Официальными языками великого герцогства были французский и немецкий, но между собой люксембуржцы говорят на «летцебургеш» — смеси французского с немецким.

Американцев люксембуржцы встретили с распростертыми объятиями, но очень скоро убедились, что те хоть и никого не расстреливают, как немцы, зато нещадно давят своими машинами и больше увлекаются «герлз» и торговлей на черном рынке, чем войной. Поэтому всюду местные жители разбегались при виде бешено мчавшегося «джипа», на котором восседал генерал с парой ковбойских кольтов с перламутровой чеканкой. Этот «джип» и погубит Паттона.

Город Люксембург громоздится на громадной плоской скале, обрывающейся отвесно с трех сторон. На этой скале, врубаясь в каменную толщу, графы Люксембургские построили могучую крепость. Один из графов стал императором Генрихом VII. Его сын, Иоанн Слепой, пал в битве при Креси. По Лондонскому договору 1867 года крепость была почти полностью уничтожена. От нее остались глубокие казематы, служащие теперь надежными бомбоубежищами. В городе перед войной жило немногим более пятидесяти тысяч человек. Гитлер распространил закон о воинской повинности рейха на всех лиц германской крови.

Американцы, заняв город, заселили дворец великих герцогов, построенный в XVII веке, гостиницы «Брассер», «Континенталь», «Люксембург», «Пари-палас», а также здание американского консульства на авеню Монтерей, бараки Вобана, даже дом Гете был битком набит американской солдатней. Они почти ничего не сделали для того, чтобы выловить нацистских агентов, которыми кишмя кишел город. И теперь пронацистские элементы со злорадством слушали радиопередачи Берлина о наступлении немцев.

Генерал Дитмар вещал из Берлина: «Войска Ваффен СС и вермахта сильно потеснили 4-ю танковую дивизию генерал-майора Вуда. Враг оставил много танков, подбитых «королевскими тиграми» и «пантерами», на поле боя к западу от Дикирха, что южнее Сен-Вита.

Американцы ни словом не обмолвились об этой неудаче, зато сообщили, что взятые в плен крауты шатаются от голода, так как уже пять дней не получали никаких пайков. А зачем им нужны были пайки, когда им с избытком хватало трофейных яств!

«Джип» генерала Паттона, управляемый безошибочным «роботом»-сержантом, на бешеной скорости пронесся по каменному виадуку в Люксембурге, чьи опоры стояли в глубокой долине реки Петрюс, и остановился у здания, занятого генералом Брэдли.

— Хай, Омар!

— Рад тебя видеть, Джордж!

Узнав в штабе, что Брэдли, минуя его, Паттона, направил его боевую группу «Б», бригадного генерала Дагера и 4-ю танковую дивизию из Арлона под Бастонь и задержал 60-ю дивизию в Люксембурге, вспыльчивый Паттон загорелся было желанием устроить скандал старшему начальнику, но Брэдли огорошил его последней новостью: Айк через голову Омара назначил Монти оперативным начальником 1-й и 9-й армий. Бедняга Омар пал жертвой межсоюзнических интриг! И Паттон проглотил свой гнев.

Брэдли отвлек Паттона рассказом о своих злоключениях в эти декабрьские дни. Джи-ай трижды останавливали генерала Омара Нельсона Брэдли, командующего группой армий. Паттона они бы узнали в лицо по фотографиям, без конца печатавшимся в газете «Старз энд страйпс», а его начальника не признали.

Пришлось ему отвечать на вопросы:

— Назови-ка столицу Иллинойса!

— Спрингфилд.

— Этот парень о'кей.

Второй вопрос, как правило, касался регби, известного всем американцам и не известного краутам. И тут генерал не подкачал.

— А кто муж Бетти Грэйбл?

Бетти, конечно, генерал знал по кинофильмам и бесчисленным фотографиям. Особенной популярностью пользовались ее снимки в купальном костюме. Знал он также, что ноги свои танцовщица Бетти застраховала на четверть миллиона долларов, хотя многие уверяли, будто даже на целый миллион. Но кто же, черт подери, ее муж? Джи-ай просветил его: великий джазмейстер Гарри Джеймс! На этом он отпустил немузыкального генерала.

В штабе генерала Омара Брэдли в первые дни наступления врага царила паника. Оскандалившаяся разведка с большим опозданием пришла к выводу, что на шесть американских пехотных дивизий навалились двадцать четыре дивизии вермахта, из них десять панцирных! Американцы привыкли действовать превосходящими силами, а тут четырехкратное превосходство врага плюс момент внезапности. Только теперь они поняли, каково пришлось русским в сорок первом. Арденнский блицкриг привел их в ужас, в полное замешательство.

