Только на следующий день после кремации из Лондона прилетел Фергус, старший сын Дональда (раньше не пустили). Не взял ни одной вещи, ни одной безделушки на память об отце, только урну с прахом — и похоронил ее в семейном склепе Маклэйнов.

Всю жизнь Маклэйна и его близких преследовали хула и клевета западных СМИ. Ничего удивительного в этом нет. Англосаксонская гордость и патриотизм были уязвлены. Ведь не маргинал какой-нибудь, а человек из высшего круга презрел блистательную дипломатическую карьеру, достаток, положение в обществе и обрек себя на бедность и прозябание за «железным занавесом».

Желтые и нежелтые журналисты искали скрытые грязные пятна в прошлом Маклэйна и других супершпионов. Отголоски этой клеветы порой доносятся до нас и после смерти Дональда.

Да и среди наших с мужем друзей кое-кто недоуменно пожимал плечами: поверил в социализм? Предал свою прекрасную отчизну ради Сталина?

А как же вера в Бога, святые традиции, любовь к отечеству? Дворянская честь, в конце концов?

В нашей стране, где Родина неизменно пишется с большой буквы, где люди придумали даже Малую Родину — то ли полувымершую деревню, то ли одну-единственную московскую улицу: Арбат! Тверскую! Чистые пруды! — поступок Маклэйна особенно трудно объясним.

Думаю, объяснение лежит в дате рождения Дональда — 1913 год. Люди начала прошлого века верили, что XX столетие станет особенным. Верили, что этим столетием будут править Разум, Прогресс, Наука, Демократия. И что все это станет служить благу человека. И мои родители, и отчасти я принадлежим к этим людям.

Но вот поколение первых лет XX века стало свидетелями того, как уже в 1914 году цивилизованные европейские страны, словно дикие звери, набросились друг на друга. Кузен Вилли, немецкий император Вильгельм II, кузен Ники, русский царь, и их близкий родственник Георг V, британский король, а также правительство «la belle France» убили и искалечили миллионы.

Мы говорим сейчас о синдроме Вьетнама, Афганистана, Чечни. Синдром мировой войны 1914 года наложил отпечаток на все столетие. Большевизм, фашизм, терроризм, крайний национализм — все это родилось в окопах Первой мировой.

Не только поколение непосредственных участников войны, сидевших в окопах, но и поколение Маклэйна можно считать потерянным.

Сейчас мы пишем о сговоре Сталина с Гитлером, о советско-германских «секретных протоколах» и о желании двух диктаторов поделить мир, но не надо забывать, что до пакта Молотова — Риббентропа был Мюнхен, когда британский премьер Чемберлен и его министр Галифакс бросили под ноги фюреру Чехословакию. Не надо забывать также, что была и «странная война» на Западе, и предательство французского премьера, Лаваля и маршала Петэна.

Да, западноевропейская интеллигенция верила в то, что только СССР сумеет сокрушить нацистскую Германию… И как могла старалась ему помочь.

Наверно, Дональд Маклэйн был не столько патриотом Британии, сколько патриотом Европы, Мира и всей этой «милой зеленой планеты Земля», как писал перед смертью в одной из своих статей Томас Манн.

Из книги Блейка я узнала, что Дональд только сутки был без сознания. Все остальное время, уже на пороге смерти, он оставался в твердой памяти и здравом рассудке.

И сейчас, уже очень старая и больная, не могу отрешиться от вопроса: жалел ли он или не жалел о своем поступке, так кардинально изменившем его жизнь и жизнь его близких?

Ну вот, сочинила панегирик знакомому разведчику.

Может быть, это действительно такая почтенная и героическая профессия?

