял такую паранойю?

Стирание памяти было тем заклинанием, которым, как я знала, он хорошо владел; я видела, как он использовал его, чтобы помочь одному из парней, мучимому ночными кошмарами после атаки дементоров. Локхарт затуманил его память в достаточной степени, чтобы с тех пор паренёк хорошо спал, и даже стёр ему воспоминания о своем визите.

Сострадание было не тем, чего я ожидала от него, но он продемонстрировал таковое, и я была благодарна. Тот факт, что он не желал никаких похвал, был ещё более впечатляющим, принимая во внимание, что Локхарт пытался поставить себе в заслугу всё остальное.

Я изучала заявленные им свершения, и то, что он объявлял свершениями, действительно имело место, несмотря на то, что некоторые из них происходили одновременно. Такое можно было провернуть при помощи Маховика времени, но я уже обыскала весь его багаж, и маховика у Лохкарта не оказалось.

― Я бы хотела научиться стирать людям память, — произнесла я. — Очень полезная штука.

Он вытаращился на меня, затем покачал головой:

― Вы угрожаете мне, мисс Эберт?

Его рука не сдвинулась, чтобы оказаться поблизости от палочки. Он видел, насколько я быстра и насколько опасна моя способность Умника в бою. В любом случае, я сомневалась, что он достаточно храбр, чтобы напасть на меня.

― Нет, — ответила я. — Вы знаете заклинание,а я хотела бы изучить его, вот и всё.

Он нахмурился и уставился пристально на меня.

И плотно сжал губы.

― Я не буду вас учить, — произнёс он.

Слова прозвучали бы намного более впечатляюще, если бы все его тело не дрожало.

― Это будет неправильно.

― Почему нет? — спросила я.

― Большинство заклинаний памяти просто скрывают воспоминания, — пояснил он. — Помещают слой между сознанием и воспоминанием, так, чтобы к нему не было доступа.

Я кивнула.

― Но известны случаи, когда плохо исполненные чары памяти полностью стирали все воспоминания, оставляя жертв младенцем во всём, кроме тела. Им приходилось заново учиться ходить, говорить, пользоваться туалетом. Ужасная судьба.

― Почему бы не применять такое на преступниках? — спросила я.

― Что? — спросил Локхарт.

Лицо его приняло несвойственный ему вид и выражало омерзение.

― Разве это не будет лучше Поцелуя? — спросила я. — Предоставление им второго шанса в жизни?

Он покачал головой.

― У них никогда не будет шансов... не с жертвами, требующими их крови.

― Тогда превратить их в камень, — сказала я. — Освободить сто пятьдесят лет спустя. Вряд ли кто-то будет помнить их, и у них не будет никакого доступа к их системам обеспечения, богатству... это будут полностью новые люди, с новой жизнью, предоставленной взаймы.

― Они будут мертвы, — ответил Гилдерой. — Всё, делающее их теми, кто они есть... эмоции, воспоминания, их... всё исчезнет. Еще хуже, что случится на другой стороне?

― Что вы имеете в виду? — спросила я.