От такого сравнения даже зубы сводит. Вот это я называю – неумелое, грязное вранье. Сказать, что мы с Тэоной похожи, все равно, что сравнить трели сладкоголосой птицы с петушиным кукареканьем. Но я и не думаю спорить. Смиренная Безымянная, каковой я теперь являюсь, ни за что бы не посмела спорить с благородным чистокровным каруином. Хотя бы из чувства самосохранения.

— Ты бы не мог подсказать мне, как здесь заказывать завтрак?

— Его должен принести твой слуга.

— Слуга? - Взошедшие, о чем он вообще?

— Кто-то ниже тебя по социальной лестнице, - довольно спокойно растолковывает мой неожиданный собеседник. - Кто-то, у кого меньше денег и кого родители сбагрили сюда с глаз долой. Кто-то с факультета Помощников. Или тот, кому очень нужен стабильный заработок без необходимости выгребать лошадиное дерьмо или чистить колбы в лабораториях.

Вот такой вот поворот.

— А если у меня нет… слуги? – Хотите верьте, хотите нет, но это слово категорически режет мне язык.

— Вон там, - парень указывает на выложенную черным камнем квадратную арку, - вход на кухню. Благородные старшекровные туда не ходят, только слуги. Но ты можешь попробовать завести свою традицию. Только учти, что сразу станешь центром внимания для всех.

— Это лучше, чем умереть с голоду, - передергиваю плечом.

Как раз собираюсь подняться, но каруин заставляет меня передумать одной-единственной фразой.

— Тэона была моей служанкой. И ее место до сих пор вакантно.

Этот вираж я преодолеваю уже почти с трудом. В голове мигом проносится целая вереница образов, в которых моя сестра блистала в шикарных нарядах, получала горы писем от поклонников, единственная из всей семьи посещала светские мероприятия и была всеобщей любимицей. Чтобы получить какое-то украшение, ей не нужно было становиться чьей-то девчонкой на побегушках, хватило бы щелчка пальцами.

— Ты что-то путаешь, - лепечу я. Гадость, конечно, но голос предательски дрожит.

— Ничего я не путаю. А вот ты теряешь время. Видишь, вон там, жирная корова. – Он без стеснения тычет пальцем в сторону прыщавой пухлой блондинки в паре столов от нас. – С каждой минутой ее шансы стать моей служанкой становятся все больше, а твои – все меньше. Потому что я до смерти хочу есть и мне лень снова одалживать у брата его побегушку. Кстати, имей ввиду, что все слуги автоматически попадают под защиту тех, кто их нанимает. Обидеть побегушку - значит, нанести оскорбление ее хозяину. Так что шевели мозгами, малышка. Глупой ты, как будто, не выглядишь.

— И как долго я могу быть… твоей служанкой, если соглашусь? - облизываю пересохшие губы.

— Сколько сама пожелаешь? Ты будешь получать жалование за неделю. Если, скажем, захочешь уйти посреди недели – не получишь ничего. В обязанности служанки не входит грязная работа: уборкой, стиркой и прочим занимаются мои рабы. Ты же будешь обеспечивать мне комфортное пребывание и долю развлечений: приносить еду, делать письменные задания, приносить и забирать мою личную корреспонденцию. Иногда будешь посещать со мной различные мероприятия. По правилам академии, я не могу тебя и пальцем тронуть во всех смыслах этого слова, невзирая на то, что, формально, стану твоим господином. И, я повторяю, никто не посмеет тебя обидеть, потому что это будет считаться оскорблением меня лично. Не подумай, что я хвастаюсь, но здесь не так много людей, готовых перейти мне дорогу.

Вообще-то, это звучит именно как стопроцентное хвастовство, но мне плевать. Воодушевленная тем, что все не так уж страшно, как кажется на первый взгляд, я задаю последний, самый решающий и животрепещущий вопрос.

— И каким будет мое жалование?

— Тэоне я платил двадцать серебряных в неделю. – Он придирчиво и вместе с тем небрежно окидывает меня взглядом. Как будто решает, чего я стою и не будет ли цена слишком высока. Ему явно очень не хочется переплачивать. – Ты будешь получать пятнадцать. Не обижайся, но выглядишь ты недостаточно хорошо, чтобы своей мордашкой скрашивать мои скучные серые будни. Да и твой рабский статус тоже мне не на руку.

