Так продолжалось до глубокой ночи. Прежде король заснул бы от такого безблагодатного зрелища или, напротив, маялся бы головными болями, но сейчас, как ни странно, ничего такого не было. Его по-прежнему никто не замечал, кроме одной кошки, которая с громким обиженным мявом отскочила, когда король наступил ей на хвост.
Караджорджа со своими гайдуками тоже неотлучно был на свадьбе, пил, ел, плясал и подарил молодым полный кошель дукатов. И кум его, князь Вуица, тоже был здесь со своими людьми. Сидел подле вождя, задушевную беседу вел. А еще поднимали они вместе с вождем чаши заздравные. Полный лад был у них. Не верилось даже, что один уже предал другого.
В полночь молодых проводили к их брачному ложу. На самом деле это были две сдвинутые лавки с постеленным на них домотканым ковриком, куском льняного полотна и вышитыми подушками. Королю было трудно представить себе, что на таком можно не то, что спать, но и просто лежать. Слава Богу, милая Драга спит сейчас в кровати с балдахином, на перинах из лебяжьего пуха и тончайших батистовых простынях.
За полночь гости начали разъезжаться. Уехал князь Вуица. Засобирался и Караджорджа со своими гайдуками. Король с ужасом представил, как он сейчас в темноте будет бежать за ними по дороге, но из разговоров гайдуков он понял, что они едут в какой-то караджорджев конак[10] на радованском лугу, недалеко от села. Король вышел на дорогу вслед за уехавшими всадниками, но, что удивительно, не заблудился в темноте. Ночь была ясной. Луна освещала дорогу, как днем. Из зарослей раздавались ночные звуки. Горный воздух пах сладкими цветами. Положительно, в местной природе есть что-то приятное, отдаленно напоминающее дорогие французские духи.
Конак король увидал сразу. Правда, по его понятиям, это был даже не конак, а сельская куча, в два этажа, чуть больше обычных в этом селе. Конак был у его предка, Милоша Обреновича, под Белградом, король Александр бывал там. Но это был скорее коттедж, как сказали бы англичане. А государственные дела двоюродный прадед предпочитал решать под платаном, который рос во дворе конака по сию пору.
Вокруг дома было светло – горели факелы – и стояли кони у коновязи. Но не кони привлекли внимание короля, а изящная венская коляска старинного вида, стоявшая во дворе. «А это откуда здесь? – подумалось ему. – Неспроста, ой, неспроста!» Чутье не подвело короля. Коляска принадлежала двум русским офицерам, которые входили в дом, королю удалось рассмотреть их. Оба нестарые и не грузные, затянутые в мундиры с пышными золотыми эполетами и аксельбантами. В белых рейтузах и белых перчатках, высоких черных сапогах и треуголках с плюмажами. Хотя мундиры их и были старинными, уже лет пятьдесят как таких не носили, а все ж таки выглядели они неплохо. Пусть враги. Но с хорошо одетыми врагами и поговорить приятно!
Король вошел вслед за офицерами в дом. В одной из комнат, в тусклом свете от свечей, на коврике, расстеленном на полу, по-турецки сидел босой Караджорджа. Он жестом предложил офицерам сесть на подушки подле себя, хотя тем, с их сапогами и мундирами, было крайне неудобно. Пока русские рассаживались, гайдуки поставили перед вождем низенький столик, на котором стояли блюда с запеченным ягненком, сыром, лепешками и стеклянный кувшин со сливовицей. Караджорджа почесал свои грязные ноги, потом взял в руки ягненка, переломил ему хребет, оторвал изрядный кус мяса и предложил русским. Короля Александра чуть не стошнило. Господи, какая антисанитария, какая дикость! Вон даже русские икнули и от мяса отказались, заверив, что они де уже отужинали и не голодны. Но зато взяли из рук вождя стопки со сливовицей.