Лучше не стану рассуждать на эту тему. Дам Джорджу Блейку высказать все, что он думает о разведке: «Когда выбираешь профессию разведчика, надо быть готовым ко лжи и обману. А если у кого-то есть сомнения на этот счет, то стоит  подыскать другую работу. Потом в игру вступает другой важный психологический фактор. Офицеру разведки, любому разведчику по характеру своей работы приходится делать то, что в обыденной жизни приводит к столкновению с законом. Иногда приходится вскрывать чужие письма, подслушивать телефонные разговоры, искать компроматы, принуждать, шантажировать, а в исключительных случаях и организовывать политические убийства или замышлять террористические акты. Все время приходится развращать людей, разными способами склонять их к нарушению закона и нелояльным по отношению к собственной стране и правительству поступкам…»

Блейк уверяет, что пройдет время — и профессия разведчика, подобно профессии трубочиста, за ненадобностью отомрет.

Блажен, кто верует…

P.S. Мой ближайший сосед в писательском поселке в Красновидове — видный советский разведчик, правда в отставке. Но, как говорят, чекистов в отставке не бывает.

Глава IX. ИЗ ИЗГОЕВ В ПЕРЕВОДЧИКИ

Для чего я лучшие годы

Продал за чужие слова?

Ах, восточные переводы,

Как болит от вас голова.

А. Тарковский

1. Акафисты чужими устами. «Восточные переводы»

Итак, на дворе «оттепель», или, как теперь говорят, «вегетарианские времена». Муж в фаворе. Подруги тоже устроены — честолюбивая и деловая Рая в новом журнале «Иностранная литература» завредакцией и в будущем член редколлегии. Но и неамбициозная Муха успешно работает в отделе писем в «Литгазете», а потом и редактором в журнале «Дружба народов». А я должна признать, что на моей карьере журналиста-международника надо поставить крест. Даже в «Литературке», где мне активно помогает Олег Прудков, печататься сложно. Да и материалы для статей каждый раз достаешь с трудом. То же самое и со статьями по литературе в толстых журналах.

Надо как-то выходить из заколдованного круга. Но как? Видимо, наподобие Остапа Бендера из «Золотого теленка» переквалифицироваться в… управдомы. В моем случае оставить все мечты о штатной работе и стать чем-то вроде надомницы. Иными словами, не зависеть от отделов кадров, от анкет, от «первых отделов». Сидеть у себя дома, за своей пишущей машинкой, за своим письменным столом. И в то же время не прослыть, упаси бог, тунеядкой.

И я принимаю решение стать переводчиком — переводить художественную литературу: рассказы, повести, романы хороших немецких писателей. Слышала, что существует такая «могучая кучка» переводчиков с иностранных языков. И они в почете…

Но одно дело «решить», а как это провести в жизнь? Ведь, чтобы переводить, надо, оказывается, войти в обойму, приобрести имя. И еще, оказывается, «могучая кучка» переводчиков принадлежит к огромной организации, входит в клан, или, по-советски, в «цех» под названием «советская школа перевода». И вся эта «школа» на моем пути в скромную «надомницу-переводчицу».

Все, что я напишу далее, я, конечно, осознала отнюдь не сразу. Это, так сказать, результат «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». И ушли на мои наблюдения и заметы долгие годы… Поэтому считаю, что я вправе кое-что из них обнародовать.

Скажу сразу, что главный «цех» советской школы переводов был цех переводчиков, перелагавших на русский язык стихи и прозу с языков народов СССР. Особенно стихи. Часто это делали люди, не имевшие отношения к «советской школе перевода». Переводили все известные поэты — от Пастернака до Ахматовой (она это делала очень неохотно)… Но в большинстве случаев в роли переводчиков выступали профессионалы; иногда очень талантливые. Переводчиков-непрофессионалов и профессионалов роднило одно — и те и другие не знали языка подлинников. И те и другие переводили с подстрочников.

История этих переводов поистине уникальна. Достаточно сказать, что переводчики-демиурги создали в 1930-х годах двух «больших» поэтов — казаха Джамбула Джабаева и лезгина Сулеймана Стальского, от имени которых печатно восхваляли Сталина. Джамбул — советский Гомер — свои восхваления пел. И пел, видимо, часами, сутками, поскольку каждый стих помещался только на целой газетной полосе «Правды». Сулейман Стальский якобы писал свои сочинения пером, но подлинников никто не видел. И он тоже числился Гомером.