Помфри сделала несколько пометок на клочке бумаги, который протянула мне. Я взглянула на него, но ничего не поняла, за исключением того, что там присутствовали очертания человеческого тела, немного схожие с тем, что рисуют на мишенях в тире. Она сделала пометки в тех местах, где я предположительно была ранена.

— Немного времени, и со мной всё будет в порядке, — отозвалась я. — Почему бы вам не помочь тем, кто в этом нуждается?

— Ученики шестого и седьмого годов помогают с незначительными растяжениями и ранами, — пояснила она. — А тем, кто эмоционально более стабилен, раздают шоколад. Прилягте, мисс Эберт, и кто-нибудь вскоре к вам подойдет.

Все кровати оказались заняты, так что я уселась на один из стульев для гостей.

Ученики немедленно окружили меня, протягивая руки, чтобы коснуться, и одновременно с этим благодаря, снова и снова. У некоторых из них были вопросы.

Такое вот столпотворение вокруг мне не понравилось; посреди всех этих доброжелателей кто-нибудь легко мог проскользнуть и напасть на меня.

— Сдайте назад, — услышала я мужской голос.

Это оказался один из семикурсников, и он проталкивался через остальных.

— Ей нужна помощь, так же, как и любому из вас, так что расступитесь, чёрт вас дери!

Потребовалось некоторое время, но, кажется, все уловили подсказку. Они расступились, оставив вокруг меня три метра пустого пространства.

— Прошу прощения за всё это, — сказал он. — Кажется, все сейчас немного не в себе.

Он вытащил палочку и, глядя на мою бумажку, начал наколдовывать заклинания на те части моего тела, что оказались ранены. Внезапно я ощутила отсутствие боли, которую даже не осознавала.

— Не знаю, что и сказать о тебе, Эберт, — произнес он. — Всё, что я там смог сделать, так это бегать от дементоров, а ты... они словно совсем на тебя не влияли.

— Не следует поддаваться отчаянию, — сказала я некоторое время спустя, осознав, что он ожидает какого-то ответа. Все сбившиеся в кучку вокруг нас тоже его ждали. — Ты преодолеваешь его и побеждаешь.

Я знала, что не всё так просто. Я видела депрессию отца, и в моей жизни бывали моменты, когда депрессия наваливалась так, что было трудно даже двигаться. Но этим детишкам требовалось нечто большее, чем просто представление о том, что борьба с отчаянием являлась длительной и тяжелой задачей. Им требовалось что-то, к чему можно было стремиться.

Мисс Ямада даже как-то спрашивала, не являлось ли мое рискованное нападение на Луна в мою первую ночь в роли героя бессознательной попыткой совершения суицида.

Посмотрев на всех, я сказала:

— У меня есть опыт в подобных делах, и я могу сказать вам только одно.

Все ожидающе уставились на меня.

— Нам придется помогать друг другу, — произнесла я. — В Америке, в магловской армии есть поговорка: своих не бросаем.

Я видела, как ученики опускают взоры. Здесь находились не те, кто пытался бросаться заклинаниями. Здесь находились те, кто бежал, или кто оказался затоптан, или просто упал, потеряв сознание.

— Я не смогу сражаться, — сказала одна из девушек. — Не с дементорами.

— Тогда помоги кому-нибудь другому убежать, — ответила я. — Доберись до двери и увеличь её, чтобы люди смогли через неё пройти.

— Я не настолько храбра, — отозвалась она.

— Не нужно быть храбрым, чтобы помогать людям, — сказала я. — Просто нужно действовать. Подобное будет и дальше происходить в этом мире, теперь ещё больше, чем когда-либо.

С риском для себя помогать людям, даже когда ты боишься, это и было воплощением храбрости. Но я не желала, чтобы у них сложилось мнение, что храбрость — нечто врождённое. Храбрость — результат выбора, совершаемого людьми, дабы преодолеть страх.

— Может, я просто отправлюсь домой, — сказал четверокурсник.

— И как ты будешь объяснять отсутствующие три с половиной года школы? — спросила я. — Какую работу ты сможешь получить без образования?