Вблизи Караджорджа казался старше. Это была уже не та икона патриотов, с вечно юным ликом, преисполненным силы и доблести. Даже в неверном свете свечей было видно, что на лбу его залегли морщины, а в волосах белеют седые пряди. Стареешь, Караджорджа, стареешь. Хватит ли у тебя сил исполнить задуманное? Шутка ли – вырвать Сербию из турецких лап и одновременно не дать ей стать австрийской колонией? Но тут вождь встрепенулся, и сразу стало видно, что все-таки это был он, знаменитый Георгий Черный, поднявший в Орашаце народ на первое восстание против турок, по слову которого десятки, сотни тысяч были готовы отдать свои жизни, и по слову которых он готов был отдать свою.
Пока король рассматривал его, вождь отодвинул столик, достал из сундука карту – на ней были изображены Сербия и окрестные земли – такими, какими они были в 1817-м году – и расстелил ее прямо на полу. Они с русскими склонились над ней – Караджоржда то и дело тыкал в нее своим кинжалом – и начали что-то живо обсуждать по-русски. Король понимал этот язык со второго слова на третье. Когда он был еще ребенком, мать возила его в Россию, в Крым, они целый месяц гостили у дядюшки Алекса в Ливадийском дворце. Надо сказать, что дворец этот был не хуже, чем итальянские виллы, а в чем-то даже и лучше, обширнее и роскошнее. Там-то маленький Саша и овладел русским слегка. А вот Караджорджа, похоже, понимал и говорил на нем прекрасно. Ну конечно, он несколько лет жил в России и всегда получал оттуда помощь.
Однако когда король Александр прислушался к тому, о чем говорилось, волосы у него едва не встали дыбом. Они обсуждали поставки оружия, пороха и передвижение войск! Нет, турок надо было гнать, в этом не было никаких сомнений. Это была помеха на пути в Европу. Но вступать в сговор с Россией, этим деспотическим и в сущности варварским царством, не слишком далеко ушедшим от той же Порты, где отрицались все европейские свободы – это было слишком. Это была измена, за что во все времена полагалась смертная казнь. И это при том, что двоюродный прадед короля Александра, Милош Обренович, уже заключил очень выгодный договор с Австрией и готовился с ее помощью победить турок и добавить милую несчастную Сербию к сонму европейских народов! Сговор с Россией надо было предотвратить любой ценой. Король, казалось, забыл, что именно это и сделал его предок и основатель династии, и именно за это ему, его дальнему потомку, приходилось нынче отвечать перед вездесущей и всемогущей Черной рукой.
Из разговора король понял, что русские предоставят Караджорже помощь оружием и деньгами, а также добровольцами, которые, однако, не будут носить русскую форму. А еще русские пообещали, что признают Сербию и ее нового правителя тотчас же, как только турки будут изгнаны из Белграда, и одновременно – развернут фронт где-то с другой стороны обширной Османской империи. План был прекрасный, что и говорить. Но они не учли одного – что голова Карагеоргия не так крепко держится на плечах, как им хотелось бы.
В тихий предрассветный час, когда кажется, что любой шаг эхом отдается в горах, русские офицеры покинули конак. Сам же вождь, взяв с собой несколько своих людей, подался в сторону ближайшего леса. За лесом начинались луга и сады, сладко пахло сеном и цветами. На краю леса стоял небольшой сарай для сушки табака, там вождь и заночевал. Король слышал, как он говорил, что в доме жарко, а здесь де больше прохлады.
Пока вождь, расставив гайдуков вокруг сарая, спал внутри, Александр сидел неподалеку. Он не чувствовал ни желания спать, ни усталости, обычных в таких обстоятельствах. Остаток ночи король был погружен в размышления. Вот как, как этот Караджорджа мог покуситься, можно сказать, на святое? Растоптать союз с мощнейшей европейской державой, можно сказать – со всей Европой? И ради чего? Ради союза с Россией?! Вот правду говорят умные люди, и тому же короля Александра учили с детства: России нельзя доверять. Эти ушлые русские только и ждут, чтобы ослабить Европу и завоевать ее. Чтобы все свободные европейцы стали рабами русского царя, как будто ему мало рабов и мало земель. Во всем, что происходило плохого в Европе, была виновата именно Россия и никто иной. Надо будет решить эту проблему радикально – порвать дипломатические отношения с Россией и отозвать послов. Ничего хорошего от нее ждать нельзя.