Из Люксембурга с той же скоростью — восемьдесят миль в час — Паттон рванул в Арлон к генералу Трою Мидлтону. Трой был пепельно-бледен и шатался от недосыпа.

— Мой восьмой корпус разбит, — прохрипел он. — Только сто первая держится в Бастони.

— Разжалую! Не потерплю!.. — гремел Паттон. Снова распаляя себя гневом, Паттон помчался под дождем в штаб перепуганного генерала Морриса, командира 10-й танковой, стоящей северо-западнее Люксембурга, чтобы «ободрить» и его, вставить «грифель в его карандаш».

— Подтянись, генерал! Утри сопли! Подчини себе все части в Бастони, кроме сто первой! — кричал он ошеломленному Моррису. — Брось в бой всех черномазых из квартирмейстерских частей и семьсот пятый противотанковый батальон, всех истребителей танков! Не потерплю!.. Разжалую!.. Всех тыловых крыс — на передовую! Контрнаступление начать не позже четырех утра, двадцать второго декабря! Разжалую!.. Не потерплю!..

Когда Паттон вывалился из штаба Морриса, все еще пуская дым из ноздрей, сержант Мим ухмыльнулся и сказал боссу:

— Генерал! Мы неплохо покомандовали сегодня третьей армией, а всех штабников, вместе с генеральным штабом, надо послать в ж…!

Полковник Рюбен Таккер, командир 504-го полка 82-й воздушно-десантной дивизии доносил генералу Гэйвину, что на протяжении всего дня он оборонялся против краутов, бросив в бой у Шено множество 20-миллиметровых зенитных пулеметов на машинах. Только 1-й батальон потерял 225 человек убитыми, но взял местечко, захватив 14 машин с зенитными пулеметами и батарею 105-миллиметровых гаубиц. В одной из штурмовых рот осталось 18 солдат и ни одного офицера.

Генерал-майор Гэйвин, всегда гордившийся, что был он не штабным, а фронтовым генералом, да еще командиром воздушно-десантных войск, в этот день принужден был отметить, что американская базука значительно уступала немецкому «панцерфаусту» — у нас это оружие называли «фаустпатронами». Согласно Гэйвину, немцы захватили много американских базук в Сицилии и не замедлили выпустить свой более эффективный вариант этого противотанкового оружия, увеличив калибр боевой головки с 2,36 дюйма до примерно трех дюймов, а затем и до шести дюймов. Этот фаустпатрон пробивал любую лобовую броню танка. Гэйвин с горечью писал потом, что Пентагон так и не улучшил первые образцы базук до самого конца войны.

21 ДЕКАБРЯ 1944 ГОДА

Командир второго батальона 505-го парашютного полка полковник Бен Вандервурт доносил генералу Гэйвину, что ночью его позиции на берегу реки Сальм близ Труа Понт подверглись ночной атаке подразделения 1-й дивизии ЛАГ. Атака началась в 3.00. Эсэсовцы шли в атаку с криком и гиканьем. Батальон отбил атаку, взял пленных эсэсовцев, совсем еще сосунков — молоко на губах не обсохло. Они заявили на допросе, что прежде им всегда удавалось криком посеять панику среди ами и обратить их в бегство, ами страшатся ночного боя, а ветераны их дивизии научились не терять присутствия духа и ориентировки в ночном и лесном бою у русских на Восточном фронте.

В следующем донесении Вандервурт сообщил, что ему пришлось оставить свои позиции под натиском превосходящих сил противника. Батальон окопался на противоположном берегу реки Сальма. Ходжес приказал через Риджуэя Гэйвину приложить все усилия к тому, чтобы не дать 1-й дивизии СС соединиться с боевой группой Пайпера. Гэйвин передал приказ Вандервурту.

Под вечер Гэйвин посетил генерала Джонса, командира разбитой 106-й пехотной дивизии, в местечке Ренсево. На генерала было жалко смотреть. По его вине в плен сдались восемь тысяч офицеров и солдат 106-й пехотной дивизии армии США. Это была самая большая сдача в плен американцев на Европейском театре военных действий. (9 апреля 1942 года на острове Батаан в Тихом океане японцы взяли в плен 75 тысяч американцев — цифра, не превзойденная в военной истории Соединенных Штатов.)