Было заметно, что некоторые только подумали про это, тогда как другие явно размышляли в подобном ракурсе.

— Это место — ловушка, даже когда нет войны, — продолжала я. — Всё сделано так, чтобы мы никогда не смогли вернуться в магловский мир; они рвут наши связи и заставляют жить полностью в их мире.

— Мы всё равно можем отправиться домой, по крайней мере, пока всё это не закончится, — сказал печальный паренек.

— Прежде чем заявиться сюда, они уже убивали маглорожденных, — ответила я. — Как вы собираетесь защищать себя дома? Самостоятельно? Они доберутся до всех, кто отправился домой, и не пройдет и недели, как вас убьют.

Толпа внезапно зашлась тревожными шепотками.

— Они загнали нас в угол, — продолжала я. — И единственный способ выжить — быть лучше, чем они. И не только морально. Ко времени выпуска большинство волшебников даже не знают заклинания щита. Нам всем нужно будет знать заклинания Патронуса, щитов и иные... чтобы хватило удрать, если на нас нападут.

На некоторых лицах виднелось сомнение; тех, кто изначально встал и сражался, убедить оказалось бы легче. На лицах других я видела своего рода принятие неизбежного.

— Как? — сказала одна из девушек. — Локхарт не учит нас никаким боевым заклинаниям.

— Тогда нам следует взять этот вопрос в свои руки. Кто из вас посещал дуэльный клуб в прошлом году?

Немногие из них подняли руки — в основном, те, кто потерял сознание, даже не получив шанса на сражение. Принимая во внимание всё известное, у меня появилось скверное подозрение, что детство у этих детишек было из числа наихудших.

Больше никто не поднимал рук и не признавался в посещении.

— Нам нужно снова заняться чем-то подобным, — сказала я. — Втайне, потому что если кое-кто в Министерстве услышит об этом, то они представят всё так, словно мы армия маглорожденных, готовящая переворот.

— А мы и правда будем его готовить? — спросил маленький мальчик.

— Нет, — соврала я. — Мы просто будем учиться защищать себя.

В конечном итоге, волшебному миру придется измениться. Чистокровные не понимали, что как только сотовые телефоны начнут выгружать подозрительные действия в Интернет, сохранять Статут Секретности станет невероятно тяжело.

Если бы я была во власти, то маглорожденные вступали бы в военные и разведывательные службы. С нужными людьми на ключевых постах, было бы легче следить за тем, что знало правительство, и быть в состоянии производить изменения при необходимости. Когда эти люди выходили бы на пенсию, они могли бы также тренировать авроров, чтобы те лучше делали свою работу.

Семикурсник сказал:

— Ты говоришь, как человек, который хочет свергнуть систему. Ты знаешь... после сегодняшнего, я вроде как и не возражаю.

Я оглянулась.

— Среди нас окажутся предатели, люди, которые попытаются сдать нас Министерству или Пожирателям Смерти.

Все замотали головами.

— Что если они будут угрожать убийством вашей семьи? — спросила я. — Тогда всё станет иначе. Если мы собираемся начать учить друг друга, то об этом нельзя будет говорить, и никто не должен будет знать о занятиях.

— Ты только что сказала об этом всем нам, — заметил семикурсник. — Будет трудновато сохранить тайну.

— Есть способы, — произнесла я.

Я размышляла на эту тему какое-то время и проводила исследования, что нужно сделать.

— Кого из вас заинтересовало моё предложение?

Рука взмыла ввысь, затем ещё одна, и ещё. Вскоре практически все, кто стоял вокруг меня, подняли руки.

— Что происходит? — услышала я голос Помфри.

Она выходила, чтобы принести ещё зелий, в чем я убедилась, прежде чем начать отпускать свои опасные замечания.

— А ну немедленно марш по койкам! — выкрикнула она. — Мисс Эберт завтра всё ещё будет здесь, если конечно познания юного мистера Джеффри в исцелении соответствуют его оценкам.

— Марк Джеффри, — представился семикурсник. — Похоже, этот год будет интересным.

Глава 70. Выручай-Комната