Написав эти письма, он достал флягу, отпил из нее три громадных глотка. Блаженно крякнул. Закурил.
Семидесятилетний Уинстон Спенсер Черчилль, сын лорда Рандольфа, умел пить. И в семьдесят лет никогда не терял он контроля над собой. С близкими людьми, ценя застолье, пил он много, мешая виски и бренди с шампанским и портвейном. При этом
он был неразлучен с сигарами, выкуривая по три сигары в час на протяжении восемнадцати часов в сутки. И тем не менее дожить ему было суждено до девяноста одного года. Став вторично премьером Британии в 1951 году в возрасте семидесяти семи лет, Черчилль сохранял ясность ума и завидную энергию, хотя это был уже, конечно, не прежний Черчилль. Только пил он с почти прежним азартом, всегда запивая вино горячим куриным бульоном, который постоянно держал про запас его камердинер.
В 12-й и последней книге своих мемуаров под заглавием «Триумф и трагедия» Черчилль вкратце и с юмором опишет трагикомедию, разыгравшуюся при дворе короля Ибн Сауда вскоре после Ялтинской конференции, где он пристрастился к армянскому коньяку: «Возник ряд светских проблем. Меня предупредили, что в присутствии короля не разрешается ни курить, ни потреблять алкогольные напитки. Я немедленно поднял этот вопрос, заявив через переводчика его величеству, что если его религия запрещает ему курить и пить вино, то моим правилом жизни и абсолютно священным обрядом является курение, а также питие алкоголя до, после и, по мере надобности, в перерывах между приемами пищи. Король милостиво вошел в мое положение. Его личный носитель чаши из Мекки поднес мне стакан воды из ее священного колодца — самой вкусной воды, которую я когда-либо пивал».
Черчилль не впервые писал Сталину об арденнских делах. После начала этого проклятого наступления Гитлера он писал Сталину «личные и строго секретные послания» по югославскому вопросу, о секретной немецкой торпеде «Т-5», о фильме «Кутузов», подаренном Сталиным Черчиллю (в письме он остроумно заметил, что не станет показывать де Голлю фильм «Леди Гамильтон» и ожидает, что Сталин тоже не покажет французам «Кутузова»). Затем он поздравлял Сталина с днем рождения («Ваша жизнь весьма ценна для будущности мира…»). Потом опять о торпеде. Наконец, в письме от 24 декабря, он заявлял: «Я не считаю положение на Западе плохим, но совершенно очевидно, что Эйзенхауэр не может решить своей задачи, не зная, каковы Ваши планы. Президент Рузвельт, с которым я уже обменялся мнениями, сделал предложение о посылке к Вам вполне компетентного штабного офицера, чтобы ознакомиться с Вашими соображениями, которые нам необходимы для руководства. Нам, безусловно, весьма важно знать основные наметки и сроки Ваших операций. Наша уверенность в наступлениях, которые должны быть предприняты русской армией, такова, что мы никогда не задавали Вам ни одного вопроса раньше, и мы убеждены теперь, что ответ будет успокоительным; но мы считаем, исходя из соображений сохранения тайны, что Вы скорее будете склонны информировать абсолютно надежного офицера, чем сообщить это каким-либо другим образом». Потом он благодарил Сталина за трогательное поздравление его, Черчилля, с днем рождения. Потом всплыл англо-французский договор: Сталин не возражал, благодарил за высокую оценку «Кутузова». Снова — германская торпеда. Польские дела. Ох уж эти польские дела! Переговоры о будущей встрече в верхах. Горячие поздравления с Новым годом. Иногда Сталин становился похожим на ледовую шапку на арктическом полюсе — порой вроде и оттает, но всегда остается сам собой — ледяным сфинксом.
Черчилль долго надеялся, что ему не придется просить помощи у Сталина, по крайней мере до того, что кодировалось словом «Аргонавт», — до встречи в Ялте.
