– В чем дело? – вслух спросил он. – Она уже бросила меня?

Он положил фарш в холодильник и вернулся в комнату ждать Броню. «Почему все они вдруг бегут от меня?» – смеясь подумал он. Вспомнил одну из историй брацлавского ребе Нахмана^[25]. Начиналась она с упоминания страны, откуда случился массовый исход. «Все бежали, царь, вельможи, купцы…»

Герц часто удивлялся, как ребе Нахман мог написать такие истории, не снабдив их пояснениями. Например, что такое массовый исход? Где и когда могло случиться, чтобы все страна разом обратилась в бегство? Так или иначе, эти слова производили странное впечатление и обладали властью грезы. Да, вероятно, некогда в долгой истории человечества такое и вправду случалось. Бывали массовые миграции, так же как бывали войны, революции и гражданские войны. Да и исход есть не что иное, как массовое бегство? Поголовно всему народу опротивело собственное окружение. Сотни тысяч или даже миллионы людей вдруг снялись с места и, недолго думая, отправились в путь, словно лемминги.

Вечерело, окна в комнате Герца налились синевой. Он проголодался. На часах было уже без двадцати десять.

Странно, что не слышно ни шагов Бесси, ни ее возни в передней или на кухне. Обычно она около девяти выходила в коридор и прочищала горло, подавая ему сигнал, что готова к сеансу. Иногда даже открывала дверь и окликала его. Однако на сей раз во всем доме царила мертвая тишина. «Что здесь происходит? Что за козни плетутся против меня?»

Герц буквально чуял, что против него ополчились некие силы. Не те, какие Бесси будто бы призывала в своем трансе, другие, реальные. «Кто знает? Может, мне уже настал конец?» – думал он. Казалось, в воздухе пахло тленом. Внеземные термиты украдкой подгрызли фундамент, пол проваливался у него под ногами, разверзшаяся бездна ждала его – бездонная пропасть, где кончают все, кто искушает судьбу и ищет больших наслаждений, нежели им дано. Ладно, но что же все-таки случилось? Ведь и в превратностях судьбы должна быть хоть крупица логики, пусть даже поверхностная и обманчивая.

«Загляну-ка я в комнаты Бесси», – решил Герц.

Он открыл дверь гостиной, где обычно проходили сеансы, однако там было темно. Заглянул даже в спальню Бесси, но нет, ее тоже не было дома.

«Загадка, загадка! – снова и снова твердил себе Герц. – Люди стараются постичь Бога и Его дела, но не могут даже объяснить происходящее в их собственном мирке. Едва лишь рутина нарушается, они совершенно беспомощны». Он и сам, бывало, куда-то откладывал письмо или рукопись и, сколько ни искал, никак не мог найти. Как-то раз целое утро потратил, разыскивая шлепанцы, которые Броня поставила на радиатор. Что ж, хоть какое-то утешение, рано или поздно ответ находился и зачастую был не менее прост, чем прежде казался сложным. Может, именно так и разрешатся вечные вопросы, когда человеку будет дозволено заглянуть туда, куда он раньше заглядывать не смел.

Внезапно Герц услышал скрежет ключа, который спокойно и аккуратно вставили в замочную скважину двери, выходившей на лестницу. И мгновенно сообразил, кто это – мнимая Фрида, «дух», нанятый Бесси материализоваться перед ним.

Герц давно уже раскусил, как все совершалось. Молодая женщина приходила с черного хода. Бесси, обладавшая прямо-таки звериным слухом, тотчас начинала шуметь, а тем временем пришелица спокойно кралась в маленькую ванную для прислуги и ждала, пока Бесси не подаст ей знак явиться. Все было устроено настолько примитивно, что пойматься мог только дурак, но подобные приемы обманывали и таких знаменитостей, как сэр Оливер Лодж, сэр Уильям Крукс, Фламмарион, Ломброзо и даже Уильям Джеймс^[26], в своей «Воле к вере» поставивший диагноз собственной доверчивости.

В этот миг Герц принял решение. Раз Бесси дома нет, это наилучшая возможность познакомиться с «духом» и раз и навсегда выяснить, кто она и что заставило ее разыгрывать эту трагикомедию.

На цыпочках он поспешил к ванной для прислуги, чтобы оказаться там раньше ее. Глаза привыкли к темноте, а при необходимости он умел двигаться бесшумно, как кошка.

