Все шло гладко. Я стал получать больше и еще больше в ночные смены. Максимально удалился от неблагоприятной среды, где хоть что-то могло бы спровоцировать меня на ненужные поступки. Техники монаха по-прежнему помогали. По вечерам мы с Фишером разговаривали о различных пустяках, вроде музыки и кино, а иногда играли в карты у него дома. Так пролетело три года.
Лишь однажды лавина моего гнева обрушилась на него, когда после длинного трудового дня я практически без чувств рухнул на кровать и именно тогда, именно в тот момент, когда мое сознание уже стояло на пороге сновидения, из его квартиры, что располагалась сразу против моей, казалось, на всю гребаную планету начал выть этот сумасшедший ублюдок Элис Купер. Никогда не мог понять, зачем, имея яйца, по собственной воле изменять имя на противоположное своему полу. Может все это ради пиара. Может так просто заведено в шоу-бизнесе, а может потому, что это мать ее Америка. Мой сон быстро оставил место бодрствованию. Я сжал кулак, но решил сперва позвонить ему и попросить убавить громкость. Трубку он не поднял. Ясное дело, такой шум заглушит все, что хочешь, любую сирену, не говоря о телефонном звонке. Немного позже заиграла песня TNT группы AC/DC и тут вместе с ними, как динамит взорвался на тысячи осколков своего безумия. Пролетев расстояние до двери Фишера, я начал молотить в его дверь, с каждым разом все сильней, но он, видимо, не собирался открывать. На стене, возле пожарного выхода, висел топор. Здоровенный, красный, пожарный топор. Разлетелось защитное стекло, а он уже был в моих руках и под припев TNT я начал рубить дверь Фишера, как опытный лесоруб, сильными и размашистыми ударами, после чего выбил дверь ударом ноги, и та влетела в квартиру, застилая пол крупной щепой. Сделав шаг в дверной проем, мое лицо соприкоснулось с деревом тяжелой бейсбольной биты. Какой невероятной силы был удар! Браво! Тут в голове прозвучало: «Занавес!». Это было последнее, что я видел, слышал и вообще чувствовал в тот вечер. Как я уже говорил, Роберт был добрым человеком, но надо отдать ему должное, удар у него, как у бывалого кузнеца, удивительно, что моя голова не разлетелась на куски, как спелый арбуз.
Думаю, что любой нормальный человек на его месте поступил бы точно так же. Когда безумец с сомнительным прошлым разрубает на части дверь твоей квартиры пожарным топором, а затем выносит ее ударом ноги, сложно представить, как в таком случае не огреть его битой и хорошо если битой. Обошлось без заявлений, я поставил Робу новую железную дверь, а после того, как на моей голове провелись действия механического характера, оставив после себя несколько шрамов, мы пожали друг другу руки.
Как только утихли шумы в моей голове мы с Робом решили сходить в бар и как следует утопить воспоминания того дня в бутылке хорошего виски и пусть шрамы будут о нем напоминать, мы должны были сделать все возможное. Я совершенно не умел пить. То есть совсем. Кто-то не умеет плавать, кто-то вышивать, а кто-то готовить. Мне повезло иметь навык отвратительного собутыльника, хуже которого представить себе невозможно. После первого же стакана щелкал невидимый переключатель в мозгу, и я совершенно забывал о любых нормах приличия и совершенно утрачивал контроль над «душой и телом» в прямом смысле. В этот раз я почему-то был уверен, что всё будет не так, со мной был друг и товарищ и я верил, что он предотвратит любые попытки с моей стороны навести хаос в приличном заведении. Я действительно в это верил.
Мы приехали в хороший бар в самом центре города. Перед входом толпы молодых веселых и уже достаточно пьяных людей громко пели песни и о чем-то невнятно беседовали, явно понимая друг друга с полуслова. Внутри было множество посетителей, вечер пятницы, свободных мест не найти. Сигаретный дым, висевший клубами под потолком, уже стал частью интерьера этого бара, временами перемещаясь из одного угла в другой, будто беседовал и проводил досуг в разных компаниях. Мы уселись за барную стойку и ни медля ни секунды заказали бутылку «Джека». Играла легкая музыка, со всех сторон слышался гул разговоров и звон стекла, а позади нас четверо симпатичных девушек неумело катали шары на бильярде. Что сказать, атмосфера была потрясающая, по-настоящему домашняя, не смотря на густую толпу.
