Корин даже смутился от такого торжественного обращения. Он стал подробно объяснять, как проходит консервация и реставрация картин. Высказал свое беспокойство, связанное с подготовкой к зиме. Корин проработал в музее 30 лет - с 1929 по 1959 г. Он принимал активное участие в подготовке картин к эвакуации. Но затем, с ноября 1941 г. и по сентябрь 1942 г., был назначен руководителем реставрационных работ по восстановлению плафона зрительного зала и главного фойе Большого театра СССР, поврежденного фашистской бомбой. Вместе с ним здесь работала и его жена Прасковья Тихоновна Корина, художник-реставратор.
- Ксения Михайловна Малицкая, как только мы виделись, умоляла нас быстрее вернуться в музей, - рассказывает она, - так как картины находились в тяжелом состоянии. Их нужно было осмотреть, отобрать те из них, которые требовали нашего реставрационного вмешательстве. Поэтому на другой же день после окончания работ в.Большом театре мы пришли в музей и взялись за картины…
Павел Дмитриевич много занимался в то время и живописью. Известны его выдающиеся произведения, созданные именно в годы войны. Интересно его заявление, которое я отыскал в музейном архиве. Оно направлено 7 апреля 1942 г. начальнику ГлавИЗО Комитета по делам искусств при СНК СССР В. А. Шкварикову. «Основное мое занятие - живопись, и я ему уделяю основное время, - пишет Павел Дмитриевич. - Реставрацией я занимаюсь как бы по совместительству и уделять много времени ей не могу. Я согласен вести реставрационное дело в ГМИИ имени А. С. Пушкина в должности заведующего реставрационной мастерской живописи на следующих условиях: я отвечаю за качество выполняемых реставрационных работ, ответственные работы выполняю сам, беру на себя руководство реставрационного дела живописи в ГМИИ, отвечаю за выполнение годового плана. Буду бывать два, раза в неделю по три часа каждый день».
Ни одно живописное произведение, оставшееся в музее, не погибло в годы войны, Все картины по мере необходимости консервировались и реставрировались. Надо отдать должное и реставратору скульптуры Елизавете Арсеньевне Болотниковой, умному, дисциплинированному и решительному человеку.
…Безусловно, Лазарев был прав, когда утверждал, что главный смысл работы сотрудников - сохранение художественных богатств. Но их научная и общественная деятельность в музее была много разнообразнее, шире и насыщеннее. Опять-таки вернусь к протоколам собраний, которые стали проводиться постоянно, примерно раз в неделю, с весны 1942 г. Опять протоколы, скажете вы, уважаемый читатель?! Опять перечень тем, названий, имен, фактов?! Но эти факты, как мне кажется, наглядно показывают обширный круг общественно-политических, научных интересов сотрудников музея.
Так, 11 апреля. 1942 г. обсуждалась перевозка гипсовых изваяний на станцию метро. 9 июля слушали доклад
Блаватского «Техника древней скульптуры из золота». 17 июля говорилось о комплектовании передвижной выставки. О борьбе с сыростью. Предложили приспособить под хранилище картин кабинет директора и помещение секретариата. 27 августа вновь выступает Блаватский о древней деревянной скульптуре. 4 ноября слушался очерк Замятиной об истории музея, обсуждалась подготовка к юбилейной сессии. 7 декабря составляли план лекционных тем, «созвучных военному времени». 24 декабря оживленно обсуждался доклад Никифоровой «Русский народ-богатырь в литературе и изобразительном искусстве».
- Пока нет обобщенных образов героев в современном изобразительном искусстве, - говорила Смирнова. - Поэтому мы должны использовать те работы, в которых этот герой показан конкретно. Я считаю, что в доклад надо внести и партизанскую тему…
- Целесообразно обогатить доклад, - предложил Романов, - рассказом о таких произведениях, как «Переход Суворова через Альпы» В. И. Сурикова и картины В. М. Васнецова.
