Тут Юра заметил, что в соседнем переулке, мигая синими огоньками, малым ходом движется «скорая помощь». Надо же! Повезло тебе, мужик!

Орлинский оперативно преодолел тридцать метров и стал перед «скорой», раскинув руки в стороны. Машина остановилась. Он подошел к окошку со стороны пассажира. Там сидела женщина-врач, в маске, с усталыми глазами.

«Скорую» вызывали? – как-то не очень дружелюбно спросила она.

Нет. Только что увидел человека в соседнем переулке, без сознания, трезвый вроде, прилично одет, но совсем остыл и пульса почти нет. Сердце, наверное. Помогите!

Пульса почти нет? Остыл? Сердце? Вы чего – врач? Диагнозы тут ставите! – проворчала женщина, но, повернувшись к водителю, сказала:

Дядь Вить, давай подъезжай поближе, посмотрим. Вторые сутки на ногах с этой пандемией…

После осмотра Орлинский, по команде врача, помог погрузить мужчину в машину.

Жить будет! – дала слово врач, накрывая больного блестящим, как фольга, термоодеялом. – Молодец, что мимо не прошёл!

Это вам спасибо, что помогли! Можно я про вас вашему начальству скажу, отблагодарю?

А ты сам-то кто таков будешь, боец?

Орлинский по её глазам понял, что под маской она улыбается.

Да вроде как журналист. Говорят, порядочный, – в тон ей ответил Юрий.

А я и смотрю, лицо знакомое! Видела тебя по телику. Дядь Вить, а ты не видел?

Я этот зомбоящик вообще не смотрю, меня внуки на интернет подсадили! – ответил водитель. Спасибо, журналист! Не надо мне никакого начальства. Будь подальше от них и поближе к кухне, так у нас в гарнизоне говорили, когда я там в медчасти служила. Удачи тебе!

И вам добра, товарищ военврач! – Юра встал по стойке

«смирно». Скорая закрякала, замигала и выбралась на главную улицу.

Ну вот и хорошо, живой мужик останется. А то в такую погоду недолго бы он протянул. Чего лукавить-то, приятно – человеку помог, возможно, жизнь спас. Доброе дело сделал. «Отец бы похвалил!» – подумал Юрий. Ведь тут не просто себя человеком чувствуешь, тут нечто гораздо большее. Ведь и женщина-врач со

«Скорой» с усталыми глазами, и водитель, подсаженный внуками на интернет дядя Витя – это вообще особые люди. Человеки с большой буквы. Как будто из железа сделанные, а сердце и душа у них живые. Настоящие…

Орлинский бодро шел по улице. Всё его радовало, никаких претензий ни кому нет, и к себе лично тоже. Настрой боевой. Усталости ноль. Хоть опять в ресторан возвращайся. Там сейчас веселье только начинается. Но хочется домой, день сегодня начался очень рано – впрочем, почти как всегда.

Юре всегда везло по жизни на хороших людей. С самого детства. Все помнят – относись к людям так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Это, конечно, правильно, но получается это не сразу. Надо стараться. Сначала выходит плохо, но когда с тобой поступают так, как не хотят, чтобы поступали с ними, начинаешь соображать и ускорять этот процесс, старательно прокладывая себе путь, по которому идут интересные и хорошие люди. Конечно, бывает, что и на этом пути попадаются те, с кем хочется поступить так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой. И сказать им то, чего не хочешь услышать сам. Но так надо сделать. Поблагодарить их потом, можно даже мысленно, за науку – и идти дальше своей дорогой. Всё просто – не трать своё время, отмеренное тебе для этой жизни, на всякую ерунду. Вернуть можно, наверное, всё – только время не возвращается!

Самое дорогое, что есть у Орлинского и у всех остальных добрых, злых, больных, здоровых, пьяных, красивых и не очень, миллионеров и скромных тружеников бюджетной сферы – это время. Вот и всё. У одних это самое время лежит в портмоне из кожи крокодила в бриллиантах, у других это портмоне из кожзаменителя или вообще старенькое, потертое, ещё отцовское. Это неважно – важно то, сколько времени там лежит. Открыл кошелёк – а там время, и сосчитать его никому не дано. Можно только брать и тратить. Как тратить и за что платить – решать тебе: ведь всё до последней секунды – твоё, и ты платишь, пока не опустеет бумажник времени. И вот он пустой, и в него уже не положить ни мгновения. Всё потрачено, за всё уплачено. Пусто!