Все заняло считаные секунды. Несколько шагов – и он возле ванной. Дверь оказалась приоткрыта, и он потянулся закрыть ее. Опасно, конечно, вдруг заскрипит, но она закрылась бесшумно. В ванной было маленькое оконце с матовым стеклом, выходившее на узкий двор.

Герц чувствовал себя словно хищник. Вот так лев в засаде караулил зебру, пришедшую ночью к водопою.

Тут не до колебаний, все происходило слишком быстро.

Едва Герц закрыл дверь, женщина осторожно ее открыла.

И Герц сделал то, чего совершенно не планировал. Дернул за шнурок и включил верхний свет. Он думал перехватить руки женщины, но за долю секунды сообразил, что от испуга она готова потерять сознание.

Герц стоял, не сводя с нее глаз.

Перед ним была молодая женщина лет тридцати, ростом меньше, чем казалась в привиденческом одеянии, в темном платье, с длинными, зачесанными вверх черными волосами, в черных чулках и черных туфлях. Лицо круглое, бледное, с коротким носом и большими черными глазами. Только рот выглядел непропорционально большим. В одной руке у нее была сумочка, в другой – соломенная корзинка.

Вскрикнув, она растерянно замерла на пороге. Герц тоже на миг онемел. За минувшие ночи он, воображая себе неведомую обманщицу, составил портрет этакой дешевой аферистки, актрисы или даже цирковой танцовщицы. Он предполагал, что она еще молода, лет двадцати, но перед ним была респектабельная еврейка, одетая старомодно, – так женщины одевались много лет назад на давней родине.

Немного погодя она опомнилась, в глазах заиграла шаловливая улыбка. Лицо тотчас помолодело, стало более дерзким, более обольстительным. На щеке даже ямочка проступила.

– Вот вы, значит, какая! – воскликнул Герц.

– Да, кошка из мешка, – ответила она с наглостью воришки, который застигнут на месте преступления и уже не может притворяться. Помолчав, она добавила: – Вы меня не знаете, но я вас знаю.

– Вот как?

– Я всегда хожу на ваши лекции.

– О, в самом деле?

– Да.

И она подмигнула левым глазом.

2

– Идемте отсюда, – сказал Герц. – Миссис Киммел вернется с минуты на минуту.

– Понятно…

– Мы можем столкнуться с ней в лифте.

– Я пойду по лестнице.

– Ладно. Ждите меня на улице, но не у подъезда. Через дорогу.

– Хорошо, подожду.

Она быстро отвернулась, чтобы уйти тем же путем, каким пришла, но, выходя, опять улыбнулась и подмигнула.

Герц выключил свет в ванной. Секунду прислушивался, ждал. «Что за безумные истории случаются со мной!» – сказал он себе. Возникшие сложности – как нередко бывало – удручали его и одновременно интриговали. Что это? Чем все обернется?

Он вышел через ту же дверь, что и «дух», но рассчитал время так, чтобы не обгонять ее на лестнице. «Мне следовало стать вором или медвежатником», – подумал он, спокойно спускаясь по ступенькам. Старался услышать внизу шаги женщины, но, по-видимому, она шла так же тихо, как и он. Оставалась одна опасность – можно столкнуться в холле с Бесси или с Броней.

Герц толкнул дверь в вестибюль и быстро выскользнул на улицу. Темнота кругом. Мальчишки-пуэрториканцы открыли гидрант и превратили водосток в реку. В потемках и правда сущая река. В ней отражались дома с освещенными окнами и даже небо. Ребятня голышом плясала под брызжущим фонтаном, размахивала руками и ногами, будто пловцы. Мужчины, кто в нижних рубахах, а кто и без, вместе с женщинами в купальных костюмах сидели на ступеньках, коробках, стульях, тараторили по-испански и предостерегающе покрикивали на детей. Какой-то автомобиль попытался переплыть поток, и матери с перепугу закричали.

«Где же она? Тоже сбежала?» – спросил себя Герц.

Он подвернул брюки повыше, чтобы не замочить, но понял, что толку не будет. Прошел полквартала к Бродвею, пересек улицу – мнимая Фрида ждала там, с сумочкой и корзинкой в руках. Она улыбнулась скромной, сведущей улыбкой, и он вдруг сообразил, что видел ее раньше и уже разговаривал с ней – не только в темноте или при свете Бессиной лампы, накрытой красным крепом, но где-то еще, при нормальном освещении. Вспомнил, как она сказала, что посещала его лекции.