Черчилль не переставал удивляться иронии судьбы. Движимый своекорыстными интересами, он приложил все усилия, чтобы сделать Сталина своим союзником. Он, Черчилль, представитель славной аристократической английской фамилии, потомок великого полководца герцога Мальборо, победителя исторической битвы при Бленгейме в войне за испанское наследство, и — сын осетинского сапожника, большевик, преемник Ленина! Который, между прочим, помнит его, Черчилля, как злейшего врага молодой Республики Советов, организатора интервенции Антанты. И вот как распорядилось провидение, деваться некуда, надо идти на поклон к этому человеку, которого большевистская партия поставила во главе великого Советского Союза. Но ничего: он, Черчилль, еще свое возьмет, обязательно возьмет. Он еще покажет Сталину и Советам!…
И все-таки, «при всем при том, при всем при том, при всем при том, при этом», как писал Роберт Бернс, Черчилль, индивидуалист и нонконформист, волей-неволей подчинился железной исторической необходимости, и потому, несмотря на все, эта переписка несомненно сыграла свою роль в достижении победы над державами оси. А началась она через несколько дней после назначения Черчилля первым лордом адмиралтейства. Тогда Франклин Делано Рузвельт первым написал письмо Уинстону Черчиллю как моряк моряку. Ведь Черчилль занимал пост первого лорда адмиралтейства еще в период 1911–1915 годов и вновь получил этот пост в 1939 году, а Рузвельт являлся министром военно-морского флота США во время первой мировой войны. Рузвельт не доверял своему Государственному департаменту и меньше всего американскому послу в Лондоне, рыжему миллионеру Джозефу Кеннеди, антибританские и профашистские симпатии которого были ему хорошо известны. (Этот самодур имел наглость без всякого на то разрешения заявить королю Георгу VI сразу после объявления Британией войны Германии, что Англия непременно проиграет войну и поэтому должна срочно капитулировать перед Гитлером, который только этого и ждет. Он мог бы добавить, что фюрер мечтает о том, чтобы в Белый дом въехал человек тех же убеждений, что и Джозеф Кеннеди. Рузвельту удалось отозвать «сукина сына» Кеннеди лишь в 1941 году. Черчилль тоже знал о взглядах Кеннеди, поскольку англичане раскрыли его шифр.)
Переписка «Большой двойки», а затем «Большой тройки» продолжалась пять с половиной лет, вплоть до кончины президента. Черчилль напишет 1161 послание Рузвельту и получит в ответ 788 писем и телеграмм. Для историков эта переписка трех лидеров антигитлеровской коалиции — «Великого альянса», по выражению Черчилля, — не имеет цены. Бесценна была она и для борьбы против общего врага.
Даже он, старый лис, никак не был подготовлен к той панике, что охватила высшие штабы западных союзников из-за наступления Гитлера в Арденнах, хотя теперь он ясно видел причины этой паники. Конечно, почили на лаврах, взращенных русскими победами на Восточном фронте, привыкли уповать на этих самых русских, взваливших на себя бремя сухопутной войны против вермахта, увлеклись авиацией и флотом, совсем забыли про необходимость иметь сухопутные, пехотные, черт возьми, резервы на Европейском театре военных действий. Айк с перепугу даже пригласил своих негров перейти из частей обслуживания во фронтовые войска. Но что такое пять тысяч негров! Монти теперь рвется к власти, по-прежнему не учитывая соотношение сил в англо-американском лагере, который все чаще называют американо-британским, разводит интриги. Де Голль носится со своим страсбургским паштетом. Тоже гусь! Айк прав, пугая союзников поражением на фронте из-за «бунта штабов». Позор! Какой позор для Запада! Ведь русские приковали к себе две трети вермахта!.. Неужели при этих условиях нельзя было обойтись без таких неприятнейших просчетов, обеспечить себе преимущество на будущих решающих для мира переговорах!..
А будущее не сулит ничего хорошего. Разве не ясно, что если русские, уже стоящие на границе Восточной Пруссии, в сотне миль от главной квартиры фюрера в Растенбурге, пойдут в наступление на Восточном фронте, — а они пойдут, пойдут! — англо-американцы не смогут предпринять хотя бы какой-никакой вспомогательный удар после чувствительной трепки в Арденнах.
И все же какой же это безумец — Адольф Гитлер! Слишком поздно взялся за ум, подумал о сепаратном мире. Раньше надо было думать. От этого политического трупа за Рейном уже смердит. Так нет, он еще надумал испортить позиции некоммунистического мира своим сумасшедшим наступлением!..