Юра зашел в квартиру, включил в гостиной свет. На журнальном столике лежит кожаная папка. Класс. Улыбнулся: значит, не приснилось про «Золото Карамкена»!

Юра принял душ, свалился на кровать и включил один из любимых телеканалов про животных. Джунгли там, дно морское, обезьянки забавные, жучки-паучки, змеи и всякая другая симпатичная и не очень живность. Поставил будильник на пять часов утра, телефон на зарядку. Двадцать два часа тридцать минут. За окном – октябрьская пятница, скоро перейдет в субботу. Пошёл снег с дождём. Орлинский любил такую погоду, причём не только из салона автомобиля или из окна спальни, но и когда выходил на улицу. У природы, как все знают, нет плохой погоды – есть одежда, которая не по сезону.

Раздался виброзвонок. Юра взял телефон: номер скрыт. Сегодня уже такое было, когда звонила практикантка Вика. Сейчас время позднее, она не позвонит – значит, это его друг-генерал.

Николаич, привет!

Привет, Юра! Удобно говорить?

Нормально, Николаич! Я дома в люле валяюсь.

Слушай, вопрос есть. Ты ж вроде как с Колымой дружишь?

Связи есть?

Юра не смог сдержать смеха.

Николаич, сегодня у меня прямо колымский день! С утра! Дай угадаю: ты кино про Север снять хочешь? Или сам сыграть в эпизоде?

Орлинскому решительно нравилась беседа.

Какое кино? Нет! Ты с чего это взял? – удивился генерал.

Да сегодня только и слышу весь день про кино, Колыму, золото… Ты позвонил и опять про это. По Никольской иду сегодня – сопки мерещатся. А шаурма в ларьках на слитки золотые походить стала! Понятно! – засмеялся Николаич. – Слушай, наконец нашли в архивах дело деда моего, репрессированного. Пропал он на Колыме в тридцать девятом году. Посмертно реабилитирован. Теперь узнали, в каком лагере он был, когда погиб. Столько лет искал и вот оно наконец! Юра, я хочу как-то продумать поездку туда. Память деда почтить. Может, что раскопаю ещё. Узнай, пожалуйста, что и как, я тебе пришлю название и координаты. Хорошо, друг?

Николаич, я тебя понял. Даже не сомневайся, всё узнаю, дело святое. Есть у меня там к кому обратиться, проверенный дружбан с детства, доставят куда надо и по воде и по воздуху.

Юра, спасибо! Давай на неделе пересечёмся, выпьем по кофе да поговорим. Кстати, ты на охоту не собираешься? Если что, давай сгоняем в следующую субботу. Во Владимирскую область. Олень, лось, кабан… Как ты?

Я только за!

Всё понял, обсудим! Пока, Юра!

Давай, Николаич.С Богом!

Крайний раз Орлинский прилетал в Магадан в июле этого года. Двадцать шестого июля. Он вспомнил, как удивились московские коллеги, когда увидели в плюс тридцать пять на сопках Карамкенского перевала снег, который лежал ещё с зимы и не таял. Потому что он настолько чистый, что отражает лучи солнца. И не тает. Твердый наст – как лёд. Хоть на коньках катайся. И ведь всего метров пятьсот-семьсот от Колымского тракта, где лето вовсю!

Коллеги-журналисты, объездившие полмира и повидавшие много чего, были восхищены красотой Севера. Они искренне благодарили Юрия за организацию этой экспедиции. Летали на вертолёте, ездили на гусеничных вездеходах, выходили на рыбацком баркасе в Охотское море. Ловили камбалу, треску, ели крабов, сидели на берегу реки Армань, ночью у костра пели песни Высоцкого под гитару. Варили уху. И над этим всем – колымское небо. Так вот, после этой поездки многие решили на Север в отпуск приехать. Да, всё-таки существует северное притяжение. Умом этого не понять, только сердцем ощутить можно. Кто хоть раз на Колыме побывал, у того она на всю жизнь в душе останется. Конечно, край суровый. Народу в лагерях полегло – страшно представить. С тех пор и сложился у этого удивительного по своей красоте края образ лютого для человека места. Но ведь природа тут не при чём! Человек убивал человека, а где – без разницы: возле теплого моря на белом песке или у холодного моря у чёрных скал. Всё это делал человек. Человек, между прочим, разумный. Строил лагеря, обносил их колючей проволокой, пытался себе подобных или со свету сжить, или в бездушных монстров превратить – что, в принципе, одно и то же…