Стаканы наполнились, при их виде меня даже бросило в пот, перед глазами пронеслась сцена двухлетней давности, когда я пил в баре последний раз. Тогда я влил в глотку наглого бармена полбутылки абсента и чиркнул спичкой. Парень чуть не сгорел заживо, а я скрылся, так и оставшись безнаказанным. Тем не менее стаканы были осушены и через мгновение наполнены вновь.
По ходу всего этого мероприятия мы не на шутку разговорились, Роберт считал крайне необычным и местами просто потрясающим мое поведение. Он предложил направить всю энергию в нужном русле, например, в спорт. Бокс или смешанные единоборства, может тяжелая атлетика. Он был убежден, что именно в той стези меня ожидает непременный успех. Я крепко задумался над его словами и погрузился в раздумья, уже не замечая, что он продолжает мне говорить. Действительно, думал я, почему бы и нет, найти хороший зал и хорошего тренера в наше время совсем не сложно. Моё воображение рисовало мне картины, где я стою на ринге с чемпионским поясом в руках, а пара красивых и как это принято, извечно улыбающихся девушек, несут мне огромный чек на баснословную сумму, а в округе шумит толпа, выкрикивая мое имя, вспышки фотообъективов и прочие прелести популярности и славы.
Опрокинув очередной стакан, я хотел было сказать Робу, что он черт возьми прав, но за спиной послышался нетрезвый голос, который принуждал нас уступить место этим известным в этих краях молодым людям. Роб что-то ему ответил, но дьявол. Я был уже пьян. Первое, что попалось под мою горячую руку это та самая банка с сахаром, которая стоит буквально на каждом столе в каждом заведении планеты. Пухлая, пузатая сахарница из толстого стекла и металлической крышкой с маленьким, узеньким дозатором. Все мои мечты о спортивной карьере рассыпались осколками стекла и кристаллами коричневого тростникового сахара по многолетнему, потрепанному кафелю моего темного будущего. Голову этого мужика я пробил с первого удара, но банка была куда крепче его головы и разбилась лишь на четвертый. Капли чужой теплой крови стекали, по-моему, и без того красному лицу, с каждой секундой все больше превращая меня в безжалостного убийцу. Ощущение страха, невыносимой духоты и голода сменялись порывами неконтролируемого смеха, нервной чесоткой и жаждой. Вновь оказавшись у барной стойки, я заказал бокал ледяного темного пива и острые сосиски. Я протянул мятую двадцатку бледному бармену, который вот-вот должен был свалиться в обморок, но он, осипшим от страха голосом, еле слышно пробубнил: «За счет заведения». Всё вокруг замерло, словно время попросту остановилось, все движения посетителей были настолько медлительны, что, казалось, будто они двигаются в пространстве, наполненным теплым пластилином. Я медленно жевал сосиску с таким видом, будто ничего и не произошло, но в то же самое время с нетерпением ждал, когда в бар зайдут офицеры полиции и, следуя указателям пальцев, направленных в мою спину, схватят меня и произнесут те самые слова, которые тысячи и тысячи раз звучали на телеэкранах: «Вы арестованы. Вы имеете право хранить молчание, все, что вы скажете будет использовано против вас в суде» и тому подобное. Но пиво в бокале исчезало, равно, как и закуска, а в дверь так никто и не заходил. Мой спутник аккуратными, неслышными шагами подошел ко мне и положив руку на мое плечо, громким басом запел какую-то песню на, как мне показалось, немецком языке.
– Тебя посадят в тюрьму до конца дней. – начал он. – Ты будешь околачивать полы и стены темной камеры, закрытой от солнечного света, женщин, ресторанов и баров с отменным алкоголем и изысканными блюдами. В общем и целом, будешь максимально ограничен в возможностях этой удивительной и прекрасной жизни. Это Айова, приятель, вряд ли тебе сделают скидку в этот раз.