— Почему бы тогда не выбрать кого-то посимпатичнее и без клейма?

Он улыбается, давая понять, что как минимум ему интересны мои прямые вопросы.

— Потому что у меня добрая душа, и, по меньшей мере, одно из сердец знает, что такое сострадание.

Я не верю ни единому слову. Сострадание – это когда вы видите щенка в луже, скидываете с плеч страшно дорогой плащ, кутаете в него несчастное животное и, исполненные желания сделать мир лучше, несете щенка домой. Добро – это почти то же самое, но плащ вы портить не станете, а щенка передадите на псарню. Хотите верьте, хотите нет, но мой великолепный мертвый Ашес был единственным, кто проявил ко мне сострадание и добро, при этом не глядя на меня как на мокрого грязного зверька.

— Твоя сестра много раз хвалила твой блестящий ум и ядовитое чувство юмора. - Он смотрит на меня так, словно собирается похвалить. - Надеюсь, она не сильно преувеличивала?

Тут я уже никак не могу сдержаться и позволяю себе порцию злого смеха. Тэона – и вдруг хвалила меня? Он уверен, что мы говорим об одной и той же эрд’Кемарри?

— Прошу прощения, - под его хмурым взглядом я тут же затихаю, хоть внутри продолжаю хохотать. – Просто мы с Тэоной были не очень дружны. Лучшее, что я слышала от нее в свою сторону - уверения, что я могла родиться еще уродливее.

— То же самое я регулярно говорю своему брату. – Губы моего собеседника трогает хищная улыбка. – Просто чтобы он не задирал нос и не забывал, кто старший. В целом, он неплохой парень, разве что дурак, каких свет не видывал.

— Ты сказал, что одалживал его помощницу, значит, твой брат тоже учится в Аринг-Холле. Он не может быть дураком, раз поступил сюда.

— Вот теперь я начинаю понимать, что имела в виду Тэона, кода нахваливала твою проницательность. – Он откидывается на спинку стула, и на этот раз его оценивающий взгляд куда благосклоннее. – Ты только что подняла свое содержание до семнадцать серебряных монет, а если и дальше будешь такой же умницей, я покажу, что могу быть очень… - Он так резко подается вперед, что я едва не задыхаюсь, когда мой нос оказывается едва ли не расплющивает его лицо. – Я могу быть очень щедрым, малышка.

— Я согласна, - отвечаю скороговоркой и отодвигаюсь подальше вместе со стулом.

Он и глазом не моргнул. Вместо этого растягивает губы в недоброй улыбке, давая понять, что знал ответ еще до того, как задал вопрос.

Для меня все проще простого. Я слишком хорошо знала Тэону. Она никогда бы не стала чьей-то помощницей ради денег или любых других материальных выгод. Тэона могла бы угодить в ловушку по незнанию, но после ее письма я больше не считаю сестру безголовой. Если она позволила себе унизиться до статуса служки, значит, на то имелась очень веская причина.

И интуиция подсказывает, что если я последую ее путем, то, возможно, найду ответы на те бесконечные вопросы, ради которых и разыграла эту авантюру.

А еще мне банально до желудочных колик хочется есть и не хочется становиться гвоздем утреннего представления. И это предложение решает денежный вопрос. Семнадцать монет в неделю только за то, что я буду приносить еду и делать бумажную работу – да где еще найти такое выгодное предложение? Я готова унизиться до роли чьего-то карманного зверька, но не до чистки лошадиного дерьма или работы в прачечной. И самое главное, меня крайне воодушевляет мысль о защите. Правда, гадкий внутренний голос уже начинает тихонько пророчить, что бесплатный сыр только в мышеловке и, возможно, уже очень скоро мне предстоит пожалеть о скоропалительном решении.

Но сейчас-то все хорошо? Уж точно гораздо лучше, чем когда меня собирался прирезать нанятый убийца, а я и тогда не упала духом.

— Могу я узнать твое имя? – спрашиваю я.

— Рэн эрд’Греверр, студент третьего курса. Для тебя: господин Рэн.

Несмотря на то, что он говорит спокойно и без намека на высокомерие, я всерьез обеспокоена. Ну, то есть, когда кто-то ведет себя мерзко, но вполне ожидаемо – это можно понять. А что делать, когда и зацепиться не за что?