- Вероятно, нужно на основе доклада, - сказала По-гребова, - подготовить лекции и прочитать их на агитпунктах московских вокзалов, в госпиталях, в школах…
25 декабря состоялись выступления Бритовой и Павлова по проблемам искусствоведческой науки. 30 декабря Лапин доложил о сохранности экспонатов музея, вывезенных в Новосибирск и Соликамск, где он недавно побывал. 20 января 1943 г. - доклад Либман «Отечественная война 1812 года в искусстве». 27 января Вольская познакомила коллег с лекцией «Как смотреть картины», которую она готовила для раненых и школьников. 24 февраля - сообщение практиканта В. М. Полевого об атрибуции древнеегипетских памятников. Его работа признана «вполне убедительной».
- После ранения на фронте и госпиталя я поступил на искусствоведческое отделение Московского университета, - рассказывает Либман Вадим Михайлович Полевой, ныне видный ученый, доктор искусствоведения, лауреат Государственной премии СССР. - Одновременно стал работать в музее. На договорных началах - не то стажером, не то научным сотрудником. Прекрасно помню и «барбизон», и «буржуйку», вокруг которой теснились столы немногих тогда сотрудников. Моими занятиями руководил прекрасный человек и большой ученый Всеволод Владимирович Павлов. Самое светлое, восхищенное впечатление оставила, конечно, Вера Николаевна Крылова. И как человек, и как великолепный специалист-реставратор. Кого еще знал? Бритову, Замятину, Лосеву…
Собрание, которое состоялось 9 марта 1943 г., было посвящено несколько непривычной для художественного музея теме. Она еще раз подтверждает, что его сотрудники не замыкались в рамках узко профессиональных интересов, что они использовали в пропагандистской и популяризаторской работе новинки советской литературы и искусства. В тот день весьма заинтересованно обсуждался литературно-художественный монтаж по поэме Константина Симонова «Суворов». Он получил высокую оценку присутствующих и был рекомендован для исполнения в госпиталях. Подготовила монтаж Елена Ивановна Смирнова, сотрудница кабинета графики.
Удивительной труженицей была Елена Ивановна! Тихая, скромная, незаметная, она отличалась огромной энергией и работоспособностью. Она была одинокой - ни семьи, ни детей, поэтому музей был всей ее жизнью, всем смыслом ее существования. «Смирнова обладает и большими знаниями в области литературы и истории, - отзывается о ней Николай Ильич Романов. - Поэтому всегда умеет осветить художественный материал большой общечеловеческой или патриотической идеей. Всегда научно добросовестно излагает мысль чистым, изящным языком, без ложного пафоса, без сентиментальности, внося теплое искреннее чувство в свое повествование…»
11 ноября 1942 г. Готовимся к ученому совету, посвященному юбилею музея… Утомительно, но атмосфера приподнятая.
Наталья Николаевна была, разумеется, занята организационными хлопотами, ей было не до подробностей в дневнике. Лишь несколько слов и оставила. Обратился я вновь в музейный архив. Нашел протоколы юбилейной сессии, которая состоялась 16 - 19 ноября 1942 г. и стала большим событием в культурной жизни военной столицы.
Но еще 3 ноября перед сотрудниками выступил всеми почитаемый Николай Ильич Романов. Он рассказал о начале послереволюционного периода музея, когда в 1923 - 1928 гг. он был его директором. Да и позже, будучи профессором МГУ и Института философии, литературы и истории имени Н. Г. Чернышевского, до конца дней своих горячо и увлеченно был предан музею. Любил его, никогда не порывал с его коллективом. Особенно деятельное участие в его жизни Николай Ильич принимал в годы войны. Тем более что с 1939 г. он - член его ученого совета, профессор-консультант. Романов часто приходит на Волхонку, подолгу занимается в библиотеке, щедро делится с сотрудниками своими обширными знаниями в области теории и истории искусства.
Он привлекает к себе людей не только огромным научным багажом, но прежде всего добротой, вниманием, благородством. И люди подчас намного его моложе тянулись к нему. Он нужен был им со своей мудростью, благожелательностью, со своим спокойствием и продуманностью суждений, к которым прислушивались.
