В немецких и иностранных газетах регулярно появляются в сообщения о фаустианских превращениях отдельных немцев. Один такой рассказ посвящен бывшей осужденной террористке Силке Майер-Витт, которая в 1977 году участвовала в похищении и убийстве Ганса-Мартина Шлейера, президента ассоциации «Немецкие предприниматели». В настоящее время мисс Майер-Витт — социальный работник и занимается терапией с пострадавшими в Косово. Когда она выступала перед прихожанами лютеранской церкви в Бонне в 2001 году, ее спросили, почему ее «юношеский идеализм» привел ее к терроризму. Она ответила, что «разочарование в [моей] идеологии» требовало больше от германского общества, чем оно могло разумно дать, и она осталась с циничной верой в то, что ничто из деяний человека не имеет значения и не будет играть роли. «Не думаю, что позволю этому случиться еще раз», — сказала она собравшимся и пришла к риторическому выводу: «Что еще я могу сделать?»{831} Такое «штопание и латание» социальной ткани (фраза принадлежит Мартину Лютеру и таким образом он суммирует социальную этику) имеет много прецедентов в германской истории.
Сегодня Германия — это самое густонаселенное государство в Западной Европе, и в 2000 году там также проживало больше всего иммигрантов — 7 миллионов. Эта цифра все увеличивается. Наблюдая за ростом количества иммигрантов, немцы дали ясно понять, что они не хотят стать, как это мягко выразил Роджер Кохен, «многокультурной единицей Европейского Союза». Но, с другой стороны, этого также не хотят и другие нации-члены ЕС{832}. Не удивительно, что кажущийся уклон Германии в подобную сторону вызвал протесты правых. Говоря о потенциальной склонности к неонацистским идеям небольшого яростного меньшинства, министр иностранных дел Фишер выразил собственные страхи перед «пассивной ксенофобией» и возродившейся в Восточной Германии группой «Красная Армия»{833}.
Однако такое скромное фашистское насилие — всего чуть выше ста человек были убиты во время «ксенофобских атак» между 1990 и 2000 годами — кажется наименее возможной реакцией, которой следует ожидать германскому правительству в конце холодной войны. А значит, это хорошая новость для самой Германии, так и для живущих за ее пределами{834}. Более показательным фактом новой иммигрантской Германии являются не мелкие проявления ксенофобии, о которых плачется Фишер. Важнее честная выплата Федеративной Республикой 450 долларов в месяц каждому иммигранту, обеспечение питанием, местом для проживания, образованием, медицинским (включая стоматологическое) обслуживанием, пока этот иммигрант не имеет работы{835}.
Это явные знаки чрезвычайной щедрости послевоенного государства социального обеспечения, как для своих граждан, так и для иностранцев. Правда, его основы дрожат под аккумулированным весом того, что называется эгалитаризмом. Немецкие зарплаты и налоги, если и не являются самыми высокими в мире, то находятся в их числе. Они угрожают как жизнеспособности компаний, так и защищенности работников. Им приходится отдавать до 70 % общего дохода на государственные пенсии, страховку и налоги{836}. Хорошие немцы сегодня разрушаются не военными преступлениями и чувством вины за содеянное в войне, а своей собственной послевоенной щедростью и попытками создать справедливое общество. Из нравственных соображений отказавшись позволить своей стране стать расколотой державой имущих и неимущих, как США, немцы кажутся неспособными отпустить осаждаемое общество согласия и рога изобилия, которого добились путем принуждения. Но если последнее будет продолжаться, то следует найти новые пути установления свободы и равного распределения, чтобы меньшее все еще казалось таким же, если не может стать большим. Эту цель предлагает история, и она находится вполне в рамках способностей немцев.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
1. Памятник девятнадцатого века Арминию, под Детмолдом в Тевтобургском лесу (фото любезно предоставлено Мартином Виландом, Институт археологии при Кёльнском университете).
2. Германские рабы первого столетия, взятые в плен римлянами под Майнцем (фото любезно предоставлено Майнцким земельным музеем). в Тевтобургском лесу (фото любезно предоставлено Мартином Виландом, Институт археологии при Кёльнском университете).
3. Сидящий на лошади франк Хлодвиг из династии Меровингов просит Иисуса Христа даровать ему победу над племенем алеманнов, обещая принять христианство (репродукция любезно предоставлена «Бетманн / Корбис»).
4. Ганс Гольбейн изобразил Мартина Лютера как германского Геркулеса. У его ног — поверженные философы и схоластики, на основе работ которых строилась ложная доктрина средневековой церкви: Аристотель, Ломбард, святой Фома Аквинский, Уильям Оккам и Николай из Лиры.
Лютер вот-вот казнит Якоба Гохштратена, следующим на очереди Папа, свисающий с зубов Лютера (репродукция любезно предоставлена Центральной библиотекой Цюриха).
5. Автопортрет Дюрера в виде Иисуса Христа, 1500 год (репродукция любезно предоставлена Баварской государственной картинной галереей).
6. Автопортрет Дюрера, выздоровевшего после чумы, 1502-03 гг. (репродукция любезно предоставлена «Бетманн / Корбис»).
7. Вольтер просвещает Фридриха Великого в саду у замка Сан-Суси (репродукция любезно предоставлена «Бетманн / Корбис»).
8. После Битвы народов в 1813 году Наполеон пересекает поле брани под Лейпцигом со своими генералами, среди них — один мамелюк. Видя около тридцати семи тысяч французских трупов, устилающих поле, он говорит благодарным воронам, чтобы все бросали и улетали, а сам убегает со сцены, его по пятам преследуют казаки (репродукция любезно предоставлена Bildarchiv Preussisher Kulturbesitz).
9. Простой, честный Михель, в виде которого изображается более свободная и объединяющаяся Германия, поднимается в 1848 году против разделивших и эксплуатировавших ее европейских держав — французы сбиты наземь, русские поставлены на колени, англичане спешат прочь, папство полностью отступило, как отступают и служащие только своим интересам германские аристократы (репродукция любезно предоставлена Германским национальным музеем (Нюрнберг)).
